Человек перед Камнем встал с колен. Он положил ладони на острый верх скалы — по обе стороны от надписи. Он закрыл глаза и начал искать в глубине своей души те слова, которые могли бы тронуть Камень. Он искал того, кого помнил, как Гедрикса — Говорящего-С-Камнем. Он сам был Говорящим-С-Камнем. Где-то глубоко внутри есть в нём тайник, в который нет доступа ни одной живой душе. Там живёт Нечто — то, что знает правду о нём, о его пути, о его назначении, его судьбе. Оно молчит, поскольку дверь в эту тайную комнату пока закрыта.
Он вдруг осознал, что только для него и больше ни для кого другого пела свою песню принцесса-эльф Пипиха.
"Потоки вод уносят нас, цветы весны осыпаются по желанию ветров. Теряет время нас, теряет и уносит, как сухие листья. Лети, лети, мой ветер, пой песню юности моей. За грозовыми облаками, за летними дождями, за светлым солнечным лучом, за серебристым лунным светом иду я в путь мой по нескончаемой дороге.
Я говорю с водами, с потоками речными. Я заговариваю море, когда хочу пройти над безднами, и рыбы, и чудища морские кивают мне, когда иду я по волнам.
Расступитесь, скалы, — идёт ваш властелин. Поёт со мной земля, и камни вторят припевами. Мне открывает недра любая горная страна — сокровищницы всех миров доступны мне. Я прохожу сквозь горы, пересекаю ущелья, миную каменных стражей на своём пути, на нескончаемой дороге.
Огненные океаны, потоки пламени, горящая земля — мой путь идёт через миры, в которых дышит, говорит и любит живой огонь. И я седлаю своего красного коня — дракон несёт меня сквозь огненные бездны.
Мой путь нескончаем. Я — Джавайн!"
Твёрдые, непослушные слова падают с онемевших губ и, падая на сухую землю, взрывают мелкими фонтанами песок — так труден, так тяжёл и неуклюж язык камней. Лишь Говорящий-С-Камнем мог нежно обращаться с этой упрямой неуступчивой породой. Я Говорящий-С-Камнем! Повинуйся мне!
Вздрогнула земля, когда пришёл в движение утонувший в ней кусок скалы. Пошли выворачиваться слои почвы, начал рваться дёрн. Широкий плоский корпус, влажный от земли, обросший старыми корнями, роняя земляных червей, плавно поднимался вверх. Он вознёсся выше дуба и застыл, как монумент.
— Вот мы и свиделись, Румистэль. — прогудел каменный великан. — Что же ты так медлил?
Застыв от изумления, человек смотрел на огромный камень. Почему тот назвал его таким именем? Тем же именем, которым назвал его на Бесконечной Дороге Гедрикс!
— Нет, ты ошибся, Камень. — ответил он наконец. — Я другой человек.
Тот медленно моргнул своими потрескавшимися каменными веками, и попытался рассмотреть того, кто потревожил его вековой сон. У великана ничего не получилось — он был слишком высок, а человек у его подножия так мал.
— Возможно так. — проронил он наконец. — Мне показалось, что я встретил своего друга Румистэля. Но, раз ты тоже можешь говорить с камнем, говори: что надо? Мне очень трудно так стоять, я слишком стар.
— Мне нужно знать всё о перстне белого металла, с кошачьим глазом — как он попал к воздушным девам.
— О, эти все мелкие человеческие дела меня не касаются. — вздохнула каменная громада. — Спроси меня что-нибудь о пути, которым собираешься идти. Я не самый сильный оракул среди Оракулов, но всё же могу предвидеть будущее.
— Чем кончится мой поиск? — спросил Лён, обрадовавшись такому случаю.
— Ты найдёшь искомое. — ответил Камень.
— Я спасу друга?
— Ты его потеряешь.
— Как?! — вскричал Лён. — Значит, всё напрасно?! Напрасен этот Жребий, напрасно я потерял родителей?!
— Не сердись на меня, Румистэль. — взмолилась скала, забыв, что человек отказался от этого имени. — Я всего лишь старый оракул у дороги. Я вижу, что ты выходишь из поиска без друга.
— А, так ты просто о Долбере. — вздохнул с облегчением тот, кого оракул почему-то упорно называл непонятным именем. — Я думал, ты о Пафе. Вполне возможно, что я оставлю Долбера в этой стране, ведь он царский сын, и примет власть после смерти своего отца.
