Я привел АКС в боевое состояние, и медленно двинулся к платформе. Семеныч остался рядом с дрезиной, не в силах отойти от убитого товарища.

Тело еще одного парня я обнаружил неподалеку. Бедолаге размозжило голову. Зрелище было не из приятных даже для меня, и я, отгоняя подступившую дурноту, поспешил дальше.

Поиски ни к чему не привели. Обшарил все кругом: перевернул барахло, разбросанное по туннелю, заглянул под платформу, даже вскрыл от отчаяния несколько больших ящиков, но девушки негде не было. Лило исчезла. Я вдруг ощутил себя виноватым. Нельзя было оставлять ее без присмотра. Пусть оружием она владеет не хуже меня, а дерётся, пожалуй, даже лучше, я всё равно не имел права упускать девушку из виду. Мой прокол.

Я вернулся к перевернутой дрезине и застал Семеныча в той же скорбной позе.

— Перестань убиваться. Что случилось, то случилось, назад не вернёшь — попытался утешить я. — За всех не нагорюешься.

— Отвали. Ты не знаешь, — тихо прохрипел он в ответ, и от его голоса меня мурашки пробрали.

По интонации, я скорее ощутил, чем понял, кем доводился ему погибший. А потом догадка превратилась в уверенность. Раньше у меня просто не было времени присмотреться, а сейчас хватило одного пристального взгляда, чтобы сообразить: они очень похожи — Семеныч и тот парень, что лежал сейчас придавленный куском искореженного металла.

— Прости, Семеныч. Я и вправду не знал, — скорбно произнёс я.

— Уходи, — попросил он.

— А ты? — удивился я. — Здесь останешься? Тебе, наверное, помощь нужна. Похоронить надо парня.

— Уходи, — повторил убитый горем мужчина. — Сам справлюсь.

— Хорошо, Семеныч. Прощай. Извини, если что.

Ничего не оставалось делать, как продолжить путь в одиночестве. Скоро Семеныч и его сын остались у меня за спиной. Я побрёл по шпалам, стараясь не оборачиваться. Надо было искать пропавшую девушку. С ней определённо что-то произошло, и это что-то вряд ли относилось к разряду хорошего.

Главной загвоздкой было то, что я абсолютно не представлял, куда двигаться дальше. Осталось положиться на интуицию. Пока, вроде бы, она не подводила, иначе не стоял бы сейчас здесь, а догнивал где-нибудь на поверхности.

Интуиция подсказывала, что возвращаться и звать на помощь бессмысленно, поэтому я перебрался через баррикаду и, держа автомат наготове, двинулся вперёд, надеясь, что не заплутаю в бесчисленных отворотах. Почему-то верилось, что наши с Лило пути не разминутся.

Не знаю, сколько я протопал, едва ли метров триста, но этот путь показался бесконечным. Руки, сжимавшие автомат, одеревенели, на лбу выступил пот. Я так взвёл себя, что любой шорох спровоцировал бы немедленно шквальный огонь с моей стороны. Дальше так продолжаться не могло. Я заставил себя немного расслабиться, иначе сердце выскочило бы из грудной клетки. Пришлось прибегнуть к вычитанной в одной из книг псевдокитайской методике. Пара глубоких вдохов и выдохов сделали своё дело. Я успокоился и намного уверенней двинулся дальше.

Вскоре судьба вновь подкинула мне испытание — я достиг развилки. Пришлось остановиться и задуматься. По какой нитке следовать дальше, я не знал. Как в старой доброй сказке: направо пойдешь — коня потеряешь, налево пойдешь — жену обретешь. Вспомнился разговор с Игорем. Что ж, каждый мужчина имеет право налево. Следуя этой логике, я пошел налево. Если Лило еще жива, она ждет моей помощи. А она жива. В этом я уже не сомневался.

Тот, кто когда-либо ездил в метро и смотрел из окна на пролетающие мимо с бешеной скоростью системы коммуникаций и дежурного освещения, протянутые вдоль стен туннелей, мог заметить: при подъезде к станции их количество увеличивалось. Вот и сейчас, по косвенным признакам, я ощутил приближение к цивилизации. И еще кое-что.

