Из четырех мужчин, которые согласились состряпать совместное заявление об убийстве Карин Эрикссон (как полагал Морс), только Мак-Брайд свободно бродил по Оксфорду в этот вечер. В 18.30 он зашел со своими скудными пожитками, сложенными в парусиновый саквояж, в паб «Игл и Чайлд», съел сандвич с сыром и выпил две пинты превосходно выдержанного пива «Бартон эль», после чего задумался о том, где провести ночь. В 19.45 он сел у церкви Сент-Джилес на кидлингтонский автобус номер 20 и проехал по Бенбери-роуд до Сквитчи-лайн, где попытался устроиться в отель «Котсволд-Хауз» (рекомендованный ему Хардинджем), но натолкнулся на продолговатую белую табличку, прикрепленную к толстому стеклу парадной двери: «СВОБОДНЫХ МЕСТ НЕТ». Однако через улицу располагалась гостиница «Каса-Вилла», в которой он снял двойной номер (последний), понимая, как и многие мужчины до него, что лишние два квадратных ярда постельного пространства – напрасная трата денег и к тому же навевают печаль.

Приблизительно в то время, когда Мак-Брайд вынимал из саквояжа пижаму и ставил в один из двух стаканов ванной комнаты свою зубную щетку, Филип Далей стоял и пересчитывал монеты.

Он успел на автобус в 14.30 из Глочестер-Грин. Нормальная цена для экспресса – всего четыре фунта за взрослый билет туда и обратно. Но был разочарован, узнав, что билет только туда стоит приблизительно столько же, и болезненно воспринял отказ водителя согласиться с его формально ложными утверждениями, что он все еще учится в школе. В 18.30 он сел у стены какого-то учреждения, соседствующего с отелем "Боннингтон" на Саутхэмптон-роуд, положил перед собой серо-оранжевый шарф для сбора денег, которые (как он надеялся) потекут ручьем от сострадательных прохожих, и повесил на грудь табличку: черный фломастер по картону – БЕЗРАБОТНЫЙ БЕЗДОМНЫЙ ГОЛОДНЫЙ. Один из приятелей в Оксфорде сказал, что ХОЛОДНЫЙ И ГОЛОДНЫЙ было бы лучше, но летний вечер был сухим и теплым. В любом случае никакого значения это не имело. В кармане у него лежало сорок пять фунтов, и он вовсе не собирался оставаться голодным. Просто ему хотелось посмотреть, сработает ли, вот и все.

Сработало неважно – ответ на эксперимент, кажется, был именно таков: ноги, руки и шея затекли, и он даже (да!) замерз, а монет насчитал всего на восемьдесят три пенса. Должно быть, он выглядел слишком хорошо одетым, слишком сытым, в общем, не нуждающимся. В девять часов он отправился в паб и заказал пинту пива и два пакета хрустящих хлопьев: 2.70 фунта стерлингов. Грабеж среди бела дня! Ситуация не стала легче, когда бритоголовый молодой человек со сплошь татуированными руками и многочисленными кольцами в ушах сел рядом с ним и спросил, не он ли тот член, что раскинул свой шатер на роуд. И если он, то вот пока еще бесплатный совет – сматывайся и побыстрее, – а не то растолкуем что почем.

Кэти Майклс наклонялась вперед, вбок, назад и снова вперед, вбок, назад, чтобы теплый воздух сушилки глубоко проник в ее густые, иссиня-черные волосы, со специально подрезанной для «Микадо» челкой. Опять виден их природный золотистый цвет, хотя всего несколько миллиметров у корней. На мгновение ей показалось, что она слышит шум «лендровера» поблизости, и она выключила сушилку. Ложная тревога. Обычно она совсем не нервничала или только чуть-чуть, когда оставалась одна в коттедже, даже ночью, и никогда – с Бобби. Но сейчас Бобби с ней не было, он был в пабе вместе с хозяином... и с полицейскими. Внезапно она почувствовала, как страх ползет по ее коже, почувствовала физически, как будто опасное насекомое с мягкими лапами тронуло ее.

