Они вышли из подвала, едва переводя дух от отвратительного амбре.

— Нет, это невозможно: никакой это не гомункул, а просто бомж — грязный, пьяный, наглый. Не мог он быть лишь десять часов назад ребёнком — блажь всё это. И не мог вырасти за один день во взрослого человека. — вынесла вердикт Изольда.

— И откуда только такие твари берутся! — с отвращением сказала директриса. — Какая мать их родит!

— Шёл бы работать, лоб здоровый, — с осуждением подхватила Изольда. — У них одно лишь на уме: где взять напиться.

Завхоз помалкивал, лишь соображая, что новость, сообщённая ему физиком Карпом Полумудрым, была не шуткой: кто-то ночью пировал в кабинете физики и оставил кран с волшебной выпивкой открытым.

"А если это мы забыли закрыть?" — думал завхоз. После того, как драгоценная выпивка всю ночь стекала в канализацию, прекрасное вино сменилось на какое-то гнусное пойло. Вот об этом встревоженный физик и сообщил сегодня утром, когда три друга пришли к нему в лаборантскую опохмелиться. Но, не могли же они оставить после себя следы такого подлинно дикарского пиршества! Кто-то всё же шарил у физика в кабинете.

С печальными мыслями и тревожными предчувствиями все трое оставили школу, сдав дежурство ночному сторожу.

— Ты там, Романыч, поосторожнее. — неопределённо предостерёг пенсионера завхоз. — Не ходи в подвал.

— Слушаюсь! — молодцевато отрапортовал Иван Романыч.

Представить можно, что встретило бы утром школьников, если бы в дело не вмешался один таинственный обитатель школы. Встретился с ним Романыч на третьем этаже, возле лестницы. Стоял чёрный человек около окна, но свет ночного фонаря не достигал его лица, скрытого широкополой шляпой. Этот человек внимательно наблюдал за тем, как некий субъект с усердным сопением вскрывал отвёрткой дверь кабинета физики.

— Смотри, Романыч, до чего доводит неумеренное возлияние. — заметил сторожу чёрный человек. — Откуда в столь юном существе такие вредные привычки? О, бульон Опарина! Я догадался! Биологичка тяпнула стопарик перед началом опыта! Всё, это необратимо. Проще нового гомункулуса сотворить, чем перевоспитать этот неудачный опыт. Оставь его, Романыч, пусть он покажет этой даме круговорот веществ в природе. Очень наглядно! Чрезвычайно убедительно! Вот этот пьяный тип как раз и докажет вашим ученикам простую истину: человек состоит из того, что ест и пьёт… его родитель. И уж если ваша билогиня сладкоежка и невоздержана к спиртному, то её чудное создание будет всецело предано её же интересам.

— Научит он ребят плохому. — ответил сторож. — Куда такого в школе держать? И Паша с Любой обижаются, говорят: больно хулиганит.

— Да, ты прав. Гнать надо такого типа из общества. Я уже понял, что образование для него бесполезно.

— Давай, гони. Я вот телогрейку ему припас и старые штаны. Пущай уходит, оглоед. — согласился старик Романыч.

Так что, утра гомункул не дождался. На радость школьному руководству, он был выдворен из школы тем чёрным человеком, что сам и породил его. Он, а не биологиня Матюшина, был причиной появления в школе мерзкого бомжеватого подонка. Так что вина Матюшиной была лишь в одном: в неумеренном пристрастии к алкоголю. Нельзя всё же в пьяном виде проводить уроки. Надо осмотрительнее быть при деле выведения себе подобных!

Однако ничего ведь не берётся ниоткуда просто так и не исчезает никуда само собой — это подлинно физический закон, который часто выводил на доске перед учениками Карп Полумудрый. Сказывают, что видели гомункула тёмным вечером. Шатался он в обнимку с бомжихами по улицам, песни пел, грузил матерные анекдоты. Совсем уже седой, с мешками под глазами и серой мордой, он рылся в мусорных бачках поблизости от родного дома, собирал бутылки. Вокруг ползли нехорошие слухи, будто бы в школе собирались по ночам бомжи, шатались по холодной крыше, выли на луну, били стёкла в близлежащих домах, хулиганили в подвалах, малевали свастики на стенах, охотились на припозднившихся прохожих.

