Теперь он засмеялся.

– Полагаю, я это заслужил, мисс...

– Можете называть меня Сапфайр.

– Позвольте? – Он протянул руку, чтобы чокнуться с ней.

– А вы? Кто вы?

– Я? – Он пожал плечами. – Я типичный ирландец. Великий Льстец.

Она сделала большие глаза.

– Но ваш акцент менее всего напоминает ирландский. Я полагаю, ваш прадедушка происходит откуда-нибудь из Скибберина или Баллидихоба. Разве этого недостаточно, чтобы быть американцем?

Она не знала, как это произошло – было жарко, и у нее немного закружилась голова, – но его правая рука коснулась ее щеки. Он держал ее лицо так, чтобы ей не оставалось ничего иного, как только смотреть в его светлые смеющиеся глаза.

– Догадываюсь, что мне предстоит небольшой роман, – сказал он. – А вы?

Было уже почти четыре утра, когда такси остановилось в конце Тофтс-Уолк в Хэмпстеде. Когда Грейс вышла, ее правый каблук застрял в решетке люка. Пробормотав слова, от которых у Пирсона все пришли бы в оцепенение, она выпрямилась, расплатилась с водителем и, прихрамывая, стала подниматься по крутому склону к дому номер 9 – узкому, конусообразному зданию в викторианском стиле с террасой. Она еще орудовала ключами, пытаясь открыть неподдающуюся дверь без особого шума, когда дверь изнутри открыл человек, которого она никогда раньше не видела. Высокий мужчина без пиджака, с блестящими каштановыми волосами и усами. Обескураживающе красивый. Настолько красивый, что немаловажный вопрос, почему совершенно незнакомый человек открывает ей дверь среди ночи, отошел на второй план по сравнению с другими проблемами: не слишком ли вызывающ ее макияж и пьяна ли она до безобразия или просто в меру говорлива?

– Мисс Резерфорд?

Это был американец. Еще один! Короткие рукава закатаны, обнажая загорелые, мускулистые руки. Он посторонился, дав ей войти. В коридоре было тесно, и она невольно соприкоснулась с ним.

– Простите, но...

– Джон Крамер. – Он протянул ей руку. Крепкое рукопожатие. Мягкий голос. – Я живу через улицу. Пришел вам помочь.

Она вмиг протрезвела, и ее охватила паника.

– Где Нэнси? И моя мама? Где они? – Она повесила жакет на вешалку и открыла дверь в гостиную. Все лампы были зажжены. В четыре утра.

– Ваша мама легла спать, а сестра сидит с ребенком.

Грейс развернулась.

– Что случилось?

– Феликс заболел, – ответил незнакомец. – Сейчас он спит, но доктор сказал, что его нельзя оставлять одного. – Он положил руку ей на плечо. – Хотите выпить чего-нибудь горячего?

– Нет, спасибо. Феликс!

Она направилась к лестнице, обуреваемая ужасными мыслями. Ее маленький племянник-красавчик, ее драгоценный мальчик...

– Секундочку, – окликнул ее Крамер, стоя у основания лестницы.

Когда Грейс дошла до площадки, дверь в комнату Феликса открылась и оттуда вышла Нэнси, прижимая палец к губам. Глаза красные, распухшие, густые светлые волосы свисали, как крысиные хвосты.

– Я так рада, что ты вернулась! – Ее голос звучал устало и тревожно. – Мне так тебя не хватало!

– Иди сюда! – Грейс раскрыла объятия и заключила в них свою младшую сестренку.

Нэнси была ниже Грейс. Она позволила крепко обнять себя и уткнулась головой под подбородок Грейс. Они всегда так обнимались, сколько себя помнили. Грейс погладила Нэнси по волосам, заправив их за уши.

– А теперь расскажи, что случилось?

– У него лихорадка. Я подумала, что просто зубки режутся – ты же знаешь, как это бывает. Я отпустила Эдну в обычное время, после детского обеда. – Нэнси освободилась из объятий Грейс и посмотрела ей в лицо. – Но после ее ухода ему стало очень плохо. Лобик у него горел, он покрылся испариной. Я сделала ему холодный компресс, но это не помогло. Я так переволновалась, Грейс! Бедняжке Тилли пришлось лечь спать самой, без сказок, без ласк. Мамы тоже не было дома – играла в бридж. Тилли была такой послушной... А потом Феликсу стало совсем плохо.

– Почему ты не позвонила мне в офис? – Грейс хотела потрясти Нэнси, но с трудом удержалась. – Ты должна была позвонить мне, как только началась лихорадка. Я бы сразу примчалась домой, ты же знаешь!

