Ох, не нравились мне в последнее время эти вопросы, и я уже хотел было возразить, но в этот момент зазвенел телефон на рабочем столе. Сергей Владимирович вальяжно поднёс трубку к уху, выслушал короткий доклад, и затем положил ее обратно на рычаг.

— Вот и все, — улыбнулся он. — Дорога свободна, можете продолжать свой путь. Приятно было познакомиться!

— Спасибо за гостеприимство, — вежливо поблагодарил я.

— Нормальный дядечка, — шепнула мне на ухо Лило, после того, как мы покинули его кабинет.

— Симпатичный то он симпатичный, — согласился я, — вот только несколько любопытен на мой взгляд.

— Можно подумать, ты не такой, — хмыкнула девушка.

Мне пришлось согласиться. Выразилось это в лёгком кивке.

Мы вернулись на перегон, где на путях дожидалась заведенная дрезина.

— Долго же вас не было, — заметил один из охранявших её парней. — Мы волноваться начали. Вдруг, что случилось?

— Да все нормально, просто начальство тут очень въедливое, — пояснил Семеныч, умолчав об обеде. Зачем мужикам душу травить? — Поехали!

Тронулись в путь. Колеса дрезины размеренно стучали на стыках. Семеныч и Лило начали дремать, меня же не оставляло отвратительное ощущение, что я вляпался во что-то липкое, словно паутина, раскинутая неизвестным существом. Темнота туннеля теперь не казалось такой привычной как раньше.

Какое-то время размеренно катились по рельсам, не останавливаясь и не сбавляя ход. Мотор размеренно шумел, поглощая километры пути и, я почти уверовал в благополучный исход нашего путешествия, когда дрезина вдруг начала замедляться.

— Что случилось? — крикнул проснувшийся Семеныч. — Почему остановились?

— Затор какой-то впереди, — отозвался из темноты рулевой. — Пойду выясню.

— Оставайся на месте, сами сходим!

Мы слезли с платформы, не забыв прихватить с собой автоматы, и в тусклом свете фар, зашагали по шпалам в направлении предполагаемой преграды. Через сорок — пятьдесят шагов обнаружилось, что часть тоннеля завалена грудой из различного барахла: старыми шпалами, кусками горной породы и ржавыми трубами. В одном месте выглядывал ржавый остов автомобиля. Я осветил фонариком свод, но нигде не было видно следов обвала.

— Вот зараза! — выругался Семеныч. — Не одного дела до конца довести не могут.

— Ты о ком?

— О путейцах! О ком же еще? Дело не сделали, а начальству отрапортовали, что все в порядке.

Я огляделся по сторонам, и произнес:

— Думаю, они тут не причем… Не нравится мне всё это.

Как это ни банально звучит, но предчувствия меня не обманули. Почти одновременно с моими словами туннель осветила яркая вспышка. Грохот и взрывная волна, прокатившиеся вслед за ней, заставили нас упасть на землю и прикрыть голову руками.

Шарахнуло здорово. Не знаю, кем был заложивший этот заряд пиротехник, но он потрудился на славу. Существуй сейчас Голливуд, этого парня туда с руками бы оторвали.

Меня порядком оглушило, но прежде чем упасть, я краем глаза все же успел заметить, как наша мотодрезина подпрыгнула над рельсами.

«Лило! Что с ней?» — это была единственная мысль, промелькнувшая у меня в голове в ту секунду. Пространство вокруг заволокло едким дымом, что еще больше усугубило ситуацию. Дышать было невозможно.

— Какого черта… происходит? — раздался в стороне голос Семеныча.

Его душил сильный кашель. Видимо охранник уже встал на ноги и наглотался едкого дыма.

— Ложись на землю, иначе задохнешься, — посоветовал я. — Подождем, пока дым рассеется.

Несмотря на то, что принудительная вентиляция не работала уже много лет, кое-какое движение воздуха в метро все же существовало. Скорее всего, оно было вызвано разницей в работе фильтрационных агрегатов на различных станциях. Где-то они до сих пор работали на полную мощность: как правило, это были крупные станции, типа

Центральной, или перегоны, используемые для выращивания домашних животных и бледного вида огурцов, на удивление прижившихся в мире без солнца. На других станциях жизнь в агрегатах едва теплилась, что и вызывало перепады давления в туннелях. Но, иногда по неизвестным причинам, движение воздуха достигало достаточной силы. Мы прозвали это явление «туннельным бризом».