Невнятный, липкий, как паутина, страх и ненависть. А что самое паршивое: это были чужой страх и чужая ненависть. Эти чувства не принадлежали мне. Чем дальше я шел, тем сильнее казалось, что кто-то копается у меня в мозгу, словно ребенок в разодранном плюшевом мишке, изучая его содержимое.

Я потряс головой, но наваждение не исчезло. Определенно моя скромная персона стала объектом чужого интереса.

Или последние события так меня доконали, что я окончательно съехал с катушек. Последняя версия не показалась мне такой уж нелепой. Приходилось знавать мужиков куда выдержанней, чем я, которые постепенно превращались в лишённые разума овощи. Иногда это происходило довольно неожиданно.

Я напряг мозг и, похоже, постороннее присутствие исчезло. Немного погодя странные ощущения показались мне всего лишь плодами неимоверной усталости, как физической, так и психической.

Впереди замаячил свет, я прижался ближе к стене, стараясь не особо афишировать свое присутствие. Кто знает, как принимают незваных гостей на этой станции. Тем более, после того, что произошло с дрезиной, я тоже не особо доверял первому встречному. Немного смутило отсутствие постов. Всё указывало на близость станции, а, следовательно, и заградительные кордоны, но я ничего не видел. Похоже, караульными мерами тут пренебрегали.

— Брось оружие и подними руки в гору, — голос позади, прозвучал, словно выстрел в спину.

Несмотря на все предосторожности, меня обыграли.

Послушно бросив автомат на землю, я повернулся, подняв руки, и как можно дружелюбно спросил:

— Вы чего, мужики? Я свой, с Двадцатки.

— Хоть с Тридцатки, — равнодушно бросили в ответ. — Нам плевать. Стой пока так.

Я застыл с поднятыми руками. Из темноты вынырнули двое: старик с древней берданкой, и тощий юноша, которого, при желании, можно соплей перешибить.

Глядя на них, я сильно пожалел, что бросил автомат. Если бы не фактор неожиданности, никогда бы этого не сделал. Партизаны, блин. Я опустил руки.

— Хорош дурить, дед!

— Я тебе не дед, — сердито ответил старик. — А ты мне не внук.

Он повел ружьем в сторону подростка.

— Вот он — мой внук!

— Хорошо, — согласился я. — Пусть будет по-вашему. Но зачем ружьем-то стращать?

— А кто знает, что у тебя на уме? — дед опустил ствол. — Крадешься тут с автоматом, может, напасть на нас хотел.

— Не складывается у тебя. Это не я на вас, это вы на меня напали. Сзади.

— Э, нет, — возразил старик. — Мы за тобой, почитай от самой развилки следим.

Да уж. Похоже, старею.

— Станция рядом?

— Рукой подать.

— Как называется? — я небрежно поднял автомат и повесил на плечо.

Старик даже не шелохнулся. Видимо уже не видел во мне потенциальной угрозы.

— Одиннадцатая. Или тебя старое название интересует? Я ведь помню. И внуку рассказываю.

— Правильно делаешь, — похвалил я.

Старик довольно усмехнулся.

— Странно, — заметил я, пристально рассматривая этих двоих. — Что-то вы не сильно смахиваете на боевое охранение. Или на вашей станции все так плохо?

— Мы не живем на станции, — горестно вздохнул тот. — И тебе советуем обойти ее стороной.

— Это с какой такой радости? — удивился я.

— Да с самой простой. Ты жить хочешь?

— Спрашиваешь!

— Тогда не ходи. Там смерть и безумие, — хрипло произнес старик. — Люди не отвечают за свои поступки, творят ужасные вещи. Их разум порабощен, и они превратились в марионеток.

— Дедушка, с вами всё в порядке? — участливо поинтересовался я.

Не иначе, как мой собеседник впал в старческий маразм.

— А ты разве не ощущаешь чужого присутствия в голове? Будто кто-то копается у тебя в мозгах, — спросил старик.

Я вздрогнул. Дед довольно точно передал недавние мои ощущения. Так, с каждой минутой становится все интереснее.

— Значит, чувствуешь, — кивнул дед, от которого не скрылось моё замешательство. — Здесь от него ещё можно избавиться. Если поднапряжёшься.

Я кивнул, потом немного сопоставил факты и спросил:

— Раз вы были на развилке, то наверняка слышали взрыв в туннеле?

— Слышали, — не стал упираться дед. — Как не услышать?! Это всё местные чокнутые дурят.