– Не надо этого делать, – сказал Прохоров, лоб которого покрылся испариной.

Мне тоже эта идея совсем не нравилась. Как можно открывать чемоданчик с коллекцией на улице?! Мало ли кто затесался в эту толпу? Ведь могут вырвать, начнется куча-мала… Что угодно может произойти! Могут убить, ранить, ограбить. Неужели Борис Сигизмундович не понимает, что это глупо?!

Но Доброчинский уже достал один крест и демонстрировал журналистам, держа над головой. К сожалению, он не мог по памяти сказать, откуда именно этот появился у русского князя Алексея Воротынского.

– Завтра скажу, – пообещал олигарх-диссидент. – У меня все записано.

Тут кто-то из журналистов обратил внимание на меня и уточнил, не осталось ли в моей семье крестов, вывезенных из России. Их не осталось. У моих предков никакой крестовой в доме не было – по крайней мере, у тех, про которых известно. Наш род не такой древний, как у дяди Ричарда. В смысле, с русской стороны. Я гораздо лучше знаю историю английской ветви, и она гораздо древнее.

Олигарх тем временем убрал крест в чемоданчик и объявил, что нам пора ехать. Нас ждут, чтобы принимать коллекцию. И снова пригласил всех журналистов и их коллег на завтрашнюю пресс-конференцию.

Охранники сомкнули вокруг нас троих кольцо и повели к машинам. Основная масса журналистов разошлась – требовалось передавать репортажи в редакции, но кое-кто последовал за нами к машинам и снимал процесс рассаживания.

Борис Сигизмундович, Игорь Прохоров, старший в группе охранников, водитель и я сели в бронированный «Мерседес» (охранник – на переднее место пассажира, мы втроем – сзади). Остальные парни расселись по двум машинам сопровождения. Одна из них поехала перед нами, вторая – за нами.

У меня было как-то неспокойно на душе. Я понимала, что не успокоюсь, пока не передам чемоданчик в руки принимающей стороны. Игорь Прохоров тоже явно пребывал в напряжении. Испарина теперь появилась и на верхней губе.

Внезапно с боковой улицы на огромной скорости вылетел «КамАЗ» и врезался в первую машину сопровождения. Водитель нашего бронированного «Мерседеса» резко нажал на тормоза. Я машинально выпустила чемоданчик из рук и успела схватиться за спинку переднего сиденья. Борис Сигизмундович и Игорь схватиться на успели, и Прохоров врезался лбом в место водителя сзади, а Доброчинский чуть не провалился между сиденьями. Водитель и охранник были пристегнуты, так что лбами никуда не врезались, но матерились почище олигарха и чиновника. Насколько я поняла, «Мерседес» во что-то врезался, несмотря на торможение.

А врезался он в первую машину сопровождения, от которой теперь мало что осталось… И произошло это не из-за аварии, вернее, не только из-за аварии.

Из кузова «КамАЗа» выскочили молодчики в масках и с автоматами и полили машину сопровождения свинцом. Я оглянулась назад – и в это мгновение прозвучал взрыв, и позади нас вверх взметнулся столб пламени. От второй машины сопровождения, подозреваю, ничего не осталось. Люди в таком огне точно не могли выжить.

Наш водитель и представитель охранного агентства что-то орали, кому-то звонили, Прохоров повторял слово «мама», Доброчинский завизжал, что нужно делать ноги, причем его голос в эту минуту напоминал крик свиньи, которую режут. Борис Сигизмундович вытянул руку вперед и стал трясти за плечо охранника, одновременно отдавая кучу дурацких приказов, выполнить которые не представлялось возможным.

А с двух сторон от нас затормозили два джипа… Подозреваю, что это были совсем не джипы дополнительной охраны… Из них высыпалась новая порция молодцев в камуфляже и масках и направилась к бронированному «Мерседесу». Другие машины пролетали мимо нас не останавливаясь, а только увеличивая скорость. Подозреваю, что никто из граждан в милицию звонить не станет. Сейчас не девяностые годы, и люди вполне могут решить, что это как раз милиция и проводит какую-то операцию. И вообще в России граждане предпочитают не высовываться. Себе дороже. То есть на помощь милиции рассчитывать не приходится.

