Конечно, женщина была не виновата в своей болезни, но до чего она была противной! Плаксивым тоном что-то выговаривала своему мужу, жалуясь на всё и на всех — как многие хронические больные, она полагала, что весь мир обязан соразмерять своё движение с её недомоганием. Вечно у неё не хватало сил, чтобы приготовить нормальный обед и сходить в магазин — она ждала мужа, когда тот придёт с работы, всегда унылый и недовольный, и пойдёт чего-нибудь купить.

Самое её любимое блюдо были каши-размазни из гречки или манки. Варила она также тощенькие супчики из пачек, чтобы не пачкать посуду. Но, тем не менее, на столах, на подоконнике, в раковине всегда прокисала гора посуды. А вечером Рая жаловалась Николаю, что Лёня совсем не хочет помогать ей — мусор не выносит, посуду не моет, полы не моет. Она так и подзуживала своего мужа, постоянно находя новые обвинения для нелюбимого пасынка. Вот и проси еды у такой. Лён даже куртку свою зимнюю не желал просить — для этого надо было лезть в стенку и рыться в антресоли. Вот почему он мёрз в своей осенней курточке — скорее из особого упрямства, нежели по необходимости.

"В другой раз как пойду в Поиск, наемся про запас!" — угрюмо думал Лён, сидя на тёплой трубе возле дома. Теперь он страстно желал поскорее сорваться с места и снова очутиться в Селембрис или ином каком-нибудь мире, где почему-то всегда была возможность достать еду. Но, от погружения до погружения проходили иногда недели, а то и месяц. Почему медлил Жребий — кто знает?

— Гранитэль, скажи. — вспомнил он о своём единственном друге, который был ему верен в любой беде. — Ты знала, что под личиной Рипа не скрывался Лембистор?

— Точно не знала, но это было очевидно. — ответила она. — Слишком уж Рип был непосредственный, слишком привязан к тебе. У Лембистора в любом облике проявляется его демонская сущность — он насмешник. Он любит издеваться над противником и даже над единомышленниками. Его страсть — соперничество.

— А почему же не сказала? — упрекнул он принцессу.

— Потому что ты сам должен осознать свою ошибку.

Лён замолчал — снова хотелось есть.

— Как мне жаль. — печально промолвила Гранитэль. — Как жаль, что я ограничена условиями Жребия. Ты голодаешь, а я ничем не могу тебе помочь.

— Обернуться бы совой да мышей намышковать. — пошутил Лён, но тут же передёрнулся от отвращения: голодное воображение живо ему нарисовало картину, как он сидит на ветке и терзает кривым совиным клювом дохлую мышь. Ведь в образе животного он сохранял человеческий разум, так что этот путь был недоступен.

Осталась последняя идея — пойти и занять денег у Федюни, а для этого надо отправляться в школу.

***

Последним уроком восьмого "Б" был урок магии. Это было очень кстати, поскольку сегодня Кирилл Никонович, мучимый отсутствием ясного методического плана, решил провести урок гадания на кофейной гуще. За отсутствием учебных пособий он решил проштудировать вторую книгу о Гарри Поттере. Идея гадания ему очень понравилась, а про учеников нечего и говорить — рады кофейку попить. Поэтому, когда Лён ввалился на урок мрачный и голодный, то был ошеломлён количеством съестного, которое оказалось припасено девчонками с урока технологии. Тут были всяких форм и видов печенья, какие-то кренделя с загадочной посыпкой, рулеты и пирожные, а также неизменные блины — всё это было домашнее задание, которое девочки все поголовно исполнили на пять.

— Привет, Лёнька! Ты где пропадал три дня? — спросил его Федюн. И Лён с изумлением узнал, что не было его в школе три дня, включая сегодняшний. Он ничего не понимал: выходит, он вернулся в этот мир не той же ночью, а гораздо позже! Но, видение благоухающей ванилью, корицей и прочими отдушками выпечки, быстро вытеснило из головы все иные соображения.

— Сейчас начинаем кофепитие! — торжественно провозгласил Базиль. — А потом все сделаем, как я вам покажу.

О, здесь было очень интересно! Все завозились, доставая припасённые из дома чашки с блюдцами и ложечки. И только Лён остался без магического прибора, но учитель подал ему элегантную чашечку из китайского сервиза.

