— Судись давай. — ответил Лён.
***
Деньги катастрофически быстро кончались, а приятели не могли вечно снабжать его карманной мелочью. Поэтому, вернувшись из школы, Лён собирался отварить последнюю большую картошину и съесть её с растительным маслом. Это было всё, что оставалось из съестного. Но, дома его ждал неожиданный сюрприз.
Едва войдя в прихожую и аккуратно разувшись у двери, Лён почувствовал странный запах — откуда-то одуряющее несло копчёной колбасой. Глотая слюни, он заглянул на кухню и обалдел.
На кухонном столе громоздились пластиковые пакеты, битком набитые всякой едой. Едва пошевелив их, Лён бросился искать по комнатам. Кто посетил его?! Мелькнула безумная мысль, что это мама и дядя Саня откуда-то вернулись, а их смерть лишь приснилась ему. Сейчас выяснится, что они вовсе не умирали, и авария на мосту, и поминки, и все посещения чужих людей — это было только страшным сном.
Но, всё лежало на своих местах, квартира была пуста, и "LJ" дядисанин на холодильнике больше не стоял.
Тогда Лён с недоумением принялся разбирать два больших пакета. Чего только там ни было: и колбаса, и сыр, и мясо, и рыба. Куча молочных продуктов, хлеб, ватрушки, сахар, чай, макароны, консервы, бананы, апельсины, лимоны. И только разгрузив пакеты, он заметил, что на пластике стола отчётливо видны следы — кошачья лапа и большая птичья лапа. Вот оно что! Это же друзья с Селембрис тайком навестили его! Они не могли нарушить запрет и встретиться с ним, зато позаботились о нём и даже оставили тайное послание — свои следы.
В тот день он наелся до отвала, напился чаю с лимоном и вдруг почувствовал некоторое облегчение в душе. Никогда бы не подумал, что обыкновенная еда может ненамного ослабить горе.
***
Так целую неделю его никто более не посещал, а потом снова явилась тётка из опеки, и не одна.
— Леонид, — позвонила она заранее по телефону. — Я нашла твоего отца.
— Что за отца? — опешил он.
— Ну как? — не удержалась она от небольшого смешка. — От кого-то ты родился.
— Так это сколько ж лет назад было! Я его не помню! — не удержался он от глупости.
— Косицын, для тебя опека со стороны отца, причём, родного — единственная возможность не потерять квартиру. — ответила она. — Уж лучше жить с родным отцом, чем угодить в интернат.
Так в доме появился настоящий, подлинный стопроцентный родственник, причём, с полным правом вселился в квартиру своей бывшей жены. А вместе с ним жена и двое ребятишек.
Звонок в дверь, и Лён, ничего хорошего уже от судьбы не ожидая, встретил инспектора опеки и рядом с ней неизвестного мужчину, которого представили Лёну как отца. Очень ему не понравился этот отец — сухой какой-то, словно старая бумага, с водянистым взглядом, серыми волосами и унылой миной. Едва войдя, отец молча сел на диван и предоставил инспектору опеки рассказать всё о нём.
— Знакомься, Леонид. — сказала та. — Это твой родной отец, Николай Петрович Косицын. Он развёлся с твоей мамой, когда тебе было два года, оттого ты его не помнишь. Николай Петрович женат и имеет двоих детей, так что у тебя, Леонид, появится новая, полноценная семья. Николай Петрович, как опекун, поселится здесь вместе со своей семьёй, потому что нормальных жилищных условий у него нет — он живёт в коммуналке, а там с детьми очень трудно. Так что, мы решаем сразу две проблемы: твоё проживание в этой квартире, и нормальные условия для двоих детей Николая Петровича.
В продолжение всей этой речи Косицын-старший смотрел куда-то мимо Лёньки, и вид родного отца радости по поводу обретения сына не выражал. Николай Петрович сухо пофыркивал ноздрёй, словно с чем-то не соглашался. Он исподлобья осматривал обстановку дома, косился на книжные полки, на палас, словно искал недостатки. Но, Лён старательно прибирал квартиру после смерти мамы и Семёнова — этим он как бы почитал их память. Все предметы в квартире несли в себе воспоминание о лучших днях, и прикасаясь к ним, Лён как бы переживал встречу с родными. Теперь же сюда въедет новая семья, и в ауру дома вторгнется что-то чужое.
