— Если это не коллекция, то как, по–вашему, это называется?
Спенсер перевел взгляд вдаль.
— Случайный ассортимент кинескопных ящичков, которые я покупал в молодости.
— И вы их держите в специальной шкатулке, — в голосе Эбби чувствовался смех.
— Запертой шкатулке, — вежливо добавил Джек.
Спенсер с негодованием посмотрел на мальчика.
— Да, запертой. А как ты открыл ее, ответь, пожалуйста?
Джек с трудом сглотнул, глаза его расширились.
— О, прекратите стараться сменить тему разговора, — вставила Эбби. — Смиритесь, Спенсер, вас раскусили. У великого заместителя министра Министерства внутренних дел есть коллекция кинескопных ящичков. Не надо этого стыдиться.
— Я не стыжусь этого. – Спенсер не мог поверить, что стоит здесь и защищает свои кинетоскопы перед скоплением детей и его лже–жены. Он угрюмо добавил, — И это — не коллекция. Это — случайный ассортимент…
— Вы должны сдаться, Лорд Рейвенсвуд, — вставила Леди Клара, ее глаза возбужденно горели. — Эбби права – вас раскусили.
— И возможно, если дети хорошо попросят, — добавила Эбби, — Его светлость позволит им посмотреть в его специальные приборы. Он мог бы даже показать им, как они работают.
Хор детских просьб заполнил воздух, сначала пробные, затем более жалобные, Спенсер тревожно переводил пристальный взгляд с одного на другого. Эбби в надежде наблюдала за ним своими прелестными зелеными глазами. Черт возьми, неужели она ждет, что он разрешит этому рою детей и дальше его мучить?
Естественно. И жалобные крики подопечных Клары делали только хуже – у них было так немного, и отказать им в такой малости, когда знаешь, что это сделает их счастливыми, было бы действительно грубо. Даже он не мог быть так жесток.
Но он первым делом заставит Эбби заплатить за то, что поставила его в такую ситуацию. О, да, он будет страдать не один.
Спенсер смог ответить спокойным голосом.
— Я был бы счастлив, показать детям кинетоскопы.
Наградой ему стал восторженный крик маленьких сорванцов и оптимистическая улыбка Эбби. Они почти заставили его отречься от обещания. Вместо этого он стиснул зубы и бросился в ад.
Следующий час прошел ошеломительно. Дети бомбардировали Спенсера всюду, сначала осторожно и в стороне, но вскоре уже ползали рядом с ним. Сначала они смотрели из–за его плеча, потом он присел, чтобы показать маленькому мальчику с оленьими глазами, как работает кинетоскоп со сценой у озера. Вскоре они дергали его за руки, чтобы потянуть к этому или тому прибору, потом брали его за руку своими крошечными, хрупкими ручками, игнорируя его напряжение.
Последняя атака наступила, когда Спенсер отодвинулся к своему любимому креслу, чтобы избежать нападения. Пострел с редкими зубами по имени Лили, которая ранее оплакивала потерю сосисок, смело последовала за ним и с трудом залезла ему на колени.
Со всей серьезностью она протянула одну из коробок Спенсеру.
— Я не могу заставить ее работать, сэр. Я смотрю в нее, но ничего не вижу. — Ее нижняя губа задрожала, будто она сейчас заплачет, Спенсер почувствовал, как скрутило внутренности.
Все что ему нужно в конце этой полной бедствий ночи — рыдающий ребенок. Рыдающий милый ребенок с буйными черными завитками и проникновенными синими глазами. Черт побери.
— Смотри, Лили… — Спенсер неохотно взял у девочки коробку, нацеленную на его грудь, и направил другой ее конец на камин слева. — Ты должна повернуть ее к свету. Необходимо чтоб с другого конца был свет — от свечи или огня.
Он переместил ее так, чтобы девочка могла посмотреть в глазок, и лицо ребенка сразу изменилось от отчаяния до веселого удивления.
— Вижу лошадиные скачки. — Лили посмотрела на Спенсера. – Как заставить лошадей двигаться?
Он не смог сдержать улыбки.
— Смотри, — сказал Спенсер и, схватив ящичек обеими руками, сжал веревки, расположенные внутри.
Затем он начал тянуть их по очереди, заставляя лошадей внутри подпрыгивать, Лили закричала от восхищения.
— Они — скачут! Смотрите на них, они скачут!
