Когда он, наконец, отыскал дом, то привратник никак не хотел его впускать, и Феликсу пришлось самому выехать вперед и использовать всю свою власть. Может, Жаак де Флёри и воображает себя великим негоциантом, но он все же берет ткани Шаретти и продает, и покупает, в точности как они сами. А мать Феликса как-никак его свояченица. Хотя сам Жаак де Флёри, похоже, ни в грош не ставил это их родство. Но уж тем более Феликс де Шаретти не собирался требовать для себя никаких уступок.

Однако, как бы то ни было, впустить в дом наследника Шаретти они обязаны. Если только его мать и Николас уже не прибыли сюда. Если только сам Николас не стоял за этой отсрочкой или даже отказом?

Нет, вот кто-то вышел им навстречу. Высокий мужчина в длинном бархатном одеянии с волочащимися рукавами, поверх дублета из набивного шелка с высоким воротом, в широкополой шляпе с накидкой, в два раза больше, чем у самого Феликса, и вдвое дороже. На плечах висела толстая золотая цепь, и это было не единственное украшение. Лицо его блестело как маска на рукояти мизерикорда, и только в глазах, крупных, темных, осененных густыми ресницами, не было никакого блеска, несмотря даже на показную белозубую улыбку.

— Мне сказали, — заявил Жаак де Флёри, — что к моим дверям прибыл некий юный родич. Я тут же поспешил проверить. Я весьма занят делами. Мой стол завален бумагами. Я жду гостей через час и должен написать еще множество писем, но ради таких слов я прекращаю все. Юный родич желает говорить со мной, и я так понимаю, что ты — это он?

Феликс, как зачарованный, уставился на крепкие блестящие зубы.

— Да, — Крепкие зубы блеснули в повторной улыбке, за которой ощущалась тень усталости. — Да, — повторил Жаак де Флёри, словно ожидая продолжения, но тут же заговорил сам. — Я надеюсь, ты позволишь мне похвалить твою великолепную шляпу. Не так часто встретишь подобное произведение искусства в Женеве. И изысканный крой костюма.

У Феликса за спиной слуги принялись перешептываться. Ему было жарко. Он никак не мог понять, почему этот человек держит его на пороге, обсуждая наряды.

— Благодарю вас, месье. Я охотился в Генаппе.

Взгляд темных глаз заострился. Едва уловимая пауза. И затем маленький рот растянулся в неподдельной улыбке.

— В Генаппе! Мой юный родич охотился с дофином! А теперь его отраженная слава падет также и на бедного родственника в Женеве! Так скажи же мне, наконец, свое имя, мой мальчик.

— Я уже сказал вашему управляющему. Я Феликс де Шаретти из Брюгге. Я приехал в надежде увидеть здесь свою мать.

— Увидеть здесь свою мать! — изумленно повторил его родич. — А вот это загадка! Ты Феликс де Шаретти — разумеется, мы в каком-то дальнем родстве по браку. Ты прав. И ты ожидал найти свою мать в этом доме?

— Так ее здесь нет? — Феликсу теперь было не просто жарко, он еще и начал злиться. Может, этот человек и богач, и внешне вполне дружелюбен, но он по-прежнему стоял посреди двора, унизанной перстнями рукой придерживая ворота, а Феликс де Шаретти перетаптывался у входа вместе со своими лакеями и лошадьми.

— Никогда в жизни! — заявил месье де Флёри. — Она и не извещала меня о своем приезде, бедняжка. Несомненно, ей нужна помощь.

— Тогда, — заявил Феликс, — вы ошибаетесь. Ни в какой помощи она не нуждается. Она просто поехала на юг со своим. Она просто собиралась навестить вас.

— Мой славный юноша, — заметил на это Жаак де Флёри. Тон голоса его так изменился, что Феликс, вмиг позабыв о своей досаде, изумленно уставился на него. — Мой милый юноша, если ты провел несколько дней в Генаппе — то, возможно, ты не слышал последних новостей из Брюгге? Ты не заехал в Брюгге, перед тем как двинуться на юг? И, стало быть, не знаешь этих ужасных, ужасных известий?

— Что? — воскликнул Феликс.

Слуги тут же подошли ближе. И все трое изумленно уставились на властную фигуру перед ними.