— Ну вот, прекрасно. — с удовлетворением закончила инспекторша, вставая. — Ты у нас устроен.
Вселение новоявленных родственников произошло на следующий день. Лён наблюдал вторжение незнакомцев и даже вынужден был помогать им переносить пожитки.
Жену старшего Косицына звали Рая, была она болезненного вида, худенькая, испуганная и бледная. Зато дети Косицыных были просто ужасны. Старшему стукнуло шесть лет, и звали его Петя. А младшему, Ване — четыре года. Выглядели они как-то заморённо, оба были весьма сопливы, рты у них были всегда открыты, и оба бледны, как их мать. Налицо видна крайняя бедность этой семьи, поскольку Рая была больна непонятно чем и нигде не работала, а старший Косицын преподавал в каком-то третьесортном колледже и зарплату имел небольшую.
Ваня и Петя тут же кинулись к видео-двойке и принялись, отпихивая друг друга и обзываясь, торопливо нажимать на все кнопки. Рая тем временем стояла в расслабленной позе, безучастно наблюдая за варварским набегом на видак.
Лён ошалело смотрел на это, не зная, что можно предпринять.
— Дети, перестаньте. — вяло произнесла Рая, не делая попытки остановить своих отпрысков. Но те не слушали и с криками полезли в книжный шкаф — вышвыривать оттуда книги.
— Прекратите! — возмутился Лён.
— Их нельзя ругать. — тут же сделал замечание Косицын-старший. — они ещё маленькие.
И тут же добавил:
— Тебе придётся потесниться. Мы с Раей будем спать в этой комнате, а твои братики будут жить с тобой.
Лён совершенно обалдел. Его практически вытесняли из квартиры. Эта семейка прекрасно уживалась ранее в двенадцатиметровой комнате в коммуналке, где была общая кухня и не было удобств, а теперь они не могут разместиться в комнате площадью в двадцать метров! Он-то полагал, что сохранит за собой хотя бы свою комнату.
Ваня и Петя тут же сорвались с места и помчались обследовать новую среду обитания, пихаясь по дороге, громко ревя и обзываясь. Судя по пронзительным воплям, они обнаружили компьютер и снова стали драться.
Едва Лён успел отогнать их от своей машины, как в комнату уже ввалили двухэтажную кровать с матрасами, воняющими детской мочой. И далее он уже без сопротивления наблюдал как квартира становится ему чужой, теряя свой опрятный вид и превращаясь в логово. Короб с облупленными игрушками занял весь угол, ворох детского белья свалили ему на диван. Постельное бельё, которое не сумели прибрать алчные Верка с Евгением, теперь пошло в дело — семья Косицыных осваивалась на новом месте. Они его приняли в свою семью и теперь всеми силами являли бескорыстное родственное дружелюбие. Братья с воплями прыгали на его диване, а Рая вежливо позвала его из кухни:
— Лёня, иди, пожалуйста, с нами покушать.
На столе лежали продукты из его холодильника, а Рая накладывала ему в тарелку манную кашу, привезённую из общежития в маленькой кастрюльке.
Его так и передёрнуло от отвращения при виде этой холодной, серой, комковатой каши.
— Простите. — пробормотал он. — Я пока сыт.
— Нехорошо, Леонид. — строго заметил Косицын-старший. — Ты пренебрегаешь нашими обычаями. У нас семья, и у нас должно быть всё едино. Ты свои продукты предоставил, мы — свои.
— Я не хочу есть. — с вызовом ответил он.
Рая пожала плечами и принялась мелко и быстро, как белка, поедать копчёную колбасу.
Лён надел куртку и открыл дверь.
— Куда ты? — спросил Косицын-старший.
— Пойду гулять. — ответил сын.
— Спрашиваться надо. — неодобрительно заметил отец.
— Я уже взрослый, чтобы спрашиваться. — почти грубо ответил Лён. Ему была отвратительна новая семья.
Он вылетел на улицу, взбешенный манерами этих оккупантов, и дотемна сидел с товарищами на трубах, рассказывая им про новую семью.