Обадал носил свой царственный статус с хладнокровием и самообладанием, подражая тотему племени. У него была широкая грудь, толстая, мускулистая шея и круглое одутловатое лицо с крупными чертами. Глаза вождя казались сонными и апатичными, жесты — медленными и ленивыми. Воткнутое в крыло носа золотое кольцо ярко блестело на фоне угольно-черной кожи. Обадал рассматривал Аливера с нескрываемым интересом, явно заинтригованный его необычной внешностью — тонким акацийским носом, небольшими губами и светлым цветом кожи.

— Я был удивлен, узнав, что ты пришел ко мне, — наконец проговорил Обадал. — Слышал о твоей победе над лариксом. Поздравляю. Ты можешь гордиться. Я гордился в свое время. Теперь я слишком богат, чтобы охотиться на животных. За меня это делают другие. Я никогда не встречался с прославленными сантот. Ты одаренный человек, принц Аливер.

Вождь продемонстрировал Аливеру свои белоснежные зубы — не то чтобы улыбку, но, очевидно, некий знак благорасположения.

— Я вижу, мало на свете такого, чего не знал бы Обадал, — произнес в ответ Аливер. — Тогда, должно быть, тебе известно, зачем я пришел и о чем хочу говорить?

Вождь молча побарабанил толстыми пальцами по бедру, дав Аливеру понять, что он слишком торопится, и вернулся к размеренной беседе. Он расспросил, все ли благополучно у народа талайцев, и осведомился о знатных семьях — проверяя, насколько хорошо Аливер в них разбирается. Принц старался отвечать со всей возможной учтивостью, в душе коря себя за то, что так быстро перескочил к истинной цели визита. Хотя Аливер давно узнал обычаи этих земель, он все еще слишком часто забывал в спешке традиционные формальности.

Получасом позже Обадал наконец замолк, и некоторое время двое молодых людей слышали лишь жужжание мух и детские крики в отдалении. Каждый отпил из сосуда с пальмовым соком — холодным и освежающим, спасающим от изнуряющей жары. Затем Келис чуть заметно кивнул Аливеру, подтверждая, что можно перейти к главному.

— Благородный Обадал, — начал Аливер, — наверняка ты уже знаешь, о чем я хочу поговорить с тобой. Скоро начнется большая война, цель коей — изничтожить зло, причиненное миру Хэнишем Мейном. Он привел с севера своих воинов и армию чужаков и захватил Акацию. Может показаться, что мейнцы победили, но на самом деле они просто застали мой народ врасплох, и мы вынуждены были отступить. Временно. Еще мой отец начал дело объединения великих сил мира для противостояния Мейну. Я пришел сюда просить помощи в этой борьбе. Акация щедро вознаградит тебя за мудрые советы и сильную армию.

Обадал держал в левой руке жезл в форме креста, выкрашенный в золотой цвет, увитый кожаными лентами и украшенный непременными птичьими перьями. Толстым концом жезла он неторопливо почесал шею, а затем обратился к Аливеру.

— Почему мои люди должны проливать кровь за тебя? Ты принц без государства, а Хэниш Мейн держит в каждой руке по мечу, и оба могут убивать.

— У меня есть армия, — сказал Аливер. — Ведомо ли тебе, что воины стекаются в нее из всех земель? Я хочу биться не только лишь для собственного блага. Разве Хэниш Мейн не дотянулся и сюда, разве он не положил руку на ваши богатства, хватая то и это, что ему понравится? Он забирает детей из ваших земель и продает их неведомым хозяевам на другой стороне мира. Я сказал бы, что это деяния врага. Ты ведь не зовешь мейнцев друзьями, верно?

— Нет. Конечно, нет. — Вождь поглядел по сторонам, словно собираясь сплюнуть. — Да только какая мне разница, кто из бледных людей грабит нас? Мейнцы не лучше и не хуже акацийцев, которые были до них. И не делай оскорбленный вид, принц. Правдой нельзя оскорбить. Мейнцы вдвое увеличили квоту рабов, это правда, но они не спрашивают, откуда берутся рабы, понимаешь? Такая квота ослабляет наших врагов больше, чем нас. Ты понимаешь меня?

Аливер ощутил острый укол обиды, когда его обозвали «бледным», однако почел за лучшее не заострять на этом внимание.

— Мой отец не хотел никого грабить, и я не хочу.