Находили обглоданные кошачьи скелеты, растрёпанные голубиные перья, вороньи клювы. По утрам валялись мусорные баки на боку, являя миру всё своё бесстыдство. Гомункулус, поганец, натворил себе подобных и теперь со стаей малолетних проныр шатался по подъездам и ныл, что он — погорелец. Подайте, кто сколько сможет!

В конце концов, он сдох от старости в подвале и разложился на составляющие элементы: дерьмо, мочу и серый порошок. Так помер гомункулус бесславно, но дело его, говорят, живёт доныне. Его потомки ходят по стране, плодясь со страшной силой и называя себя жертвами науки. Они просят подаяние на дальнюю дорогу, чтобы вернуться к родимой маме, к первоисточнику, к родной своей школе, к нравственно бесцельным общеобразовательным устоям, обратно — в пластиковую банку.

Декабрь был в самом разгаре, а погода совершенно не соответствовала зимней — мокрый снег то и дело сменялся моросящим дождём. Низкое небо висело неразличимым мутным покровом — ни облаков, ни туч, одна сплошная пелена. Деревья стояли голые и мрачные, дома словно нахохлились, прохожие бежали, запрятав головы в воротники. Тоска была смертельная — о ней говорили даже по телевизору в новостях, отмечая гнетущую депрессию среди населения.

Прошлым воскресеньем состоялся прощальный разговор с Наташей. Платоновы уезжали прочь из этой серой страны с её тошнотворными погодами. Наташа сама пришла к Лёну попрощаться, но разговор опять не вышел — снова сказалось её странное ожесточение, причина которого была Лёну непонятна.

— Знаешь, я не хочу вмешиваться в твои дела, — заговорила тогда Наташа. — но кое-что мне ещё летом, в вашей деревне, показалось странным.

Он очень удивился и приготовился слушать.

— Ты сам-то что думаешь о том, как ловко Гонда и Брунгильда тебя подставили?

— О чём ты? — изумился Лён.

— Тебе, фактически подростку, поручили казнить деревенскую ведьму. Тебе подарили волшебный меч, а оказалось, что это какой-то Каратель. И в силу принятых вслепую обязательств ты был вынужден привести в исполнение приговор, не тобой вынесенный. Почему Брунгильда не пожелала сама пачкать руки? Почему такой добрый Магирус Гонда не вступился за тебя и не снял с тебя такого непосильного назначения? Фактически тебя повязали кровью.

Лён пребывал в замешательстве. Как объяснить Наташе? Ей трудно понять это, она же лишь два раза, и то эпизодически, побывала в волшебной стране. Ей не понять того действительно высокого обязательства, которое возлагают дивоярцы на равного себе. Да, он сам был не готов к миссии своего оружия. Он действительно не знал, что за подарок сделал ему филин Гомоня. Почему старик избрал именно его. Но то почтительное изумление, что проявилось в глазах волшебников, когда они узнали, что Лён стал обладателем дивоярской стали, лучше всего убеждало в высоком долге.

— Тебе не кажется, что ты слишком положился на порядочность волшебников? — продолжала Наташа, поскольку он молчал. — Возможно, законы Дивояра отличаются от твоих представлений о добре и долге. Возможно, достигнув своей сияющей мечты, ты встретишь нечто такое, что будет просто несовместимо с твоим личным понятием о нравственности?

— Откуда такие подозрения?! — неприятно поразился Лён. — Что плохого тебе сделали волшебники?

— Мне лично ничего, и никаких претензий у меня лично к ним нет. — довольно жёстко ответила Наташа и продолжила уже мягче: — Меня лишь беспокоит твоё будущее. Я уезжаю, и мы больше не встретимся — нас ждут совсем разные судьбы. Ты будешь всё больше уходить в Селембрис, пока жизнь здесь не станет тебе окончательно чужда. Это совершенно естественно — кто бы мог устоять в выборе между скучным прозябанием здесь и фантастическим полётом там. Всё это так… Но только стоит ли безоглядно повязывать себя обязательствами перед твоими дивоярцами?