— Не знаю я ничего. — угрюмо отвернулся Комаров — небритый, угрюмый и худой тип двадцати двух лет. Сидел он безвылазно дома, курил постоянно в коридоре и жил на иждивении родителей. О его заболевании красноречиво свидетельствовали многочисленные трусы, висящие на верёвке над его головой. Вся маленькая комната Комарова провоняла мочой.

— Ссытся по ночам. — просто объяснила его мама, усталая немолодая женщина в обтрёпанной косынке. — Замаялась стирать.

Обстановка дома Комаровых была очень бедной, да и жили они на улице, где стояли вдоль одной стороны сплошь одноэтажные домишки. Небольшое подсобное хозяйство занимало дворик — Комарова торговала зеленью на рынке, а её муж-инвалид налаживал обогрев в теплице.

— Газом пользуетесь? — заметил зоркий Воропаев. — Не положено. Составлю акт.

Комаровы дружно заголосили — их уже не раз штрафовали, да жить-то как-то надо! Даже дворовый пёс тоскливо стал завывать.

Был ещё один хороший случай с подозреваемым. Говорят, он похитил и удерживал девочку из своего класса — целую неделю искали. Только никаких актов от этого инцидента не осталось — потерпевшая уехала с родителями за границу. А прежний участковый не стал составлять никаких бумаг, и даже более того — снюхался с матерью подозреваемого и стал жить с ней в гражданском браке. Эх, жаль — такое дело пропадает! Ну хоть бы одна зацепка! Но, от всех этих неясных свидетельств осталось у Воропаева твёрдое убеждение, что сильно виновен этот Косицын во многих делах. А если Воропаеву что-то показалось, не будет тому человеку жизни, который его в этом убедил.

И ещё одно очень странное происшествие в подъезде того дома: кто-то страшно изуродовал безобидного местного эксгибициониста, о котором знала вся районная милиция и который никому вреда не причинял. Ну приведут его, придурка, в отдел, сделают внушение и отпустят. Но, в последний раз он накололся так, что до сих пор на улицу не может выйти. Воропаев видел снимки, сделанные в больнице: словно огненные когти прошлись по тщедущному телу этого мелкого извращенца — долго не заживали на нём следы ожогов, особенно было изуродовано лицо. Теперь ему на улицу не выйти — его рожа, как вывеска стала: лупи сюда — на ней был фиолетовый отпечаток ладони. Медики сказали, что это внезапно возникшее бугристое родимое пятно вывести невозможно.

Но вот что странно, краплёный господин уверял, что получил такие раны от девчонки. Может, не разглядел в темноте? Они ведь, эти эксгибиционисты, предпочитают прятаться где-нибудь в тени. Хотел его Воропаев потрясти хорошенько, пригрозить СИЗО, дело завести, чтобы вспомнил получше: не пацан ли его так ошпарил? Да посмотрел на эту гнилую тварь, плюнул от отвращения и ушёл — руки марать неохота.

Насчёт оружия Воропаев продолжал упорно рыть. Говорят, что весь класс видел как подозреваемый похвалялся оружием. Но опять — вот досада! — показания свидетелей разнились.

— Да, такой шикарный кинжал! — с восторгом подтвердил некто Парамонов. — Сияет так, как лазерный меч в "Звёздных войнах", там ещё такой джедай…

Однако джедаев к делу не пришьёшь.

От Максима Гринштейна было ещё меньше толку.

— Не меч это, а иголка. — терпеливо объяснял участковому интеллигентный юноша со внешностью одарённого скрипача. — Насколько мне известно, пока ещё иголки не считаются холодным оружием и к ношению не запрещены.

Третий был всех хуже.

— Да, это волшебный дивоярский меч. — серьёзно заявил краснощёкий крепыш. — Я сам видел этот меч в действии — им хорошо убивать вурдалаков. А Дивояр — это волшебный город, плавающий меж мирами.

Воропаев решил более этим вопросом не заниматься.

Наконец он посетил опекуна подозреваемого. Вот это торнадо обрушился на участкового! И здорово же насолил им подозреваемый всего за месяц совместной жизни.

— Не слушается никого… — говорил Николай Косицын трясущимися губами. — Бандит он! Представляете, три дня дома не ночевал — ушёл ночью незаметно и вернулся так же незаметно! Как он это сделал? Ведь ключей мы ему не давали — боялись, что приведёт сюда своих дружков и обворуют всё. А он дверь вскрыл, да как хитро — язычок-то наружу, а замок не тронут! И пришёл — весь потемневший, глаза бешеные! Говорю вам — медвежатник!

