– Я хочу сказать... – Директриса вдруг почувствовала усталость. – Я хотела сказать, что они меня несколько беспокоят. Я подумала, что вас, может быть, тоже.

Вечером того же дня сестры Резерфорд сидели дома за обеденным столом. Грейс тасовала колоду карт.

– Предположим, я разложу карты лицом вниз. – Что она и сделала, в форме веера. – Что скажешь, если мы обе возьмем по карте, а затем та, у которой карта выше, будет выбирать первой?

– Ладно. – Нэнси протянула руку и взяла карту. Это был бубновый валет.

– Хорошая карта. И парень тоже неплохой. – Теперь Грейс взяла карту. – Пиковый валет. Ха! Может ли быть более подходящий набор? Не помню, что значат эти карты.

– Я тоже не помню. Вероятно, нам обеим надо взять другие карты. Ничего, если я перетасую?

– Да ради бога!

Нэнси собрала карты и принялась их искусно тасовать. Грейс провела длинным ногтем по крышке деревянного стола.

– Дело в том, что я не уверена, кого из них я предпочитаю, – сказала она. – Вот если бы ты спросила меня полчаса назад, я бы, безусловно, ответила, что Стивена. Но сейчас понимаю, что к Джорджу тоже привязана. Поэтому, может быть, ты выберешь первой, а мне достанется тот, кто останется?

– Но я нахожусь в таком же затруднительном положении! – Нэнси разложила карты. – Если бы ты спросила меня вчера, я бы определенно ответила, что предпочитаю Джорджа. А Стивен... Что ж, это Стивен, не так ли?

– Черт возьми! – Грейс прикусила ноготь. – Должен же быть способ все это разрешить!

– Можно предоставить право выбора... – Нэнси пожала плечами, и на мгновение обе девочки глубоко задумались. Затем...

– Нет! – в унисон воскликнули они, и обе расхохотались.

– Нет, серьезно! – Грейс пыталась овладеть собой. – Мы должны все уладить мирно. Если так будет продолжаться, они так запутаются, что вместе убегут от нас!

– Разумеется, нет, – сказала Нэнси. – Хотя... я понимаю, что ты имеешь в виду.

– Джордж умнее, – сказала Грейс. – Вероятно, он будет больше зарабатывать. Я бы также сказала, что он сильнее физически. И вероятно, морально. Но Стивен...

– Стивен непредсказуемый тип, – сказала Нэнси. – Обаятельный жулик.

– Поэтому Джордж будет лучшим мужем, – сделала вывод Грейс. – Но Стивен забавнее.

– О господи! – Нэнси покачала головой. – Мы обе хотим Стивена на сейчас и Джорджа на потом!

– Именно, – сказала Грейс. – Мне это уже надоело. Может быть, сыграем в рамми[2]?

В конце концов все разрешила война. Война стерла эмоции, оказав особое влияние на отношения. Даже самые неромантичные мужчины накануне расставания с потрясающим красноречием признавались в любви. Подавляющее большинство отчаянно верило в победоносное возвращение, но все же чувствовали, что трагедия за углом. Они танцевали теснее, целовались крепче, давали множество обещаний, а в некоторых случаях сбрасывали одежду, которую в других обстоятельствах никогда бы не сбросили.

Летом 1915 года, почти год спустя после того вечера, когда сестры Резерфорд раскладывали карты, они все еще разрывались между братьями Уилкинс, Джорджем и Стивеном. Обычно все четверо проводили время вместе – прогулки по вересковым полям, путешествия в живописные места и походы на танцы. Они знали, что знакомые и посторонние зеваки гадают, какой брат ухаживает за какой сестрой, и понимали, что говорят о них. Мистеру и миссис Резерфорд нравились оба молодых человека, и, вероятно, они понимали, что, пока эти четверо держатся друг за друга, их девочки не совершат ничего такого, о чем потом пожалеют. Но ведь вечно жить вчетвером нельзя.

Однажды утром Грейс, в одиночестве прогуливаясь по Пустоши[3], села на свою любимую скамейку на Парламентском холме и задумалась. Ей предложили преподавать английскую литературу в Университетском колледже в Лондоне, и до недавнего времени она этого страстно желала. Но сейчас это казалось ей неправильным и эгоистичным. Ведь большинство знакомых мужчин и юношей отправились выполнять свой долг! Она думала о братьях Уилкинс, которые благодаря дядюшке из Честера некоторое время провели в школе в качестве кадетов, а потом получили офицерские звания в Королевском уэльском фузилерном полку. Их неминуемый отъезд заставил ее переменить к ним отношение; ее чувство к ним обоим стало сильнее. Она не могла представить свою жизнь и жизнь Нэнси без Джорджа и Стивена. Они всегда были рядом. Именно в этот момент она услышала снизу: «Привет» – и заметила Джорджа, поднимающегося к ней. Солнце оставляло светлые полосы на его золотисто-каштановых волосах, и ей показалось, что они украшены золотом.

