— Ну ты погань лимбовская. — с ненавистью сказал старику мутузник. — я так и знал, что ты задумал какую-то афёру. Да только вовремя не сообразил, при чём тут Васька.

— Я предлагаю всем вернуться обратно. — заговорил Лён.

— А я предлагаю совсем иное! — воскликнул Тотаман. Он выхватил из куртки кинжал и метнул его в Василька. Перед самым лицом оцепеневшего от ужаса юноши вспыхнула белая молния — это рука Лёна мгновенно выхватила из ножен шпагу и отразила удар. От яркой вспышки света все на секунду ослепли, а когда зрение вернулось, то Ганин Тотаман лежал на земле, выкатив глаза и вывалив язык. В горле его торчал его же собственный кинжал.

— Ты что наделал?! — завопил старик, бросившись к бездыханному телу.

— Сам виноват. — насмешливо отозвался Лён. — Слишком много сразу захотел. Не надо было со Жребием в игры играть.

— Вот сволочь. — с отвращением сказал демон, глядя на мёртвого мутузника. — Такое дельце запорол.

— А ты хорош! — язвительно обратился он к Лёну. — Здорово меня поддел! Отыгрался за прошлый раз! Ну, ладно. Дождусь другого случая.

Он подпрыгнул, обернулся вороной и полетел прочь. От его тела отделился какой-то плотный комок и стремительно полетел вниз.

— Что же ты решила, принцесса? — спросил Лён. — Неужели, по-прежнему хочешь раствориться в Живом Кристалле? Скажи ей, Граниэль, что это не самый лучший выход.

— Это выход, Лён. — возразила к его удивлению Гранитэль. — Для принцессы-эльфа это выход. Она будет коротать вечность в Живом Кристалле.

— Да, пока не откроется дверь и не найдётся Джавайн. — улыбнулась девушка.

— Ты говоришь о Дивояре?! — изумился Лён.

— Нет, я говорю о Джавайне. — ответила она. Приблизившись к Лёну, девушка с улыбкой протянула руку и нежно тронула его за щёку. Была она невысока, и очень тонка, отчего казалась слабой былинкой. Тонкие пальцы принцессы приклонили голову дивоярца, и лёгкий поцелуй коснулся его губ. Не радость он принёс, а непонятную печаль — как будто Лён вкусил степной полыни или поймал губами соль морской воды. Первый поцелуй молодого дивоярца был горек.

— Идите и оставьте меня тут, с Наганатчимой. — проронила девушка. — Уходите, а я знаю, как мне распорядиться временем.

Двое в полном молчании спускались по винтовой лестнице внутри головы каменного великана.

"Скажи хоть слово, Наганатчима!" — воззвал в мыслях к великану Лён.

Наганатчима промолчал.

— Они ушли… — растерянно произнёс Василёк, оглядывая место стоянки мутузников — всё было пусто.

— Как же нам выбираться отсюда? — озабоченно спросил он. — Эх, за целый год пропала плата! А я мечтал дом купить, жениться, торговлю завести! Куда идти? Отсюда до жилых мест ноги собьёшь, пока дойдёшь.

— Ладно, не плачь, Василёк. — рассеянно отозвался Лён. — Как-нибудь да выберемся.

Сам он был занят совсем другими мыслями: пытался вспомнить те странности и недомолвки, которые присутствовали в разговоре на вершине. Что-то важное ускользнуло от него. Что-то недоговаривала Пипиха, что-то умолчал демон, о чём-то едва не проболтался Тотаман. И даже Наганатчима не сказал всей правды.

— Давай-ка обойдём эту гору. — предложил он товарищу, и Василёк, всё так же недоумевая, последовал за ним.

Обходить пришлось довольно долго — гора была обширна, но с другой стороны каменной головы среди сухого мха нашёлся маленький тугой мешочек, который обронил, улетая, ворон.

— Вот твоя кубышка. — сказал Лён, не дотрагиваясь до неё. Он сделал пасс, и кошелёк начал распухать, потом распался на несколько кожаных мешков. Один из них лопнул, и из прорехи посыпались монеты.

— Это же деньги Тотамана! — изумлённо воскликнул Василёк.

— Теперь твои. Бери, сколько сможешь унести, и уходим.

