– Эксклюзивный репортаж.

– О чем? – не сразу понял Суравейкин.

– О вывозе российских олигархов из России.

Я не стала добавлять, что шеф дал мне задание как раз попытаться выяснить способы подобного вывоза – и для нашей газеты, и для наших спецслужб. Может, сейчас удастся получить ответы на все вопросы?

– Но вы же, кажется, законопослушная англичанка? Или общение с русскими дурно сказывается? – прищурился Вячеслав Анатольевич.

– Борису Доброчинскому моей страной предоставлено политическое убежище. Он может в нее спокойно въезжать и выезжать. Когда захочет, без каких-либо ограничений. Наши правоохранительные органы не интересуются его въездами и выездами из России – как законным образом, так и незаконным. Требований об экстрадиции Бориса Доброчинского в Англию не поступало. Британских законов он не нарушал.

После произнесения мною последней фразы Суравейкин хмыкнул.

– Если вам известно о нарушении Борисом Доброчинским законов Соединенного Королевства, вы можете обратиться в нашу полицию…

– Нет, спасибо, – тут же выставил перед собой руки Вячеслав Анатольевич. – Мы как-нибудь без полиции разберемся. Тем более вашей.

– Наша полиция взяток не берет.

– Вот поэтому и будем разбираться без вашей! Значит, Борьке нужно в Англию? И как выехать, он не знает? Хорошо, вывезу. За акции. Он знает какие.

– Наговорите, пожалуйста, на диктофон.

– Нет уж! Ничего я на диктофон наговаривать не буду! Еще не хватало!

– Мне продиктуете? Я своим почерком запишу.

Достала блокнот и ручку. Суравейкин продиктовал. У меня по мере удлинения списка волосы вставали дыбом. Неужели у одного человека может быть столько акций, даже у российского олигарха? Оказалось – это только те, которые Борис Доброчинский украл у Суравейкина.

– Все не отдаст, – заметила Клавдия Степановна.

– Значит, не повезу.

– Он другой способ найдет, – заметила русская дама. – Вы что, Бориса первый день знаете? Давайте уж договариваться.

– А у вас, простите, какая основная цель? – спросил у Клавы Суравейкин.

– Дочь замуж выдать, – как само собой разумеющееся заявила моя русская знакомая, очень обеспокоенная вопросом замужества.

– За кого? – искренне заинтересовался Суравейкин.

– Вообще-то сейчас я вашу кандидатуру рассматриваю, – выдала Клава. – Если у вас будет хотя бы половина этих акций… Да еще и раньше кое-что имелось… И коллекцию вы стырили…

– Не крал я коллекцию! Мне Борька был нужен! Мне до него было никак не добраться! И вообще, я женат!

– Уже вдовец, – сообщила Клавдия Степановна.

Суравейкин открыл рот, потом перевел взгляд на меня. Я кивнула. Неужели еще не знает? Хотя вполне мог не знать…

– По пьяни? – спросил он у меня.

Я не знала, была ли Лариса пьяной, когда покончила с собой, но знала, что она отравилась. Каким именно ядом, во время нашего последнего разговора с шефом еще не было известно. И не факт, что определят. Это очень дорогие экспертизы. Деньги английских налогоплательщиков на определение яда, которым отравилась русская (если яд редкий и стандартный метод патологоанатомического исследования не дает определенного результата), никто тратить не будет.

– И записку оставила? – спросил Суравейкин.

Я пояснила, что не одну, и лично получила от его супруги письмо.

– Вы сейчас должны беречь Юрочку Свиридова как зеницу ока, – заметила я. – Если с ним что-то случится, вы – подозреваемый номер один.

– Вы на самом деле хотите жениться на Вики? – встряла Клавдия Степановна.

– На фига? – пораженно посмотрел на нее Суравейкин.

– Она хочет отделаться от Юрочки? – уточнила я.

– Нет вроде бы, – пожал плечами Суравейкин. – Юрка свое место знает. Содержание отрабатывает.

– Но ваша жена слышала…

– Да она же все время пьяная! То есть была пьяная! Мало ли что ей померещилось… Вики могла просто злиться на Юрку и сказать что-то типа «я этому козлу шею сверну». В запале сказать. И вообще, зачем убивать, если можно развестись? Она же англичанка.

