О самоотверженной и доблестной работе русских правоохранительных органов говорили больше всего. Им удалось найти коллекцию. На вопросы западных журналистов представители русских органов многозначительно отвечали одной фразой: «Тайна следствия». Где ее отыскали и каким образом, не уточнялось. Суравейкин, естественно, молчал, как и братья Доброчинские и Вики с Юрочкой. Мой знакомый следователь пошел на повышение.

Даша унаследовала все имущество отца. Юрочка же не был признан официально. Никаких претензий на оставшееся от Константина добро он не предъявлял. Ведь потребовалось бы пройти долгую процедуру официального признания отцовства, опять привлекать к себе внимание… Возможно, Юрочка просто не хотел появляться в России. Ведь теперь у него достаточно денег в Англии, и вроде бы опять поступило предложение из Голливуда…

На открытие особнячка, где будет выставляться коллекция (то есть ее плохие копии, о чем знало ограниченное число лиц) и ведра Доброчинского, ездил мой дядя Ричард. Он был свято уверен, что там выставили настоящую коллекцию, которая столько лет хранилась в его доме. Но больше всего он радовался орловскому жеребцу, которого ему подарили от государства Российская Федерация. Подозреваю, что и жеребца оплатил кто-то из олигархов или презентовал государству, которое его передарило, так как в жеребце не нуждалось.

А потом на аукционе «Сотби» выставили очень хорошие копии коллекции – не всей, лишь отдельных экспонатов, примерно одной четверти. Продавец, пожелавший остаться неизвестным, не скрывал, что это копии. Вероятно, понимал, что английские эксперты это определят. Но они сказали, что копии на самом деле хороши. Государство Российская Федерация никаких претензий не предъявляло. Мало ли где какие копии всплывают…

Но мне позвонила Вики Фостер.

– Ну Юрка и мерзавец! – заорала она, едва успев представиться.

– А в чем дело-то?

Вики пригласила меня к себе в гости. Я поехала, так как никогда у нее не была.

У нее в доме в специальном стеклянном шкафчике оказалась выставлена четверть коллекции. Вики всегда считала, что четверть по праву принадлежит ей, и ее получила. На остальное она не желала тратиться. Вики сообщила мне, что Юра Свиридов отдал ей четверть коллекции при урегулировании вопроса расторжения брака. Естественно, об этом пункте договора адвокаты не знали. Одну четверть, насколько знала Вики, Юра продал Суравейкину, еще одну четверть – Борису Доброчинскому, а четверть оставил себе. Именно он и выставил свою часть на аукцион.

– Почему сейчас?

– Потому что жениться собрался, – рявкнула Вики. – Деньги нужны, чтобы пыль в глаза олигарху пустить. А уж когда вступит с его дочерью в официальный брак, начнет доить тестя. Но мне на это плевать! Он-то нам с Суравейкиным и Доброчинским говорил, что это оригиналы!

– Может, сам не знал, – пожала плечами я, хотя была уверена в обратном.

– Где оригиналы, Бонни?!

– А я-то откуда знаю?

Выходя от Вики, я почему-то подумала, что только в русском языке может быть такое количество синонимов слова «украсть» – и еще постоянно появляются новые. Во время своего последнего приезда в Россию я впервые услышала слово «странзитили» (использовалось в отношении газа). Да, язык на самом деле является отражением жизни общества.

А еще через полгода пришло сообщение из Америки. В автокатастрофе погиб известный техасский миллионер Кевин. Также сообщалось, что в самое ближайшее время его частный музей в соответствии с условиями завещания перейдет в собственность штата и будет расширен. В нем выставят экспонаты, которые не могли быть выставлены при жизни Кевина.

Среди этих экспонатов оказалась коллекция из крестовой русского князя Воротынского.

Грянул скандал. Русские утверждали, что у американца могут быть только копии. Американцы молчали. Я по заданию «Зарубежного репортера» отправилась в США. Там личный адвокат Кевина вручил мне запечатанный конверт. На нем значилось: «Передать Бонни Тейлор после моей смерти».