— Из этой чашки пьёт кофе один мой астральный друг. — с улыбкой сказал Кирилл Никонович, и Лён благодарно улыбнулся в ответ, поскольку оценил шутку учителя. Впервые он подумал о Базилевском дружелюбно, хотя до этого считал его проходимцем.

Крепкий кофе в союзе с печеньем и прочими вещами вернули Лёну настроение. Все в классе были настроены весело, как будто им устроили не урок, а романтический вечер.

— А ликёра к кофе нет? — придирчиво спросил двоечник Парамонов. Узнав, что нет, он очень огорчился.

— А отчего бы нет? — возник Макс Гринштейн. — Ведь мы же проходили превращение воды в вино. Давайте продемонстрируем навыки.

И он принялся проделывать над своей чашкой пассы, но кофе так и не превратился ни в ликёр, ни в ром и ни во что другое.

— Давай-ка я. — разомлев от тепла и еды, вмешался Лён. Он провёл пальцами над чашкой Парамонова и что-то шепнул — что-то такое, чего никто не понял. Кофе в чашке слегка пошёл рябью, но ничего не изменилось.

— Двойка тебе, Косицын! — с торжеством воскликнул Парамонов под общий смех. Даже Базилевский смеялся.

Но тут Парамонов отхлебнул и вытаращил глаза.

— Це, братцы, не кофе! — воскликнул он. — Це вино!

— Ну-ка, ну-ка! — отстранил его Базиль и понюхал содержимое сосуда. Потом осторожно отхлебнул и проговорил:

— Не может быть!

Учитель магии отошёл к своему кофейному аппарату и стал что-то в нём исследовать, потом отчего-то внимательно посмотрел по сторонам, как будто ожидал увидеть таинственного некто, кто мог бы проделать этот ловкий трюк. Тем временем в чашках у всех появился в составе кофе какой-то новый ингредиент — явно алкогольного происхождения.

Изумлённый Базиль вернулся к ученикам и обнаружил, что Косицын потешает всех новой затеей: на кончиках его пальцев вспыхивали огоньки и легко перепрыгивали с пальца на палец. Зрелище было завораживающим, и вокруг Лёна, сдерживая от изумления дыхание, собрался весь класс.

Он наслаждался вниманием. На глазах у очарованной публики его рука обросла перьями и превратилась в крыло — фокус, которым он сразил мутузников. Он отошёл к кафедре — туда, где красовался магический круг — сделал быстрый оборот вокруг себя и превратился в сову. Птица взлетела вверх, совершила круг под потолком, трепеща пышными маховыми перьями, и опустилась на кафедру. И вот перед поражённым классом снова сидит их одноклассник.

Он много чего показал тогда: заставлял плясать учебники, жонглировал огнями, посылал летать кругами огненных журавлей, устраивал фейерверки, превращал воду в вино, перемещался мгновенно с места на место. Короче, демонстрировал всё своё искусство делать то, что не приносит никакой пользы в реальной жизни.

— Это гипноз… — ошеломлённо говорил Базиль.

— Нет, это колдовство. — отвечал Парамонов, отхлёбывая из стакана.

Он понимал, что не дело делает, но сдавленная страданием душа требовала выхода. И было ещё чувство, что очень скоро он расстанется и с одноклассниками, и с этой школой, и с родным домом, и с этим миром. Он был пьян и счастлив, и оттого творил глупости, на которые в другой ситуации никогда бы не пошёл. А под конец достал свою иголку, и она по его желанию с лёгким гулом выросла в сияющий небесным огнём клинок.

— Твой дивоярский меч… — невольно проговорил Федюня, который видел это оружие в действии и знал о его волшебной силе.

— Да, мой Каратель. — проговорил Лён, любуясь на своё оружие. Это была самая большая глупость, которую он сделал.

***

Вернувшись домой, Лён ещё был под впечатлением последнего урока. Дверь была заперта, а ключей ему так и не дали — Косицын-старший на требование сына снабдить его ключами от двери ответил что-то туманное, вроде того, что он посмотрит на его поведение или даже, что не доверяет ему. Так что Лён, не дозвонившись в дверь, попросту небрежно бросил отпирающее слово и сделал пасс, от которого язычок замка оказался снаружи, словно преодолел неведомым образом металл гнезда.