В то же самое воскресное утро Клэр Осборн поняла наконец, чего ей хочется. Однако не предприняла никаких действий до следующего утра 13 июля (воскресенье она провела с Аланом Хардинджем). Все оказалось на удивление легко. Потребовалось только бегло просмотреть толстую телефонную книгу Оксфорда и окрестностей, что лежала у платного телефона: там было несколько Морсов, но только один «Морс Е.» – и телефонный номер в придачу! Лейс-Клоуз она разыскала на плане Оксфорда, висевшем в вестибюле отеля. Оказалось – всего около двух сотен ярдов отсюда. Можно было бы, конечно, спросить О'Кейна... но так было бы не столь романтично.

Стояло ясное солнечное утро. Упаковав свой саквояж и засунув его в багажник "метро", Клэр спросила разрешения оставить автомобиль на стоянке ("Я ненадолго", – объяснила она), а потом медленно направилась к опоясывающей группу домов улице и вскоре подошла к знаку "Только для проживающих здесь; посторонним вход воспрещен", где повернула налево во двор и увидела ряд домов, новеньких, двухэтажных, из желтого кирпича, с выкрашенными в одинаковый белый цвет оконными рамами. Первый же номер, который она увидела, оказался именно тем, что был нужен.

Негромко постучав, она увидела в окне слева белые кухонные полки и бутылку "Персиля" на раковине. Заметила также, что окно прямо над ней широко раскрыто, и поняла – еще до появления смутного силуэта за матовым стеклом – он должен быть дома.

"Какого черта вы здесь делаете?" – может быть, это ожидала она услышать? Но, открыв дверь, он ничего не сказал, наклонился, чтобы поднять бутылку обезжиренного молока "Ко-оп" с красной головкой, посторонился, слегка склонил голову вправо и пригласил ее войти старомодным жестом гостеприимства. Она оказалась в большой гостиной с двумя диванчиками, расположенными друг против друга, левый – из светло-медовой кожи; на него и указал Морс, на нем она теперь и сидела – он был на удивление мягкий и комфортабельный! Тихо звучала музыка, наполненная тяжелой печалью, которую, как ей показалось, она почти узнала. Конец девятнадцатого века? Вагнер? Малер? Обволакивающая и прекрасная. Но Морс нажал на кнопку в сложной аппаратуре, стоявшей на полке у другого дивана – черной кожи и поменьше размерами, – на который он и сел, его глаза смеялись, но удивления в них не было.

– Вы знаете, из-за меня выключать не надо.

– Конечно. Я выключил музыку ради себя. Я никогда не занимаюсь двумя вещами в одно и то же время.

Взглянув на почти пустой бокал красного вина, стоящий на низком кофейном столике около дивана, Клэр усомнилась в правдивости этого торжественного заявления.

– Это Вагнер, не так ли?

В глазах Морса появился некоторый интерес.

– Да, здесь есть определенные интонации и мелодии, присущие Вагнеру, согласен с вами.

Ну что за тип! Напыщенный индюк! Черт его подери! Почему бы просто не сказать ей? Она показала на бутылку «Кверси»:

– Мне кажется, все-таки вы можете делать две вещи одновременно?

– А-а! Но пить – это все равно что дышать. Вы же не думаете о том, как дышите? Согласно новейшим исследованиям регулярный прием нескольких порций исключительно хорошо действует на сердце.

– Хотя и не столь хорошо на печень.

– Да. – Он уже улыбался ей, откинувшись на спинку дивана. Одет он был в ту же самую розовую рубашку с короткими рукавами, в которой она видела его в субботу. Возможно, ему нужна женщина в доме.

– Я думала, что полагается дожидаться, пока солнце не коснется нок-реи или что-то в этом роде.

– Ну не странное ли совпадение! – Морс показал рукой на "Таймс", лежащую на столе. – Слово было в сегодняшнем кроссворде: нок-рея.

– А что значит нок-рея, только точно?

Морс помотал головой:

– Я не интересуюсь кораблями, яхтами и прочими вещами такого рода. Предпочитаю цитировать Шекспира – помните? Строчку о "шаловливой стрелке часов"?

– "Шаловливая стрелка часов уже указывает на полдень"?