Пробило полночь, и Морс налил себе ночную порцию из зеленой треугольной бутылки «Гленфидича». Зазвонил телефон: доктор Хобсон. Она обещала позвонить ему, если обнаружит что-нибудь еще к концу этого долгого-долгого дня. Не то чтобы она нашла что-то очень существенное, и она понимает, что с этим легко можно подождать до утра. Нет-нет, это не может ждать до утра, настоял Морс.

Пуля, которой был убит Далей, можно заявить довольно уверенно, была выпущена из ружья семимиллиметрового калибра или аналогичного оружия. Пуля вошла в спину на два дюйма ниже лопатки, вышла (на этот раз Морс не моргнул) на один дюйм выше сердца, причинив (полная уверенность!) мгновенную смерть. Время? Между десятью и одиннадцатью – со слабой вероятностью отклонения в любую сторону: скажем, девять тридцать и одиннадцать тридцать. Вероятнее всего, Далей был застрелен с расстояния в пятьдесят – восемьдесят ярдов, баллистики, может быть, поправят ее немного, но вряд ли.

Он, кажется, был доволен. В трубке была слышна музыка, но она не смогла ее распознать.

– Вы еще не спите? – отважилась она.

– Скоро буду.

– Что вы делаете?

– Пью виски.

– И слушаете музыку.

– Да, и это тоже.

– Вы, наверное, очень цивилизованный коп?

– Не всегда.

– Ну что ж... в таком случае...

– Да?

– Спокойной ночи в таком случае.

– Спокойной ночи, и спасибо вам, – спокойно произнес Морс.

Положив трубку, Лаура Хобсон осталась сидеть совершенно неподвижно, пытаясь сообразить, что же с нею происходит. Почему? Он же на двадцать пять лет старше ее!

По меньшей мере.

Черт его подери!

Она осознала нелепую, смешную правду, но не смогла заставить себя над ней посмеяться.

Напряжения или опасений на лице Дэвида Майклса не читалось, когда на следующее утро он был приглашен в комнату для допросов, где за Т-образным столом уже сидел сержант Льюис с магнитофоном у правого локтя. Майклса задержали для проведения допроса (информировал его Льюис) по двум вопросам: первый – относительно заявления, сделанного полиции доктором Аланом Хардинджем, копия которого ему передается; второй – об убийстве Джорджа Далея.

Льюис показал на магнитофон:

– Это для того, чтобы не возникло недоразумений, мистер Майклс. Как известно, нас недавно упрекали в якобы неправильном ведении допросов.

Майклс безразлично пожал плечами.

– Вы знаете о ваших законных правах? Хотите пригласить адвоката?

Но Майклс только покачал головой и углубился в чтение заявление Хардинджа...

Он мало разбирался в юридических вопросах, но предполагал в данный момент, что, возможно, виноват в мелком правонарушении, связанном с созданием препятствий при выяснении истины, – но не препятствий для отправления правосудия. Преступные намерения – mens rea – вот что действительно имело значение (так он где-то читал), и ни один человек не вправе утверждать, что его намерения были преступными в тот день год назад...

– Итак? – спросил Льюис, когда Майклс отложил в сторону последний лист.

– Да, приблизительно так и было.

– Вы согласны с содержанием заявления?

– Отчего же нет? Одну или две детали я бы не вспомнил, но – да – я под ним подписался бы.

– Мы не просим вас его подписывать. Мы просим вас сделать свое собственное заявление.

– Могу ли я просто скопировать его?

Льюис слабо усмехнулся, но отрицательно покачал головой. Кажется, ему нравился Майклс.

– В нашу прошлую встречу вы притворились – притворились, что не имеете ни малейшего представления, где находится тело, правильно?

– Да, – солгал Майклс.

– Так почему же вы направили главного инспектора Морса в правильном направлении?