К кому в горле у Спенсера прибавился сдавленный смех.
— Это не так интересно, как настоящие скачки, но, по крайней мере, ты можешь управлять победителем.
Наблюдать, как вся энергия Лили сосредоточилась на немного глупой картинке, было для Спенсера сродни великой пытке. Если бы не его военная рана, это, возможно, была бы его собственная дочь, сидящая у него на коленях и держащая кинетоскоп с непочтительной небрежностью молодости и глупости.
Боль затопила его душу, глаза искали женщину, склонную нарушать уклад его жизни. Эбби сияла от радости. Она наверно думает, что делает это ради него, вынуждая столкнуться с тем, что он, как утверждал, не любил, он понял, что это не так уж и плохо. Как дикая роза, она разрасталась в его доме и его жизни.
Сначала эти ее «игры», затем ее появление в его спальне и теперь дети. Как будто…
Спенсера поразило внезапное подозрение. Может, она думает … нет, конечно, она не думает. Он высказал свои пожелания в этом плане совершенно ясно.
Лили посмотрела на него.
— Вы покупали кинетоскопы, которые показывают что–нибудь для девочек? — с надеждой спросила она. – Что–нибудь, похожее на … на причудливый танец или леди в каретах?
— Боюсь, что нет. — Но такие штуки у него были. – Тебе нравятся леди в каретах, да?
— Очень, — робко улыбнулась Лили. — Особенно, когда они такие же милые как Леди Клара и Леди Рейвенсвуд. Леди Рейвенсвуд пахнет, как пахла мама, очень сладко.
— Как пахла мама?
Из глаз Лили хлынули слезы, Спенсер проклинал себя, что затронул эту тему.
— Мама ушла жить на небеса. У меня не было папы. Он ушел в море прежде, чем я родилась.
Ком в горле Спенсера увеличился.
— Кто заботился о тебе до того, как ты поселилась в Приюте?
Лили вытерла слезы маленьким кулачком.
— Мой дядя. Он посылал меня воровать. – Хмурая складка прорезала ее гладкие брови. – Мне не нравиться воровать.
— Очень хорошо, — жестко ответил Спенсер. – Ты должна слушаться Леди Клару и никогда больше не должна воровать. — Он сделал пометку в уме удвоить в этом году свои пожертвования Приюту.
Невероятно милое живое существо прижалось к нему еще ближе.
— Вы мне нравитесь. Вы не такой противный, как говорят все мальчики. — Она уткнулась носом его шейный платок и вдохнула. — И вы тоже очень сладко пахнете. Так же как Леди Рейвенсвуд.
Спенсер засмеялся.
— Я?
— Конечно. — Она пихнула шейный платок ему в лицо. — Видите?
Чтобы порадовать ее, он вдохнул. Затем опять вдохнул. На шейном платке был аромат Эбби. Но это не он его оставил. Глаза Спенсера сузились.
Макфи вошел в гостиную и объявил:
— Ужин подан. — Но сдержанность дворецкого испарилась, когда он заметил Спенсера с Лили, сидевшей у него на коленях. – Э–э … милорд … Вы желаете …, то есть…, Ваше пальто и шляпа готовы, если ваша светлость все еще собирается идти в клуб.
Лили пристально посмотрела на Спенсера.
— Вы не захотите идти ни в какой клуб, сэр. Сегодня на десерт лимонное мороженное. Держу пари, что в клубе нет лимонного мороженного.
— Лимонное мороженное? – Спенсер вопросительно посмотрел на Эбби. Неужели она намерена засадить его в долговую тюрьму, так же как и мучить присутствием детей? – Где вы нашли лимонное мороженное в это время года?
Эбби выглядела возбужденной.
— Гм … мне помог мистер Макфи.
Спенсер вопросительно взглянул на дворецкого, мужчина выпрямился.
— Ее Светлость спросила, какой десерт предпочитают дети, и я предложил лимонное мороженое. Мне не трудно его достать.
— Или расплатиться, — сухо сказал Спенсер.
Его лже–жена и дворецкий покраснели, Спенсер покачал головой, чувствуя, как им овладело отчаяние. Они заманили его в ловушку, все они. Если бы не просительное выражение лица Лили, он послал бы их дьяволу и ушел бы в клуб.
Но он еще не пал так низко, чтобы обидеть чувства маленькой девочки, которая не знала, что каждая ее милая улыбка причиняла ему новую боль.