— А как же остальное?!

— Не жадничай. — не оборачиваясь ответил Лён. — Здесь нельзя долго оставаться, оттого твои подельники и сбежали — сообразили, что атаман оставил их не зря поблизости от Наганатчимы. Они ему были больше не нужны.

Отойдя подальше от Трёх Утёсов, Лён остановился, с улыбкой посмотрел на взмокшего Василька — тот всё же ухватил больше, чем смог нести — и громко свистнул в небо.

— Сияр! — крикнул дивоярец, когда с шумом крыльев на землю опустился невиданный серебряно-белый конь.

— Садись, Василёк. — пригласил Лён друга. — Будет тебе и дом, и жена, и торговля.

— Лён, — схватил его за рукав товарищ. — кто ты такой?

— Не знаю. — после недолгого молчания ответил тот.

Утро в школьной столовой начиналось как обычно. Повариха Королёва — она же директорской волей завпроизводством — готовилась ко встрече учеников в хоромах общепита. Скоро прибегут нетерпеливые младшие школьники, особенно первоклашки, которым так и не терпится потратить данные родителями деньги — всё равно на что. Придут вечно голодные средние классы и будут подметать с прилавков всё, что только там лежит, а потом пожирать на бегу, роняя на пол крошки. Явятся старшеклассники, которым тоже вечно хочется есть. Всё это требовало от поварского коллектива в лице двух поварих полной самоотдачи. Но Верка сегодня обещала, что придёт попозже — ей надо ещё в тубдиспансер зайти — и все утренние хлопоты свалились на плечи могучей Королёвой.

Повариха трудилась, кроша на мелкие кусочки и вымешивая своими полными руками в большой кастрюле оставшиеся со вчерашнего дня огрызки котлет, остатки дешёвых сосисок, сарделек, солёных огурцов и заплесневелого сыра. Из всего этого получатся сегодня очаровательные пиццы, которые так любят ученики. За пиццами давились в очереди, это изделие считалось в кухне Королёвой самым замечательным блюдом. Учителя тоже любили школьные пиццы и охотно брали их домой — своим детям. Секрет изготовления этого изумительного блюда Королёва хранила в тайне — для этого требовалось придти пораньше, чтобы смешать в кастрюле стратегические ингредиенты начинки. Вот Королёва и старалась, тщательно измельчая и вымешивая разные огрызки, чтобы ученики не признали в её стряпне следы своих же зубов. Вот удивительно: котлеты им не лезут в глотки — невкусно! — а те же котлеты в пицце — объедение!

Повариха на мгновение оторвалась от дела, подняла голову и прислушалась. Почудились ей какие-то посторонние звуки среди клокотания кипятка в кастрюлях, шипения котлет на противнях и слабого потрескивания духовых шкафов. Она обвела глазами своё обширное кухонное хозяйство, и вдруг замерла от испуга. Вся поверхность раздаточного стола была занята тараканьим войском. Они сидели там — крупные, глазастые, свирепые и шевелили длинными усами.

Здоровые рыжие молодцы плотным слоем покрывали всю поверхность стола, сидели на хлебе, который был приготовлен для учеников. Весь проход был занят этими кошмарными тварями. Обычно Королёва не боялась тараканов — в России жить да тараканов бояться?! — но в такой плотной массе эти насекомые могли кого угодно привести в неописуемый ужас. Но тут случилось ещё кое-что, невообразимо более кошмарное, чем всё, что могла до сих пор представить Королёва. Она увидела, что тараканье войско предваряет один, особо крупный экземпляр — он сидел на краю стола и страшно шевелил усами. И повариха явственно услышала как таракан говорит! Его негромкий, но отчётливый голосок прозвучал от стола, как гром с ясного неба.

— Эй, Королёва! — позвал Малюта с хлебного подноса. — Ты чего там в кастрюле намешала? Мы такое есть не будем!

Королёва отвалилась от огромной кастрюли с мятыми боками и потемневшим дном. Побелевшими глазами она глянула на прилавок и с тихим стоном начала сползать, слабо цепляясь за металлическую стойку.

— Пойди-ка, ротный, посмотри, чего она там натопила в плошке! — зловеще приказал Малюта, не сводя глаз с онемевшей поварихи.