— Ты чего вытворяешь? Да я тебя! — Мошонкин взял хромого за грудки.
— Я вас всех спас! — возмутился Анвар.
Неминуемую экзекуцию прервал протяжный скрип отворившейся двери в светелку. Отдернулась вся в пятнах, с момента выпуска не стираная, занавесь, и на вошедших хмуро глянула старуха.
Картазаев был убежден с самого начала, как только увидел мрачный дом, что если кто и живет в нем, то это непременно будет старуха.
На ней было надето цветастое рваное платье, на голове платок. Старуха как старуха, если бы не два длинных изогнутых клыка, торчащих с каждой стороны нижней челюсти.
Водонос, поплевав на руки, пригладил волосы.
— Хозяйка, гостей принимаете?
— Чего надо? Какие гости? — прокаркала старуха.
— Здравствуйте, Алмауз Кампыр! — изливал елей водонос. — Как поживаете? Дозвольте у вас пересидеть, пока космачи не уйдут.
— Нерусская что ль? — спросил Мошонкин.
— На востоке Алмауз Кампыр звучит так же как ведьма у нас, — пояснил Картазаев. — Будь начеку, Вася.
— Чего приперлись? — вскричала Алмауз Кампыр. — Чего там шушукаетесь?
— Чего раскричались? — обиделся Мошонкин. — У нас так гостей не встречают.
— А у нас из гостей шурпу готовят! — перебила его старуха. — Шинкуют и в казан. Лучка, морковки, потом все это шумовкой перемешивают.
— Тебе бы в Смаке выступать, — сказал Мошонкин.
— Кто ты такой шустрый? — закричала старуха с высоты печки.
— Василий, — представился Мошонкин, уперев руки в бока.
— Все Васи противные, — сморщилась старуха.
— Кампырихи тоже, — не остался в долгу десантник.
За дверью оказалась единственная комната с покосившимся давно не мытым полом, освещенная чадящей керосинкой на русской печи.
У стола на лавке сидели трое низкорослых плотных мужика.
— Это что за дядьки? — спросил полковник, на всякий случай, подвинув арбалет ближе к руке.
— А то не знаешь? — ухмыльнулась старуха неожиданно широким ртом. — Женихи. Вы ведь тоже на смотрины пришли?
Наступила немая сцена, в течение которой Картазаев придумывал, что бы половчее соврать, чтоб и старуху не обидеть и чтоб не пришлось потом на самом деле жениться. Положение исправил Анвар. Он всплеснул руками и чуть ли не со слезой в голосе протянул:
— Неужто созрела дочка? Где же это чудо?
— Выросла луноликая. Округлились бедра, словно у молодой ишачихи, выросли молочные груди, словно ферганские дыни, — с гордостью подтвердила Алмауз Кампыр.
Она оказалась почти карлицей, во всяком случае, даже Дине едва ли достала бы макушкой до подбородка. Она обошла вновь прибывших, по очереди задерживаясь у мужчин и пытливо оглядывая новых претендентов. Особое внимание у нее вызвал Василий.
— Дехканин? Сколько у тебя баранов? — строго спросила она.
— Ты бы самовар поставила, потом разговоры разговаривала, — предложил Картазаев. — Женихи не прочь перекусить.
— Молчи, средний! — одернула старуха и на молчаливый вопрос пояснила. — Ты средний, хромой старый, а молодой в самый раз. Косточки сахарные.
— Ты ж не варить меня собралась, — заметил Василий. — А если я твоей дочке приглянусь? Парень я видный, по мне вся деревня сохла. Глядишь и сыночком меня начнешь называть, мамуля!
— Прыткий, — одобрительно заметила старуха, прищурив один глаз, и вид у нее стал пиратский. — Люблю прытких. Ладно, ставьте чай, ведро с водой за печью, там же холодное обезьянье мясо. Чистый филей.
Василий с Диной стали хозяйничать. Вскоре закипел чайник, а на столе возник казан с мясом. Едва появилась еда, мужики тотчас придвинули лавку.
— Э, у нас так не принято, — отвел их жадные руки Мошонкин. — Сначала представьтесь.
Мужиков звали Ахмурвик, Бекмудар и Парвал. Как оказалось, претенденты прибыли уже давно.
— Чего вы тут околачиваетесь, мамкины хлеба жрете? — удивился Мошонкин. — Валили бы отсюда.