А если это в самом деле государственные структуры?

Но разве государственные структуры могут так убивать людей?! Я же видела, что сделали с двумя машинами сопровождения!

Опять же сейчас не девяностые годы.

Однако коллекция…

Тем временем наш бронированный «Мерседес» уже окружили молодцы в камуфляже и масках. Двери у машины были заблокированы, но ведь у машин сопровождения, как я понимаю, тоже. Никакая блокировка не спасет от гранатомета.

– Открывайте двери, или подожжем машину! – рявкнули снаружи.

– А вот фиг вам! – в ответ заорал Доброчинский. – И не подожжете! Тогда ничего не получите! – И Борис Сигизмундович продемонстрировал фигу за стеклом, потом рявкнул на водителя: – Трогай, кретин! Что стоишь? Дави их всех на хрен! Ничего они нам не сделают! Коллекция-то у меня!

Трое молодцев сбоку подхватили «Мерседес» и почти поставили на бок. Я завалилась на Доброчинского, он – на Прохорова.

– Разблокируйте двери! – заорал чиновник. – Ведь погибнем же все!

Я молчала, ухватившись за спинку кресла перед собой. Чемоданчик валялся под ногами, вернее, полетел в том направлении, в котором переворачивали машину. Я поняла, что нас не пощадят. Если мы погибнем, с крестами ничего не сделается. Их все равно заберут.

Это понял и водитель – и двери разблокировал. Старший охранник, дверь которого можно было открыть, так как он находился над землей (а водителя уже прижало), ее распахнул.

Машину тут же опустили на землю, охранника выволокли, врезали ему так, что он отключился, потом выволокли водителя и поступили с ним точно так же. Затем открылись задние дверцы с двух сторон, и перед моим носом оказалось дуло автомата.

– Мы знаем, что вы – разумная англичанка, мисс Тейлор, – послышался насмешливый голос. – И международного конфликта не хотим. Отдайте чемоданчик и выйдите из машины.

– Чтобы получить по лбу?

– Если не будете делать глупости, не получите.

Я вышла из машины.

– А чемоданчик-то где? – рявкнул все тот же мужчина.

– Свалился вниз, когда вы стали машину переворачивать. Сами забирайте.

Меня не очень вежливо оттолкнули в сторону, но на землю не повалили, вытащили из машины Доброчинского, ему поддали и, к моему большому удивлению, затолкали в одну из машин, потом извлекли чемоданчики, загрузились по трем джипам (оказалось, что еще один стоял позади) и быстро уехали.

Все номера были заляпаны грязью.

Какое-то время я находилась в ступоре. Потом услышала стон на земле, повернула голову и поняла, что в себя приходит охранник, следовавший в нашей машине.

Я огляделась. Сзади фактически догорела машина сопровождения, и оттуда очень мерзко пахло. Машина спереди была изрешечена пулями. Там тоже никто не мог остаться в живых. «КамАЗ» был брошен посреди дороги, и это наводило на мысль, что в налете участвовали совсем не государственные структуры.

Из «Мерседеса» высунулся Прохоров с белым как мел лицом.

– Вы живы, Бонни? – задал он идиотский вопрос.

С земли опять прозвучал стон. Я кивнула Прохорову и направилась к представителю охранного агентства, который уже сидел на земле и тряс головой. Водитель пока не пришел в себя.

– Звоните в милицию, – сказал мне охранник. – И… Нет, начните с милиции.

Я еще в самолете поменяла лондонскую sim-карту на питерскую, поэтому проблем со звонком в питерскую милицию не возникло. То есть с набором номера.

Дежурный на том конце провода слегка прибалдел от полученной информации. Больше всего его поразило похищение Бориса Сигизмундовича.

– Да кому он нужен-то? – спросил милиционер.

Надо отдать должное, бригада прибыла очень быстро, потом приехали еще какие-то люди в форме и штатском, затем журналисты, еще сотрудники каких-то русских органов, новая порция журналистов. И проезжающие машины теперь проявляли интерес. Люди в форме стали регулировать движение, направляя машины в объезд. Потом приехала «Скорая» и занялась двумя пострадавшими, которым еще можно было оказать помощь.