— А может и наоборот. — ответил Камень. — Именно отец примет власть после смерти сына.
— Что?! Что ты сказал?!
— Что я сказал такого? — изумился Камень.
— Ты сказал, что Долбер погибнет!
— Вот уж не знаю. — заворчал старый оракул у развилки трёх дорог. — Мне просто на язык пришло. Я вовсе не хочу сказать, что царь Лазарь что-то хочет сделать плохое твоему товарищу, ему всего лишь нужен перстень. Но ты зря избавил его от каменной демоницы.
— Почему?! — крикнул Лён.
— Не знаю. — пробормотал Камень. — Будь я моложе, может, и знал бы. Я устал и хочу спать. Я всего лишь оракул, а не советчик. Прощай, принц.
С этими словами камень начал уходить обратно в землю.
— Постой! — крикнул принц. — Я не всё ещё спросил! Почему ты называешь меня Румистэлем?! Почему принц?! И кого мне спросить про перстень?!
— Я слишком стар. — пробормотал Камень, роняя мелкие крошки со своей макушки. — Проси воздушных фей — они болтушки и плясуньи. Устроили возле меня свою ловушку и обманывают путников.
Он врос в землю по прежний уровень, дрогнув напоследок — от этого движения осыпались песком остатки букв на передней стороне, оставив только плоскую выщербленную поверхность. Теперь никто уже больше не станет просить у Оракула совета, по какой дороге ехать.
— Воздушные девы, откликнитесь на мой зов! — позвал Лён. Ничего не произошло, никто не вышел — как скалились черепа на дубе, так и скалятся.
О, если бы, как царевич Елисей, договориться с Бореем! Или, как Гедрикс, подружиться с Севернором! Вот это были исполины, вот это волшебники!
Тут Лён вспомнил о вещах, найденных в пещерке. Они ведь здесь, с ним, в его дорожной сумке! Если он не умеет, подобно Гедриксу, говорить к ветру, то отчего бы не воспользоваться эльфийской дудочкой! Кто знает, может, эти вещи повинуются ему!
Вещица выглядела несколько странно — оба конца совершенно одинаковы. Это просто полая палочка с дырочками. Лён осторожно дунул в один конец — ничего не произошло. Тогда в другой конец — точно также ничего.
— Гранитэль, ты видела такую штуку? — спросил он Перстень.
— Нет, никогда не видела. — призналась она. — Но я чувствую присутствие эльфийской вещи.
Ободрённый этим словом Лён начал дуть изо всех сил то в один конец, то в другой, пробуя вещь на пригодность. Так и так ничего не получалось.
— Достаточно. — решил он. — Больше я не могу тратить ни минуты. Надо быстро лететь к Долберу.
Тут порыв ветра взъерошил ему волосы, а вторым порывом — уже гораздо более сильным — его бросило на землю. Упав на спину, он увидел, что творится в небе.
Небо бесновалось — свирепые чёрные тучи шли навстречу друг другу, сталкивались мощными плечами, рождая молнии и громы. Жестокая карусель захватывала их и разрывала, словно клочья ваты. Сверху неслись на землю зримые глазами потоки воздуха, они ударяли в поле, вызывали взрывы и разносили во все стороны лохмотья почвы, изломанные кусты и целые деревья.
Чудовищная буря неслась к вековому дубу. Листва его уже дрожала в страхе, а черепа попадали на землю и покатились прочь, словно убегали.
Страшный таран приближался, словно скорый поезд. Он набирал бешеную скорость, обрастая со всех сторон новыми ветрами. Лён ошеломлённо наблюдал с земли эту кошмарную картину, соображая, что сейчас его сотрёт в порошок вместе с дубом, дудочкой и Перстнем.
— Останови бурю! — закричали ему в уши голоса, и Лён увидел, как вокруг него заплясали тени.
— Как остановить?! — закричал он в ответ.
— Дунь в другой конец!
— Я дул в оба конца!!
Тени завыли и заметались, сшибаемые ветром и бросаемые из стороны в сторону.
— Громобой летит! — кричали они. Их подхватило и понесло далеко в поле, где вертелись сумасшедшие вихри.
— Сломай дудку! — прорвался от Камня гулкий голос, который перекрывал даже бешено ревущую бурю.