— Но-но, папаша! — проговорил Воропаев, ошеломлённый этим шквалом обвинений. — Он ведь всё-таки под вашей опекой. Квартира-то его по закону.

— Вот именно! — вскричал "папаша". — Это квартира моей бывшей жены! Я наследник, а не он!

— Он колготки детей кидает! — с плачем вмешалась жена опекуна. — Пинком прямо вышвыривает!

— Да замолчи ты, Рая! — взволнованно ответил Николай Петрович. — Не в этом дело!

— Оружие у него видели? — надвинулся на опекуна Воропаев, решив прервать эти бессмысленные вопли. — Нож такой большой.

Рая пискнула и уставилась на милиционера круглыми от ужаса глазами, а Косицын-старший как-то сразу окоченел и только пролепетал:

— Оружие?..

— Позвольте-ка, я осмотрю. — уверенно отодвинул в сторону этих двоих Воропаев и вошёл в квартиру. Под ноги ему сразу попались два сопливых пацана — один без штанов. Были дети настолько же некрасивы, насколько их родители жалки. В открытой комнате справа валялись повсюду раскиданные вещи, на диване громоздилась гора всякого тряпья, на на подоконнике стояла грязная посуда. Экран телевизора был весь захватан сальными пальцами, дверь вымазана чем-то вроде детского говна.

Воропаев с гадливостью отвёл глаза. Сам он был человеком аккуратным и по-военному подтянутым, оттого всё увиденное вызвало у него отвращение. Он обошёл двух мелких, которые смотрели на него, разинув рты, причём младший трогал языком сопли.

Участковый направился в комнату подозреваемого. Там он втянул ноздрями воздух и поморщился — воняло, как в спальне у лежачего больного. Кругом валялось грязное бельё, драные игрушки, под двухярусной кроватью — пыль. Единственным чистым местом был диван. Но, где постельные принадлежности?

— Он спит здесь? — спросил участковый.

— Он сказал, что оторвёт мне жопу, если я залезу на его диван. — отчётливо сказал старший мальчик и с интересом уставился на милиционера.

Рая ахнула и схватилась за сердце.

— Да, вот такой мерзавец. — скорбно подтвердил опекун.

Воропаев со всей доступной ему иронией взглянул на эту пару — они так яростно, так целеустремлённо защищали своё новое семейное гнездо, стремясь избавиться от ненавистного им кукушонка, как будто это он влез в их жизнь, а не они в его. Да, в них Воропаев нашёл достойных союзников — эти не подкачают.

— Посмотрим, что тут. — сказал участковый, поднимая сидение дивана.

— Вот это раз. — удивился он. — Он что, питается не с вами?

В диване находились три пакета с продуктами: пара батонов копчёной колбасы, голова сыру, лаваши, копчёная рыба, консервы, сахар, чай, сгущёнка, кофе, печенье в пачках и многое другое.

— Он нас обворовал? — с ужасом спросила Рая.

— Нет. — мрачно ответил Николай Косицын. — Мы таких продуктов сроду не покупали, мы слишком бедные.

— А деньги вы ему даёте? — спросил участковый.

— Нет! — возмутился опекун. — Я и так должен платить за квартиру! У меня жена больная, у меня детям требуется лечение!

— Тогда откуда это всё?

Мужчина с женщиной переглянулись — они понятия не имели, откуда это может быть.

— Выходит, ворованное. — заключил участковый, разглядывая фирменный логотип на одном пакете.

Тут от входной двери раздался требовательный звонок — это явился из школы подозреваемый. Он уставился на милиционера, едва вошёл в свою комнату.

— Ну, что смотришь на меня? — с удовольствием спросил Воропаев, глядя на этого рослого не по возрасту парня. — Собирайся, бери паспорт, отправишься со мной в отделение. Пока под стражу, а потом посмотрим.

И тут выявилось совершенно непредвиденное обстоятельство: у подозреваемого не было паспорта! Не дали ему паспорта, потому что матери у него теперь нет и взять неоткуда. Вот вам и всё! А куда его без паспорта денешь? Без паспорта он никакой не подозреваемый и даже вообще не человек! А что касаемо жратвы, то пожертвовали ему всё это родители его одноклассника — торгаши Чугунковы. Они подкармливали его и с собой кое-что давали, вот и сегодня три пакета дали. Всё это они подтвердили по телефону, и никаких претензий.