– Я знал, что найду тебя здесь. – Он сел рядом с ней.

– Умный мальчик.

– Мне надо поговорить с тобой, Грейси, – произнес он, задыхаясь. Наверное, долго бежал.

– Не мог подождать до вечера, да?

У них намечалась вечеринка на четверых. Это будет их последний вечер перед тем, как молодые люди отправятся в полк.

– Нет.

Она смотрела на заросший травой склон холма, пруды и туда, где земля снова поднималась, – виднеющиеся за деревьями крыши Хайгейта. В свежем утреннем воздухе чувствовался привкус металла. Через час-другой запах уйдет, воздух станет более сладким и спелым. Она посмотрела на Джорджа. Он нервничал, нервничал из-за нее.

– Такие вот дела, Грейс.

Она попыталась посмотреть ему в лицо, но солнце светило слишком ярко, и ей пришлось сощуриться. Он явно не находил подходящих слов.

– В понедельник мы уезжаем. В понедельник. Мне с трудом в это верится.

– Мне тоже, – тихо и спокойно произнесла Грейс, еще не осознавая, что все на самом деле очень серьезно.

Он выглядел таким растерянным. Ей хотелось обнять его. Осмелится ли она?

– Грейс...

– Вы будете вместе? Во Франции, я имею в виду. Ты и Стивен?

Он нахмурился, словно она сказала что-то очень странное.

– Мы будем вместе до Рексхэма. А дальше... не знаю.

– Мне хотелось бы думать, что вы вместе, – сказала она. – Я не могу представить вас друг без друга. Ты, наверное, так же думаешь о нас с Нэнси.

– Да, – подтвердил он и добавил: – А вообще-то нет.

– Правда? – Это уже было интересно. – Ты хочешь сказать, что представляешь нас отдельно друг от дружки?

– Я думаю о тебе. Только о тебе.

Внизу женщина переходила реку вброд, задрав юбку выше колен, длинные волосы рассыпались у нее по спине. В этой фигуре была какая-то чудесная беззаботность.

– Джордж? Ты хочешь сказать...

– Я ухожу. И я не могу уйти, не зная...

– Здравствуйте, молодые люди. – Крупная фигура остановилась возле них, частично загородив солнце.

– Мама? – Грейс почувствовала, как все отступает – напряжение, жар. – Откуда ты выпорхнула?

– Выпорхнула? – Миссис Резерфорд усмехнулась. – Я не из тех, кто порхает. А теперь идемте, погуляем со мной, оба. Джордж, дорогой, я хочу, чтобы ты помог мне убедить мою дочь, что ей надо поступать в университет, как она и собиралась. Она не говорила тебе, что хочет уступить свое место другому? Нет, ты только представь, это после всех битв, которые такие женщины, как я, вели за то, чтобы дурочки вроде нее могли получить приличное образование. Она говорит, что хочет заниматься чем-нибудь «полезным», но даже не пошла со мной на акцию протеста, устраиваемую СПОЖ[4] за право служить в армии. Ни она, ни ее сестра. Ох уж эти мои девочки!

Грейс наблюдала, как встает Джордж. Подав руку ее матери, он бросил на Грейс взгляд полный страстного желания. От этого взгляда ей показалось, будто под ней прогнулась скамейка.

Прощальная танцевальная вечеринка устраивалась в доме исключительно богатых людей, Пери-Джонсонов, в честь их сына Сэмюэла, тоже отправляющегося на войну. Средств явно не пожалели. Полный оркестр играл в танцевальном зале с лакированным полом, где кружились многочисленные черные галстуки, крахмальные рубашки, платья с оборками и мундиры, а гости постарше воинственно или с завистью наблюдали за ними, сидя за карточными столиками по краю зала и потягивая пунш. Мистер и миссис Резерфорд не пришли, предпочитая проводить вечера дома, в спокойной обстановке, за чтением. Как всегда, они доверили своих дочерей Джорджу и Стивену, надеясь, что с ними девочки будут вести себя пристойно. И как всегда, девочки, одна темненькая, другая светленькая, находились среди танцующей компании, но в некотором удалении от общей толпы, менялись партнерами, постоянно вклинивались в другие пары. Ни один молодой человек не осмеливался ухаживать за сестрами Резерфорд, когда они танцевали с этими рыжими братьями Уилкинс. Эта четверка была в некотором роде неразлучной и со временем становилась все более и более неприкасаемой. В эти дни они общались только друг с другом.