«Если вы читаете это письмо, мисс Тейлор, то меня уже нет в живых. Я сделал то, что хотел. Интересно, вы предполагали, что коллекция у меня? Ставили на меня? Или же на известного российского олигарха-диссидента? Но это сейчас уже неважно. Чтобы вы не мучились, скажу: ее мне продал Юрий Свиридов, который изначально собирался это сделать. На меня в разных странах работали частные детективы, собиравшие информацию о различных дельцах. Они и сообщили мне про отца Юрия, талантливого мастера Константина Байкалова, и про его непутевого сына. Я быстро понял, что собой представляет Юрий. Я лично встречался с ним в Лондоне и просил сообщать мне про вещи, которые могут меня заинтересовать. Ведь он же был вхож в дома немолодых богатых леди, о которых не забывал и в Лондоне. Теряюсь в догадках, как можно было дурить такую умную женщину, как Вики Фостер?

Юрий соображал быстро – и сразу же рассказал мне про необычную коллекцию вашего дяди Ричарда. До этого я про подобные коллекции никогда не слышал. Я захотел получить фотографии. Получил – и захотел иметь всю коллекцию. Из Лондона мне было бы, конечно, проще ее вывезти. Но… сложилось так, как сложилось. Я вывез ее и из России. Но ведь главная цель достигнута – коллекция будет служить людям. Ее смогут посмотреть все желающие. Ведь это неправильно, если произведения искусства заперты в чьем-то особняке. Вы согласны со мной, Бонни?»

Я сложила письмо и убрала обратно в конверт. Была согласна, и старый русский вор был согласен. Пусть на коллекцию смотрят все желающие – хотя и в США, а не в России.

В кабинет шефа я вошла в отвратительном настроении и протянула ему письмо Кевина.

– Тебя мучают угрызения совести? – спросил он. – Прекрати страдать, Бонни! Коллекция на самом деле выставлена в музее. Ты заключила сделку с русскими? Так в жизни все время приходится идти на сделки. И, кстати, ведь тогда я принимал решение, а не ты. Более того, в музее у русских выставлены интересные экспонаты, которые до этого пылились где-то в хранилищах. Разве это плохо? Иначе они никогда бы не увидели свет. Кстати, с Юрочкой Свиридовым провели беседу представители наших спецслужб – чтобы жизнь медом не казалась. Чтобы знал – все тайное когда-нибудь становится явным. По крайней мере, для спецслужб.

– И… что?

– Согласился работать на нас. Сразу же. Он – трус. А нам нужна информация о том, что замышляют русские. Англичане же часто даже предположить не могут. Не приходит это в наши английские головы! А тут Юрочка входит в семью одного известного олигарха… С другими олигархами будет общаться. Но ради собственного благополучия он потопит всех. Тем более отец, который всегда решал его проблемы, теперь мертв. Кстати, есть для тебя новое задание.

Я вскинула голову.

– Если оно связано с Юрочкой, дайте его кому-нибудь другому. Меня от него тошнит.

Шеф усмехнулся.

– Нет, не с Юрочкой. Пока ты была в Америке, звонила Клавдия Степановна. До тебя почему-то не могла дозвониться, так до меня добралась!

– И что?

– Через три дня привозит свою дочь в Англию. Хочет, чтобы ты освещала процесс завлечения в сети ее будущего зятя.

– А кому из российских олигархов не повезло? – улыбнулась я. – Вроде она на Родиона Хитрюковича нацелилась?

– Каких олигархов?! Она не может выбрать между нашим принцем Уильямом и этим шейхом, никак не могу запомнить, как там его, ну тот, который третий в списке богатейших людей планеты.

– Она согласна отдать дочь в гарем? – поразилась я.

– Да не будет у него никакого гарема с такой тещей! Она всех его баб разгонит! Бонни, твоя задача – спасти нашего принца Уильяма от этого мезальянса. А с шейхом пусть делает все, что хочет. Мы потом выступим посредниками в переговорах русских и американцев, когда они будут делить оставшиеся бесхозными нефтяные месторождения. Шейху-то ведь будет не до них.

– До них будет Клавдии Степановне, – уверенно сказала я, но согласилась спасать нашего английского принца. Против напора Клавдии Степановны ему точно не устоять.