— Тарантула еще не выбирала, — пояснил Ахмурвик. — Теперь, после того, как вы обезьян за собой притащили, нам тем более не уйти.
— Стало быть, невесту величают Тарантула? Редкое имя, — заметил Мошонкин. — И при таком имени она действительно красавица?
Алмауз Кампыр, сидевшая во главе стола и поглощавшая пищу огромным ртом, при этих словах крикнула:
— Тарантула, иди сюда моя красавица! Люди хотят на тебя посмотреть.
Занавеска откинулась резким нетерпеливым движением, видно невеста заждалась, пока ее пригласят. Мошонкин не преминул поперхнуться.
Тарантула оказалась не красавицей, и это еще слабо сказано.
Женщина была не первой свежести, было ей далеко за сорок. Но про ишачиные бедра старуха не врала. С этой стороны Тарантула напоминала теннисистку Сирену Вильямс, помесь мужика и изюбря. В маму дочка пошла длинными и изогнутыми, торчащими наружу зубами. Саблезубая невеста оказалась.
— Ну-ка подвинься, средний! — потребовала старуха, усаживая невесту рядышком с Мошонкиным.
У того сразу аппетит пропал. От невинной девушки разило потом как от лошади.
Чтобы не мешать влюбленным, Картазаев пересел на другую сторону, оказавшись между Ахмурвиком и Парвалом. Крепкие парни притиснули его с двух сторон, и полковник почувствовал себя неуютно. Он попытался дотянуться до своего арбалета, но Ахмурвик преградил ему путь широкой, словно лопата ладонью, говоря:
— Надо доверять друг другу, средний.
— В среднем надо, — согласился Картазаев.
Он продолжал есть, но впрочем, без особого аппетита. Смотрины продолжались. Тарантула подкладывала Мошонкину наиболее аппетитные куски обезьянины, притискиваясь жарким давно немытым телом. Василий чувствовал, что еще немного и его вырвет. Тарантула невзначай положила ему руку между ног, и выражение лица у девушки было оценивающее, как если бы она прикидывала размеры покупаемой на рынке моркови.
— Как бы не обмануться, — мило улыбнулась она, отчего клыки царапнули ей виски. — Я ведь девушка неопытная.
Чтобы защититься от вопиющей невинности, Мошонкин положил ногу на ногу. Тогда Тарантула стала ощупывать ему ноги и изрекла довольно благоприятный вердикт:
— Сколько у тебя мяса!
У Василия возникло справедливое подозрение, что на нем может быть и женяться, но потом точно съедят. К слову сказать, к Тарантуле никак не подходило словосочетание "выйти замуж". Может, у нее и не было мужского достоинства в физиологическом смысле, но все остальные достоинства сильного пола наличествовали. Как-то широкие плечи, мощная грудная клетка, которую не спутал бы с женской грудью даже слепой паралитик. Про могучие слоновьи бедра и чугунный зад уже говорилось.
Занятый своей бурно разворачивающейся личной жизнью, Мошонкин и не заметил, что события за столом приобретают угрожающий характер, и сидящие по обе руки от Картазаева мужчины злобно щерятся на него. Водонос с Диной, оказавшиеся более чуткими, опасливо отодвинулись на край стола и уже оттуда наблюдали развитие событий, не имея возможности повлиять ни на их развитие, ни на их исход.
Конфликт вспыхнул, когда Картазаеву, которому надоело давиться с соседями, вознамерился встать и, как оказалось, не мог этого сделать. Во-первых, его сдавили с двух сторон словно школьника. Картазаев даже возмутился от такой неприкрытой наглости. Во-вторых, Ахмурвик наставил на него под столом взведенный арбалет.
— Сидеть, средний! — в наглую осклабился он. — Ну и что ты теперь намерен делать? Оружия же у тебя нет.
Картазаев тяжело посмотрел на соперника и проговорил:
— А мне не нужно оружия.
Ахмурвик, не рассчитывавший встретить сопротивление, забегал глазками и завопил:
— Это почему тебе не нужно оружие? Ты что, из мормонов?
Вопль привлек внимание Мошонкина, и тот, наконец, уяснил, откуда может грозить опасность, но оказалось, что десантник находится не в лучшем положении. Старуха с дочкой также притиснули его, не давая двинуться точно так же как и полковнику. И выражение их лиц было явно не радушное. С хищно загнутых клыков закапала слюна.
— Мне не нужно оружие, потому что я возьму твое! — спокойно продолжал Картазаев.