– Откуда вы знаете это?

– Однажды я играла кормилицу в "Ромео и Джульетте".

– Весьма необычно для школьницы...

– Вообще-то дело было в университете.

– О-о. Сам я редко бывал на подмостках. По правде говоря, только один раз. Я должен был произнести: "Я арестовываю тебя, Антонио". Не знаю почему, но зал засмеялся. Никогда не мог понять: почему?

Все еще держа в руках вчерашний номер "Санди таймс" и свежий выпуск "Таймс", Клэр медленно оглядела комнату – заставленные книгами стены, стопки грампластинок повсюду – и задержала взгляд на картинах (две из них висели криво). Особенно понравилась ей акварель, расположенная прямо над головой Морса, – Оксфорд в голубых и багровых тонах. Ей начинал нравиться и этот словесный поединок, призналась она себе, но что-то в этом человеке все же раздражало. Она подняла глаза и поглядела на него чуть ли не в первый раз твердо и прямо.

– Вы играете сейчас, не так ли? – Вы притворяетесь, что не удивились, увидев меня?

– Нет, не удивился. Я видел, как вы сидели перед "Котсволд-Хауз" вчера: вышли выкурить сигарету. Я шел как раз мимо за газетой.

– Не возражаете, если я и сейчас закурю?

– Пожалуйста. Сам я... э-э... бросил.

– Когда?

– Сегодня утром.

– Хотите одну?

– Да, пожалуйста.

Клэр глубоко затянулась, снова села, скрестив ноги, и одернула свою трикотажную юбку на дюйм или два ниже коленей.

– Почему же вы не поздоровались? спросила она.

– Я находился на противоположной стороне улицы.

– Не очень-то по-приятельски, как вы считаете?

– А почему вы со мной не поздоровались?

– Я не видела вас.

– Вообще-то, полагаю, что видели. – Тон у него внезапно стал нежным, и она подумала, что он знает о ней гораздо больше, чем надо. – Я думаю, что вы видели меня также и в субботу пополудни – сразу после того, как приехали.

– Вы видели меня? Видели, когда шли, нагруженный всем этим спиртным?

Морс кивнул.

Черт подери! Черт его подери!

– Вы, наверно, знаете также, зачем я приехала сюда?

Морс снова кивнул.

– Но вовсе не потому, что я ясновидящий. Всего лишь Джим. Мистер О'Кейн позвонил мне вчера...

– Об этом? – она протянула газеты.

– Да. О девушке, которая, возможно, заходила к ним. Очень интересно, а может быть, и ценно – я не знаю. Они собираются дать показания. Хотя и не мне. Я в отпуске. Помните?

– Значит, я напрасно пришла. Я собиралась сказать вам...

– Нет, не напрасно – не говорите так!

– Я... я продолжала думать о девушке – вчера весь день... да и позавчера несколько раз вспоминала... Вы знаете, то, что она зашла в отель, возможно, не имея денег, а затем...

– Сколько стоит там сейчас одноместный номер?

– Не знаю точно. И вы снова притворяетесь! Вы отлично осведомлены, что я заказала двойной, признайтесь? Двойной на две ночи. Вы все узнали у О'Кейна – вы противный, сующий везде свой нос сыщик!

Несколько секунд Морс напряженно смотрел на нее.

– У вас прекрасные элегантные ноги, – сказал он просто, но она почувствовала, что ее выпад задел его. И внезапно, как-то совершенно иррационально, ей захотелось, чтобы он пересек комнату и взял ее за руку. Но он не сделал этого.

– Кофе? – энергично спросил он. – Боюсь, что у меня только растворимый.

– Некоторые предпочитают растворимый.

– А вы?

– Нет.

– Я не осмеливаюсь предложить вам бокал вина.

– Почему это, скажите на милость?.. Прекрасное вино, – сказала она через минуту или около того.

– Неплохое, да? Хотя надо его немало выпить, чтобы оценить. В малых количествах – никакого толка.

Она обаятельно улыбнулась:

– Я вижу, вы уже разделались с кроссвордом.

– Да. По понедельникам он всегда легкий. Вы знаете об этом? Они составляют его, исходя из предположения, что в понедельник утром у всех туман в голове.