– Кто вы? – спросила я.

– Меня зовут Кевин, и этого, наверное, достаточно.

– Вы считаете меня полной дурой? Думаете, что я не смогу выяснить ваши паспортные данные, как говорят в России? Это может быть очень дорогая гостиница, в политику иностранных владельцев которой входит неразглашение данных о постояльцах, но гостиница-то находится в России, и работают в ней русские. Готовы поспорить, что я выясню, кто вы, в течение десяти минут? По крайней мере, под каким именем вы тут остановились.

– Если вы так хотите это знать, я и так вам скажу. Джек, мой паспорт. Покажи его мисс Тейлор. Хотя для наших дел это не имеет никакого значения.

Кевин оказался американцем из Техаса в возрасте шестидесяти двух лет.

– Присаживайтесь. Кофе? Чай? Сок? Я знаю, что вы приехали на машине.

Я предложила сразу же переходить к делу.

– Я – крупный коллекционер, мисс Тейлор. Вы можете провести свое расследование и получить этому подтверждение. Я приехал сюда, чтобы купить известную вам коллекцию.

– У кого? – спросила я.

– У государства Российская Федерация, хотя правильнее было бы сказать, у его определенных граждан.

– Чиновников?

– Не буду называть никаких фамилий. Я и дальше собираюсь покупать предметы искусства в России, поэтому моя репутация не должна быть запятнана.

Я усмехнулась.

– Вы прекрасно поняли, о чем я говорю, – невозмутимо продолжал Кевин. – Если я назову фамилии, да еще вам, то русские чиновники могут перестать иметь со мной дело. И их, кстати, все равно не посадят – даже если вы опубликуете фамилии в «Зарубежном репортере» и передадите ставшие известными вам сведения в русскую прокуратуру или ФСБ. Я думаю, что вы это и сами понимаете. Вы же не первый год работаете по России.

– У вас была договоренность? – спросила я.

Кевин кивнул.

– То есть ее вам собирались продавать официально? Ведь ее же надо было вывозить из России и ввозить в США. И если из России ее еще можно было вывезти через какое-нибудь специфическое «окно» на таможне, в США таких «окон» нет. Как бы вы ее ввозили?!

– Ее планировалось отправить на выставку – после настоятельных просьб бывших советских граждан. Просьбы я бы обеспечил.

– А потом она бы просто не вернулась в Россию, – закончила я.

– Примерно так. Но в детали я, естественно, вдаваться не буду.

«Не из-за этого ли убили Петра Ильича? – пронеслась мысль. – Не из-за того ли, что «упустил» коллекцию? Или, может, он хотел продать ее двум, а то и трем покупателям сразу, как в России продавали квартиры в строящихся домах? А потом сами разбирайтесь, кому достанется имущество».

– И что вы намерены делать теперь?

– Все то же самое. Мне нужна коллекция. Я хочу и готов ее купить.

– Но у меня ее нет! Зачем было меня хватать?

– Это я понимаю. И даже уверен, что если бы она у вас и была, вы бы мне ее не продали.

Я только усмехнулась. На самом деле стало интересно, чего этот техасец хочет от меня? Чтобы я нашла для него коллекцию?

Оказалось, он хочет упростить себе жизнь при приобретении коллекции, которую, как он считал, вскоре найдут, причем найдут русские правоохранительные органы, в которых служит немало толкового народа. Тем более в этом случае уже обещаны крупные государственные премии и дополнительные звездочки на погоны, а также продвижение по службе, награды и прочие блага.

Кевин хотел бы купить коллекцию у моего дяди Ричарда. Для этого дяде следовало потребовать аннуляции сделки. Кевин оплатит услуги адвокатов, которые все это обоснуют. Я обеспечу соответствующее покрытие в английских СМИ, Кевин поспособствует перепечатыванию моих статей в американских СМИ. Ричард хотел, чтобы его коллекция служила людям, а в России продажные граждане украли ее для личного обогащения. Кевин не сомневался, что эти граждане, к всеобщему удовлетворению, будут найдены русскими правоохранительными органами. На них повесят всех собак. Возможно, Ричарду даже не придется возвращать полученные деньги или потребуется отдать лишь часть. В любом случае он что-то отсудит за моральный ущерб.