– Я пыталась тебе позвонить, но что-то случилось с телефоном. Затем... Это было так ужасно! У Феликса начался припадок. Я на мгновение положила его на кушетку, но тут же услышала звук падения. Я, конечно, бросилась к нему, он упал на пол, его всего трясло, я не могла его поднять. Это было так страшно, Грейс!

– Да уж, могу себе представить. Как долго это все продолжалось?

– Полагаю, минуту-другую, но мне это показалось столетием. – У Нэнси расширились зрачки, она дрожала. – Когда все закончилось, я взяла его на руки и побежала через улицу к Джону. Он удивительный! Позвонил доктору, затем пришел сюда и помог мне уложить Феликса в постель. И остался на весь вечер, то есть на всю ночь. Даже когда пришла мама, он настоял на том, чтобы остаться и дождаться тебя.

– Так что же сказал доктор? – У Грейс начало нервно подергиваться веко. Мысль о том, что малыш Феликс бьется на полу в припадке, ужаснула ее. – Как сейчас Феликс?

– Доктор сказал, что припадок, вероятно, был вызван лихорадкой. К тому времени, когда он пришел, температура немного упала, и он полагает, что худшее уже позади. Но он велел держать его в прохладе, давать ему воду, если он проснется, и для уверенности наблюдать за ним до утра. А завтра он опять придет.

– Хорошо. – Грейс поняла, что руки у нее сжаты в кулаки. Ей понадобились усилия, чтобы разжать их.

Снизу раздался скрип. Крамер, сосед, поднимался по лестнице с двумя чашками какао.

– Вот. Я не знал, положить ли туда сахар, но все же...

– Спасибо. – Грейс взяла чашку.

Нэнси как-то странно-застенчиво, даже кокетливо взяла свою. Она называла его Джоном...

– Хотите, чтобы я остался и посидел с Феликсом? – спросил он. – Уснуть, вероятно, мне все равно не удастся.

Бессонница имеет свои преимущества, так что пользуйтесь!

Грейс чувствовала, как краска заливает ей щеки, и, посмотрев на Нэнси, увидела ее вспыхнувшее лицо.

– Спасибо, мистер Крамер, – с усилием произнесла она. – Вы очень добры. Но я с удовольствием сама посижу с Феликсом.

Пожатие плеч, улыбка.

– Что ж, если вы уверены.

У него были темные, очень темные карие глаза.

Восходящее солнце пробивалось сквозь тонкие занавески комнаты Феликса, проливая бледный свет на его спящее личико. В одиннадцать месяцев он превращался из младенца в маленького мальчика, но не был ни тем ни другим. Сейчас, в переходный момент, он был особенно уязвим, особенно красив. Пушистые волосики нимбом окружали его головку. Ярко-голубые глаза, обрамленные длинными, густыми ресницами, были сейчас закрыты. Из приоткрытых розовых губ мягко выходило дыхание. Его личико было прохладным, лихорадка прошла, и Грейс могла спокойно оставить его одного, но она все равно продолжала сидеть, наблюдая за ним, и чувствовала такое облегчение оттого, что с ним все в порядке, что не могла оторваться от него. Пока.

Многие говорили, что Феликс – точная копия Нэнси. Но эти люди не видели детских фотографий Грейс, пока ее волосы не потемнели. При ближайшем рассмотрении черты Феликса гораздо больше напоминали черты тети, чем матери. У него были глаза Грейс, озорная улыбка Грейс, бледная, почти прозрачная кожа Грейс. А вот четырехлетняя сестренка Феликса Тилли кукольным личиком, миловидным вздернутым носиком и ямочками на щеках больше походила на Нэнси.

Феликс лежал на боку, одну руку положив на лицо и слегка согнув пальцы. Очаровательные пухленькие пальчики. Другая рука лежала поверх одеяла. Наблюдая за ним, слушая его дыхание и предрассветные звуки снаружи, Грейс думала, что она не могла бы быть сейчас нигде, только здесь. Сидеть возле своего мальчика. Она позволяла себе думать о нем именно как о своем мальчике, не чувствуя себя предательницей по отношению к сестре. Ведь именно Грейс наблюдала за Нэнси, пока та была беременна Феликсом, Грейс помогала ей после смерти ее мужа Джорджа. Грейс присутствовала на затяжных, почти губительных родах, потирала Нэнси спину, поддерживала ее. Они держались вместе. Нередко в эти дни именно Грейс вставала, когда Феликс кричал по ночам. После смерти отца и Джорджа в доме номер 9 на Тофтс-Уолк не осталось мужчин. Хрупкая Нэнси изо всех сил старалась справляться со своими материнскими обязанностями. А Кэтрин, их мать, была эксцентрична и непрактична. Любила порассуждать о том, как должен функционировать мир, не имея ни малейшего понятия о ведении домашнего хозяйства. Поэтому Грейс пришлось стать главой семьи. Грейс заменяла Феликсу отца.