Через час, ведя "лендровер" к коттеджу, Майклс нащупал руку своей жены около рычага переключения скоростей и твердо сжал ее. Но она никак не отозвалась на это и потом, вылезая с либретто под мышкой из автомобиля и захлопывая дверцу, так и не промолвила ни слова.

– Все будет хорошо, да? – спросил он.

– Что будет хорошо?

– О чем, ты думаешь, я говорю? О "Микадо-о"!

– Надеюсь. В любом случае ты меня радуешь.

Майклс тоже захлопнул свою дверцу.

– Я хочу порадовать тебя сейчас!

Когда они шли к дверям, она взяла его за руку:

– Не сегодня, Дэвид. Я очень устала – пожалуйста, пойми.

Морс в это время тоже возвращался домой. Он слегка перебрал пива и сознавал это. Вместе с тем надо же было как-то отметить этот день. Так он оправдывал себя, шагая к дому и изредка пошатываясь, как неуверенный канатоходец.

Доктор Алан Хардиндж решил, что ночь с понедельника на вторник он проведет в колледже, где прочитал хорошо отрепетированную лекцию «Человек и его естественное окружение». Аудитория, состоящая главным образом из американцев, щедро наградила его аплодисментами, и он (подобно остальным в этот вечер) выпил слишком много – слишком много вина, слишком много ликеров. Когда в 23.30 он позвонил жене и сказал, что ему разумнее было бы остаться в колледже, то возражений с ее стороны не встретил.

Ни Майклсу, ни Морсу, ни Хардинджу не было предначертано судьбой испытать долгий, спокойный сон, о котором говорил Сократ, поскольку всем троим, хотя и по различным причинам, было о чем подумать.

Бракосочетание Рая и Ада

Среда 29 июля обещала стать очень напряженным днем. Так и вышло.

Инспектор Джонсон вернулся из отпуска днем раньше и уже был в курсе последних новостей дела о "шведской деве". В 9.30 он собрал все свое мужество – и позвонил Стрейнджу.

– Сэр? Это Джонсон.

– Ну?

– Я с огорчением прочитал, что дела в Витхэме не пошли...

– Да?

– Я просто к тому, что если вы готовы дать мне шанс и несколько человек, чтобы продолжить в Бленхэйме снова...

– Никаких шансов. Ты что же, не понимаешь, что, пока ты лежал с голой задницей на пляже, у нас на шее висели все эти чертовы «увеселительные угоны»?..

– Я читал об этом, сэр. Просто думал...

– Забудь об этом! За дело теперь отвечает Морс, не ты. Согласен, возможно, он черт знает чего наворотил в нем. Но и ты тоже! И пока я не распоряжусь, он полностью отвечает за дело. А сейчас, извини, мне надо успеть на поезд.

Морсу тоже надо было успеть на поезд, в десять часов он уехал в Лондон, где Льюис организовал для него встречу с представителем шведского посольства (за обедом) и встречу с администратором молодежного пансионата на Кинге-Кросс (за чаем).

Сам Льюис, проводив Морса до железнодорожного вокзала в Оксфорде, должен был успеть сделать еще очень многое. Предварительные справки, наведенные вчера, показали весьма высокую вероятность – практически подтвердили, – что Морс проанализировал дело (об этом анализе был осведомлен в настоящий момент Льюис, и только Льюис) во многих отношениях совершенно точно и верно. В прошлом Морс частенько оказывался на несколько миль впереди команды, позднее обнаруживая, что мчится не по той дорожке. На этот раз, кажется, старикан был прав. С точки зрения Льюиса, выглядело это так, как будто ему приснился победитель очередного заезда на бегах и сейчас он идет к букмекеру, чтобы поставить несколько фунтов на лошадь, уже разорвавшую грудью ленточку на финише.

К счастью, напряжение, связанное с происшествиями в Бродмур-Ли, ослабло, и Льюису не составило труда заполучить себе помощников. На весь день ему придали двух констеблей, и вскоре эта пара уже рылась в архивах города и графства, разыскивая данные о всех угонах, взломах автомашин, вандализме в отношении машин etc. в те несколько дней, что предшествовали исчезновению "шведской девы". Картер и Хэлпстон показались Льюису довольно компетентной парой, что и было ими доказано чуть позже в ту же среду.

Льюис же позвонил в редакцию "Оксфорд мейл" и переговорил с редактором. Он хотел бы направить в редакцию факсом один материал – статью, которую написал Морс, – для публикации в вечернем выпуске. Хорошо? Оказалось, никаких проблем.

В тот же день, позднее, эту статью прочитали как начальник полиции Стрейндж, так и главный инспектор Джонсон: первый – с изумлением, второй – со вполне оправданным раздражением.

Статья была прочитана и еще кое-кем.

Худенькая Селина с тех пор, как Морс посетил агентство, испытывала немалое беспокойство. Обеспокоена она была не грехом сокрытия, но грехом умолчания, поскольку не сомневалась, когда Морс расспрашивал о Мак-Брайде, что где-то в офисе была его фотография. Каждое Рождество они устраивали скромный прием – кларет и пирожные, – и сегодня, пользуясь отсутствием (временным) могучей Мишель на Абингтон-роуд, она задумалась, где же фотография – если она есть вообще – может лежать. Она просмотрела папки с надписью «Вечеринки, приемы, угощения и etc.» и нашла ее: черно-белую фотографию, шесть на четыре дюйма, на которой были запечатлены несколько человек, присутствовавших на приеме, веселая, слегка пьяная компания с поднятыми бокалами в руках. И среди других, в середине, бородатый Мак-Брайд обнимал двух девушек за плечи.

Морс купил номер "Таймс" в магазине "Мензи" на Оксфордском вокзале. В контексте всего дела два опубликованных письма редактору интереса не представляли. Он прочитаk их сразу, как только разгадал кроссворд (кроме одной позиции). Вместе с тем первое письмо оказалось для Морса наиболее памятным из всех, поскольку содержало строчки, давно уже ставшие неотъемлемой частью его умственного багажа.