– Дорого, – невозмутимо сказала я.

– У вас что?.. – открыл рот Суравейкин.

– Нет, у нас, конечно, не принято физически истреблять надоевшего спутника жизни, но Вики много общалась с русскими. Дурное влияние… Изменение менталитета…

Вячеслав Анатольевич только махнул рукой.

Я поняла, что нам пора откланяться, оставила Суравейкину свои телефоны, он записал мне свои. Я обещала позвонить после разговора с Доброчинским.

– Кстати, а вы знаете, кто вас связал? – спросила я напоследок. – И зачем?

– Стерва одна. По просьбе моей доченьки. Она ее вызвала. Охрана пустила. У доченьки моей с мозгами большая напряженка. Никогда их не было. А теперь и остатки разложились. Или растворились. Не знаю, в общем, что там у наркоманов в головах происходит.

– Это сделала одна девушка? – поразилась Клавдия Степановна, которая видела, что в машине Даша Байкалова была не одна, а с мужчиной, пусть и немолодым.

– Но ведь Бонни же подобное под силу, – посмотрел на меня хозяин дома.

Я поняла, что больше мы тут ничего не добьемся. По каким-то причинам Суравейкин не хотел называть Дашу. Возможно, потому, что ему требовались услуги ее папы.

– Ты ему веришь? – спросила Клавдия Степановна по дороге назад в город.

– Нет, конечно. И Вики не верю. И Юрочке. И Доброчинским. Каждый ведет свою игру. Интересно все-таки, с какой целью приезжала Даша?

– Коллекция? – высказала предположение Клавдия Степановна.

– В обмен на что?

Клавдия Степановна пожала плечами.

Я проводила ее до квартиры. Борис Сигизмундович, выслушав нас, сказал, что должен подумать. Но все акции, которые хотел получить Суравейкин, он ему точно отдавать не собирался. И вообще, он стащил у Суравейкина только одну треть из упомянутого. Остальное – у других граждан, правда, ныне покойных.

Я уже собиралась ехать в особняк Павла Прокофьевича и ложиться спать, но позвонил дядя Ричард, про которого я, признаться, забыла. Интересно, чем он занимался все это время?

– Бонни, давай немного посидим в баре? – предложил родственник. – Я завтра улетаю. Мне очень жаль, что все так получилось. А в выходные – скачки. Ты же понимаешь, как для меня это важно? Тем более только что купил двух скакунов… Надо попробовать их в деле…

Я поехала в гостиницу, где жили дядя Ричард, Вики Фостер и Юрочка. Свиридов тоже сидел в баре (с продюсером) и радостно мне помахал. Продюсер вежливо склонил голову. Дядя Ричард выпил уже немало виски, я попросила только кофе, потому что была за рулем.

– Как ты проводил время? – спросила я у дяди Ричарда, когда устроилась напротив него.

– Неплохо, – сказал родственник. – Хорошо. Даже очень хорошо.

– А что ты делал? – поинтересовалась я.

– Ну… – дядя Ричард как-то странно улыбнулся. Такой улыбки я у него никогда не видела. – Жалею, что раньше не приезжал в Россию. Надо будет теперь ездить почаще.

Тут дядя Ричард помахал проходившей мимо очаровательной и очень холеной девушке. Она ему улыбнулась профессионально-ласково. Девушка наверняка была дорогой валютной проституткой. Вот, значит, как дядя Ричард проводил свое время. Кстати, спецслужбы всегда использовали в работе женщин, и русский КГБ этим очень славился…

– И о чем ты говорил с русскими женщинами?

– Я поразился, как они хорошо говорят по-английски! – заявил мне дядя Ричард вместо ответа.

«И они тебя полностью «выдоили», – подумала я. – Хорошо, если ты на самом деле ничего не знаешь». А если знает? Если дядя Ричард решил быть самым умным?

Теперь я не верила никому. Меня вообще-то этому давно научила жизнь.

– Что ты знаешь про кражу коллекции? – спросила я прямо.

– Что и все, – пожал плечами дядя Ричард. – Бонни, ты можешь выяснить, деньги с меня назад точно не потребуют?

– Думаю, нет, – сказала я и на самом деле так считала. Деньги-то олигархов. Станет о них беспокоиться государство Российская Федерация?