— Многие его именем приходили в наши земли и крали у нас. Ты или искусный лжец, или совсем не знаешь истинной сути мира. Ты жил в красивом дворце, разве не так? Целый остров ты называл своим собственным. Лошади и украшения, вкусная еда, слуги — у тебя было все. Как ты думаешь, чем за это платили?.. Я тебе скажу кое-что. Подойди ближе.

Обадал поманил его жезлом. Аливер подался вперед, оказавшись в неудобной позе. Он едва не упал и в конце концов кое-как удержал равновесие, почти встав на четвереньки. Вождь наклонился поближе. От него пахло сандалом и едким потом.

— Люди вроде тебя или меня правят не потому, что благословлены Дающим. Это ложь, придуманная для простого народа. На самом деле мы держим власть, поскольку лучше всех знаем, что Дающий покинул нас. Нет другого мира, кроме того, что мы сделали сами. И в мире, где когда-то правил твой отец, было мало богатых и много бедных. Так уж его устроили.

Несколько стариков пробормотали слова одобрения. Один облизал языком губы, сочно причмокнув.

— Ваши люди брали у нас не только золото, не только рабов, — продолжал вождь. — Твой отец держал в плену моего младшего брата, мою сестру и вторую жену моего отца. Моих родичей, понимаешь? Мою кровь. Леодан спрятал их, запер где-то далеко отсюда. Так он получил сердце моего отца и сказал ему, что если халали обратят оружие против Акации, его родные будут страдать. Я до сих пор не знаю, живы ли они. Можешь ты отпустить моих родичей? Можешь пообещать, что они вернутся домой?

Аливер заморгал. Прикрыл глаза и несколько секунд сидел молча и неподвижно. А потом вновь открыл их.

— Я не знаю. Такими вещами скорее всего занимались в Алесии. Мой отец, наверное, и не подозревал…

— Какой король признается в своем невежестве?

— Более мудрый, чем тот, который сообщит всему миру о своем знании, — парировал Аливер. — Акция была огромным государством. Много дел проходило через руки наместников. Если б ты знал моего отца, то понял бы, что для него не было ничего дороже семьи. Он не стал бы использовать такие методы.

Обадал покачал головой.

— Безраздельная власть означает безраздельную ответственность. Люди моего племени подносят вождям богатые дары. Мы же платим тем, что наши души принимают на себя их грехи. Если ты не готов к этому, то не заслужил свой трон. Ползи назад и оставайся ребенком. И не корону ищи, а грудь матери.

Маленькая птичка влетела под тент и закружилась в воздухе, присела на одну из перекладин, потом на другую. Аливер поднял взгляд и некоторое время бездумно наблюдал за ней. Все шло совсем не так, как он планировал. Он чувствовал себя глупцом, тем самым ребенком, которым обозвал его вождь.

— Ну, довольно об этом, — сказал Обадал, неожиданно сменив тон и перейдя от пафосных речей к простым словам. — Ни один мужчина не может вернуться к материнской груди, так что давай-ка двинемся дальше. Я могу дать то, что тебе надо. Знаешь наших врагов, племя бальбара? Они несли зло моим людям с первых дней существования мира. Когда-то халали повелевали ими, но в последнее время бальбара стали слишком наглыми. Они смеются над нами, вторгаются в наши земли и разоряют наши деревни. Мне это надоело. Я хочу уничтожить их.

— Уничтожить?

— Да. Убить их воинов, оскопить их мальчиков и продать их женщин в наложницы, чтобы носили детей халали. Если поможешь мне стереть их с лица земли, признаешь мой народ равным талайцам и позволишь нам собрать дань твоим именем…

— Мне не нужна дань…

— Ха! Когда твой народ держал власть, Акация пила дань, как пьяница глотает вино. Все повторится снова, я уверен. Затем ты признаешь нас равными с талайцами и согласишься, чтобы все эти земли были переименованы в Халали. Не только на наших картах, но и на твоих. Почему земля от горизонта до горизонта называется Талаем? Еще ты вернешь домой моих родичей и не станешь более забирать наших людей. Дай мне то, о чем я прошу, и халали помогут тебе в войне. Ты не найдешь более сильных воинов. Я могу привести десять тысяч человек через несколько недель. Ты еще не видел таких бойцов, принц. Я немногое знаю о людях, что дерутся за Мейн… этих нум-риках… но мы погоним их перед собой как гиен, поджавших хвосты. — Обадал снова расплылся в улыбке. — Я могу обещать, что и бетуни присягнут тебе на верность. Если хочешь, мы выпьем кровавую чашу — питье, которое свяжет нас, и соглашение не будет нарушено, даже если мы оба погибнем.