— Мой бедный, бедный мальчик! — протянул Жаак де Флёри. — У тебя больше нет ни дома, ни компании. Все сгорело в пепел в прошлом месяце, накануне турнира Белого Медведя.

Наконец их пригласили войти. Слуги, лошади и дорожные пожитки исчезли. С колотящимся сердцем Феликс поднялся за Жааком де Флёри по лестнице и двинулся по коридору, время от времени натыкаясь на него, когда торговец останавливался, дабы ответить на какие-то вопросы, а затем безнадежно отставал, когда останавливался подумать, о чем бы еще спросить.

Его дражайшая матушка осталась жива, а также и сестры. Никто не погиб в пожаре. Но дом, все склады и красильня сгорели. Трагедия. Двойная трагедия, поскольку, судя по всему, бедняжка демуазель уже была глубоко в долгах из-за последних неосторожных приобретений. Кроме того, до месье де Флёри дошли некие слухи, которые он не рискнет повторить при сыне демуазель. Что-то касательно ее брака с неким челядинцем. Разумеется, все это глупости, но подобные слухи разрушают доброе имя компании и порочат честь всех ее служащих.

— Но, впрочем, — продолжил Жаак де Флёри, заходя в гостиную и наконец, приглашая своего ошеломленного гостя присесть, — никакой компании Шаретти больше не существует. Так что слухи не имеют значения. Не желаешь ли немного вина?

— Мне нужно возвращаться, — заявил Феликс.

— Ну, разумеется. Однако сперва следует выпить вина и передохнуть. Эзота! Эзота! Приехал Феликс де Шаретти, у которого в Брюгге все сгорело. Моя супруга, — ласково заметил негоциант, оборачиваясь вновь к Феликсу, — любила твою матушку самой преданной любовью. Вот и она.

Всеми мыслями устремленный в Брюгге, Феликс поднялся с места и бездумно остался стоять. В комнату вплыла толстая женщина, бледная, словно непропеченный пирог, с крашеными волосами, увитыми ленточками. Протопав к нему, она подняла напудренные руки и обхватила его. Нос Феликса уперся в мягкую плоть, нашел какую-то выемку и нырнул в нее. С большим трудом ему удалось высвободиться.

— Феликс! — воскликнула Эзота Флёри, удерживая его за плечи. — Бедный сиротка!

Перепуганный Феликс обернулся, но Жаак де Флёри ответил успокаивающей улыбкой.

— Эзота! С твоих слов, бедный мальчик решит, будто мать его умерла. Но ведь она жива и невредима Разорена, но невредима.

Яркие глазки Эзоты казались крохотными на слишком широком лице. Она не сводила взгляда с молодого человека.

Взяв его за руку, жена хозяина дома подвела Феликса к дивану и сама уселась рядом, переплетая его пальцы со своими.

— И все равно сиротка. Этот ужасный брак, силой навязанный невинной вдове. Как ты сможешь простить нас? Над матерью твоей надругался мальчишка с нашей кухни!

Жаак де Флёри, разливавший вино из кувшина, обернулся.

— Но ведь это просто слухи, Эзота, мы не станем говорить об этом.

— Это правда, — возразил Феликс.

Они уставились на него. Осознав, что произошло, Феликс с трудом взял себя в руки и глубоко вздохнул.

— Не про надругательство. Если слухи именно таковы, я буду вам признателен, если вы станете все отрицать. Николас и моя мать заключили брак только как деловое соглашение. Несмотря на низкое происхождение, моя мать уверена, что он обладает большими деловыми способностями и сможет помочь ей управлять компанией. Именно для того, чтобы дать ему надлежащее положение, был заключен брачный контракт между ними.

Женщина отпустила, наконец, его руку.

— Николас! — воскликнула она с улыбкой.

— Да, полагаю, именно такое имя было дано ему при крещении, — задумчиво отозвался торговец. — Но для нас он, разумеется, остается кухонным мальчишкой. Какие невероятные сюрпризы порой готовит людям судьба. Деловое чутье, говоришь? И он теперь владеет компанией на паях с твоей матерью?

— Нет, он не получает ничего, кроме жалованья. Получал. Теперь-то, конечно, ничего не осталось. Компании больше нет.

— Остались долги, — возразил Жаак де Флёри. Усевшись, он задумчиво уставился на бокал вина в своей руке. — Если только где-нибудь не спрятаны деньги, о которых мы ничего не знаем Деловое чутье, говоришь?