После этого Ричард продаст коллекцию Кевину и получит за нее хорошие деньги, которые решат все его финансовые проблемы. Кевин может даже предложить бартер – коллекция на арабских скакунов и оплата всех сопутствующих расходов.

– Но вы же сами сказали, чего хотел Ричард! Коллекция должна служить людям.

– Она и будет служить людям, но не русским, а американским. У меня частный музей, мисс Тейлор. И после моей смерти он станет государственным – то есть перейдет в ведение правительства штата. Но уже сейчас все желающие смогут посмотреть коллекцию. Вы сами сможете приехать в Техас и все увидеть своими глазами, а потом описать в «Зарубежном репортере».

– Послушайте, если вы собирались организовывать невозвращение коллекции в Россию с выставки в США…

– То как бы я ее выставлял в музее? У меня разработана целая схема для подобных случаев. Я «купил» бы ее на аукционе.

– Но Россия могла бы потребовать ее вернуть! Президент России встретился бы с вашим президентом, и была бы достигнута договоренность на самом высоком уровне!

– Во-первых, это маловероятно. Во-вторых, экспертиза признала бы мою покупку копией коллекции вашего дяди Ричарда. А зачем России копии? Я бы выставил их у себя в музее, а после моей смерти выяснилось бы, что это подлинники. По прошествии срока давности. Я вам сразу могу выдать несколько вариантов развития событий. Но понимаете, дорогая мисс Тейлор, купить эту коллекцию у вашего дяди и оплатить его расходы по аннуляции сделки гораздо дешевле. Гораздо! Вы же, наверное, наслышаны про аппетиты русских чиновников. Ни в одной другой стране государственный чиновник после моей фразы о том, что я буду ему благодарен, если он сделает то-то и то-то, не спрашивал сразу же о размерах этой благодарности. К сожалению, в России я сталкивался с этим многократно. А ваш дядя Ричард должен бы уже понять, что не следовало отправлять сюда коллекцию. Я также прошу вас убедить его передать коллекцию мне. Вы сами будете освещать весь процесс. Обещаю вам эксклюзив. И рассказ о некоторых других экспонатах моей коллекции.

– Кстати, а серебряные ведра вас не интересуют? – спросила я.

– Какие еще ведра?! – воскликнул Кевин.

Я рассказала про ведра Доброчинского, которые он собирался подарить государству Российская Федерация, но не сделал этого. Кевин сказал, что, пожалуй, возьмет и ведра. Я позвонила другому брату Доброчинскому, Сигизмунду Сигизмундовичу, продолжающему лечение в больнице, и объяснила ситуацию, потом передала трубку Кевину. Они договорились о встрече после выхода Доброчинского из больницы. Кевину в инвалидной коляске было сложно туда приехать, и здоровье Сигизмунда Сигизмундовича пока не позволяло ему прибыть в гостиницу. Я как раз убедилась, что ведра все-таки остались у Доброчинского, а не отправились в виде вещественных доказательств в Управление, прокуратуру или еще какие-то официальные русские инстанции. Я так и предполагала.

Как только Кевин отключил связь, мой мобильный зазвонил. Это оказалась Клавдия Степановна.

– Тебя тут ФСБ разыскивает, – сообщила русская дама. – Твой дядя Ричард поднял переполох, но не сообразил позвонить тебе на мобильный.

Я пояснила, что у дяди Ричарда есть мой английский номер, а сейчас в мобильный вставлена питерская sim-карта. Клавдия Степановна не стала спрашивать, где я нахожусь (вероятно, чтобы не давать лишней информации сотрудникам ФСБ, к которым большинство русских относится настороженно), и рекомендовала мне проследовать к дяде Ричарду.

Помощник Кевина вручил мне список телефонов для связи, сам Кевин просил звонить. Я ведь поняла, чего он хочет. И вообще, если мне потребуется какая-то помощь, не исключено, что техасский миллионер и его помощники ее окажут.

Дядя Ричард радостно бросился мне навстречу.

– Бонни, дорогая, где ты была? Я думал, что тебя уже украли в этой кошмарной стране! Здесь крадут людей средь бела дня! Кражи происходят на оживленной трассе!