— Но как видно, это для тебя ничего не значит, — сказал он. — Поскольку я не совсем такой дьявол, как ты думаешь, и не имею намерения выставлять на посмешище твоих друзей, как ты изволила выразиться, мне лучше уехать. По-видимому, это единственное, что может тебя удовлетворить.

Диего повернулся, чтобы уйти, но Люси поймала его за локоть.

— Извини. Два последних дня ты действительно вел себя как настоящий джентльмен. Ты окажешь мне честь, если станцуешь со мной вальс. — Она заставила себя улыбнуться. — И я с удовольствием посмотрю твое представление.

— В таком случае я выступлю для твоих друзей. И для вашего дела.

Диего взглянул на ее руку, лежащую на его голом локте.

— Но если ты хочешь, чтобы я продолжал вести себя как джентльмен, mi dulzura,[8] то тебе лучше отпустить мою руку.

Люси покраснела, но руку не убрала. Она вдруг поняла, что ждет от него совсем другого, особенно после того как он так назвал ее. Это слово заставляло ее глупое сердце желать чего-то большего.

— А что, если мне не хочется, чтобы ты сейчас вел себя со мной как джентльмен? — прошептала она.

Диего втянул воздух сквозь стиснутые зубы и посмотрел ей в глаза таким бесстыдным взглядом, который откровенно говорил, что он думает об этих ее безумных словах, потом заключил в объятия.

— Только не говори, что я тебя не предупреждал, — хрипло проговорил Диего, овладевая ее губами с такой лихорадочной страстью, что у Люси подкосились ноги.

Она слишком долго мечтала об этом поцелуе, и теперь не могла насытиться им.

Властные объятия Диего заставили ее крепко прижаться к поджарому телу, которое снилось ей по ночам. Поскольку Диего был без пиджака и жилета, Люси чувствовала исходящий от него жар, который воспламенял ее желания.

Не прерывая поцелуя, Диего повлек ее глубже в тень и прижал к стене.

— Ты сводишь меня с ума, carino, — бормотал он, сопровождая слова восхитительными поцелуями в щеку, шею и округлости грудей. — Я пытался выбросить тебя из головы, но не смог. Я два дня думаю только о том, чтобы прикоснуться к тебе, поцеловать тебя.

— Диего… прошу тебя, — сказала Люси, сама не понимая толком, о чем просит. Он решил за нее, и его губы скользнули ниже, за лиф платья, страстно целуя ее там, где ни один мужчина никогда не прикасался к ней.

Когда Диего взял губами ее сосок, Люси чуть не потеряла сознание. Диего застонал и принялся самым бессовестным образом ласкать ее грудь языком.

Люси вдруг стало абсолютно безразлично, насколько безнравственно она ведет себя, позволяя ему развлекаться с ней.

Пребывание с Диего наедине в этом укромном уголке показалось ей вдруг важнее любых пересудов.

Дорогой кузен!

Мы нашли собственное решение проблемы. Теперь собираем средства на покупку Рокхерста. Надеемся лишь, что, когда мистер Притчард поймет, что у нас есть все основания собрать достаточно денег для покупки поместья, он откажется продавать его сеньору Монтальво.

Ваш друг Шарлотта.

Диего понимал, что это безумие. Это было неблагоразумно по очень многим причинам, однако…

Пьянящий аромат фиалок от кожи Люси и ее тихие гортанные постанывания не давали ему возможности удержаться от соблазна.

Dios. Santo, разве мог он не желать попробовать ее на вкус? Он не мог оторвать от Люси взгляд, налюбоваться ее красотой. Очаровательное платье из кремового шелка обрисовывало золотистые горки грудей, напоминавших лимонные пирожные, о которых Диего мечтал в голодные годы.

Правда, сейчас желание было более напряженным, более мощным, чем просто чувство голода.

— Cariilo, — пробормотал он, целуя Люси, — мы не должны наслаждаться такими удовольствиями здесь. Вокруг слишком много народу.

— Да… — простонала Люси, почувствовав, как он ухватил ее сосок зубами. — Я хочу сказать, нет… не здесь…

Однако Диего не остановился.