Вот и сейчас, такой же, непонятно откуда появившийся ветерок, быстро развеял ядовитую пелену. В тусклом свете догорающих обломков перед нами предстала безрадостная картина: перевернутая дрезина лежала к верху колесами, перегородив весь путь, прицепленная ранее к ней платформа откатилась далеко назад, видимо отброшенная взрывной волной, вещи с нее рассыпались, и в беспорядке валялись вокруг.

Но самой страшной была тишина. Ни одного голоса, или стона раненых, только потрескивание огня и звук нашего учащенного дыхания.

— Встаём, — сказал я. — Надо разобраться.

Я поднял свой фонарик, который, несмотря на все пережитое, продолжал светить, и направился к месту взрыва.

Где-то позади, плелся Семеныч, все еще откашливаясь и понося все, на чем свет стоял.

— Заткни варежку, Семеныч, — не очень вежливо попросил я. — Мешаешь сосредоточиться. Да и не ровен час — услышит кто. Нам, пока во всём не разберёмся, подавать признаки жизни рановато.

Я не сомневался, что это была грамотно спланированная диверсия. Тот, кто её осуществил, мог находиться поблизости и, почти наверняка, в его планы не входило оставлять живых свидетелей.

Семеныч догнал меня и, придержав за рукав, спросил:

— Слушай, парень, что это было то?

Я не стал отвечать, подумав, что только контуженный мог задать такой вопрос. А что спрашивать с контуженного?

Вот отойдёт, тогда и сам сообразит что почем.

Мы подошли к перевернутой дрезине. С большим трудом удалось открыть дверь, её заклинило. Хватило минуты, чтобы констатировать медицинский факт: машинист был мертв. Впрочем, ему, наверное, повезло — смерть была быстрой и, даю руку на отсечение, он даже не сообразил, что произошло.

Семеныч всхипнул:

— Господи, да что же такое!? За что его? Такой хороший был.

Я, хоть и не знал погибшего, кивнул. О мертвых или хорошее, или ничего.

От остатков нашего транспортного средства сильно несло горючкой, и оставаться поблизости было опасно. Просто чудо, что баки не сдетонировали, иначе нас бы подпалило или посекло обломками, но не факт, что наше везение продлится долго. Кроме того, невзорвавшиеся баки наводили на мысль, что могли быть ещё выжившие. Я очень надеялся, что девушка вошла в их число. Да ладно, какое там надеялся! Я искренне молился за то!

Семеныч по всем признакам впал в ступор. Похоже, с погибшим его связывали особые отношения. Хороший друг, приятель. Ладно, чего гадать!

— Пошли, остальных проверим, — позвал я Семеныча, но он даже ухом не повел.

Стоял неподвижно, как вкопанный.

— Семеныч, ему уже ничем не поможешь, — настойчиво сказал я.

— Ты иди. Я ещё чуток тут побуду. Мне надо, — отстранённо произнёс он.

— Семеныч, не приведи Бог, рванёт. Костей не соберём. Пошли.

Он отрицательно замотал головой. Я понял, что сдвинуть с места его можно лишь при помощи крана.

— Хорошо, — тихим голосом сказал я. — Справлюсь один. Только будь осторожней.

Я не мог позволить себе такую роскошь, как тратить время на созерцание обломков и вывод Семеныча из ступора.

Судьба попутчицы была так же неизвестна, как и личности, подложившие мину под состав. А ведь перестраховались гады: натаскали разного барахла на пути с намерением, что если взрыв не остановит движение, то баррикада точно заставит остановиться. Но вот мотивы, они по-прежнему смущали меня непонятностью. Террористический акт? Месть? Что-то ещё?

Больных на голову под землёй всегда хватало, тогда может, у кого-то наступило очередное обострение?

Версию о пиратстве я откинул сразу. Пропавший состав кинутся искать почти сразу. Метро при всей своей разветвленности станет для промышляющих пиратством ловушкой. Нет, похоже, придётся иметь дело с психом, а сумасшедшие всегда отличались богатой фантазией. Надо быть наготове.