— Ах, mi dulzura, — шептал он, опускаясь на колено, чтобы можно было как следует ласкать грудь. — Мне хочется проглотить каждую частицу твоего тела.

Он, кажется, был намерен так и поступить, задирая ее юбки и набираясь смелости пойти дальше, но тут сквозь затуманенное сознание проник звук шагов по деревянному полу. Диего замер.

— Диего? — прошептала Люси.

Зажав ей рукой рот, он прислушался, моля Бога, чтобы это был не Гаспар, который непременно сразу же поднимется на сцену.

Диего молча поднялся и с сожалением потянул вверх лиф ее платья, борясь с желанием, которое все еще не отпускало.

— Люси? — послышался голос откуда-то из бального зала.

Голос был резкий, настойчивый, мужской. Мужчина называл ее по имени, что подразумевало близкое знакомство между ними, и Диего немедленно ощетинился.

— Я знаю, что ты где-то здесь, — продолжал мужчина. — Лакей сказал, что ты пошла сюда. Я не уйду, пока мы не поговорим.

Бросив на Диего наполовину извиняющийся, наполовину смущенный взгляд, Люси отозвалась:

— Я не хочу говорить с тобой. Я помогаю сеньору Монтальво готовиться к выступлению.

Шаги приблизились к сцене. Люси была полностью оде-га, поэтому поспешила выйти из-за кулис, пока Диего лихорадочно разыскивал жилет и пиджак и надевал их прямо по-исрх испачканной сорочки.

Завязывая галстук, он услышал, как Люси решительно сказала:

— Уходи, Питер. Мне нечего тебе сказать.

Тот самый Питер? — подумал Диего, поправляя галстук. Вспыхнувший гнев по крайней мере остановил совершенно неуместное возбуждение.

— Люси, я хочу объяснить тебе насчет леди Джулианы. Ты должна меня выслушать.

Пробормотав ругательство, Диего вышел на сцену рядом с Люси.

— Вы слышали, что сказала сеньорита: ее не интересуют ваши объяснения, — сердито проговорил он, глядя сверху вниз на мужчину, стоявшего в нескольких шагах от сцены.

— Это Питер Берне, — глухо сказала Люси. — Граф Ханфорт.

— Я так и понял, — заметил Диего, которому этот человек не понравился с первого взгляда.

Граф с угрожающим видом сделал шаг вперед.

— Не лезьте не в свое дело, сэр, если вы не враг самому себе.

Диего усмехнулся.

— Как жаль, что я никогда не знаю, что для меня хорошо, а что плохо. Однако я, черт возьми, отлично знаю, что плохо для нее.

Мужчины окинули друг друга оценивающими взглядами. Диего очень хотелось бы, чтобы рисунок Люси был девичьим преувеличением, но — увы! — молодой граф был, наверное, с точки зрения каждой англичанки, идеалом мужской красоты.

У лорда Ханфорта была копна золотистых кудрей, бледная кожа и голубые глаза, которые, судя по всему, стали в Англии последним криком моды. Более того, он ничуть не уступал Диего в физической силе и стати. Такого бесхарактерной размазней не назовешь. Диего рядом с ним особенно остро ощущал себя смуглокожим иностранцем.

Игнорируя сердитый взгляд Диего, лорд Ханфорт обратился к Люси:

— Прогони своего сторожевого пса. Я хочу поговорить с тобой с глазу на глаз. Скажи ему, чтобы шел подменивать масти карт или вытаскивать шарфики из рукава.

Кажется, насмешки Питера вывели из себя Люси так же, как и Диего, потому что, взяв его под руку, она сказала:

— Все, что ты скажешь, можешь говорить и в присутствии Диего.

— Диего? Только не говори мне, что ты связалась с этим… с этим…

— Возможно, пора представиться, — сказал Диего таким же снисходительным тоном, как и граф. — Я дон Диего Хавьер Монтальво, граф де Леон. Не думаю, что мы когда-либо встречались.

Люси вытаращила на него глаза, а лорд Ханфорт презрительно фыркнул:

— Граф? Вы испанский граф?

— Вернее сказать, галисийский граф, — сказал в ответ Диего, понимая, что может сейчас называться графом Безземельным, потому что его фамильное поместье было продано, чтобы заплатить долги покойного отца.