— Так значит, ты получил какие-то другие новости?
— О да, — отозвался Асторре, — новости я получил. Томас, иди сюда и сядь. Мастер Юлиус хочет узнать мои новости, и он имеет на это право. Ты тоже. Затем можете сами решать, хотите вы или нет переметнуться к Лионетто, вслед за вашим приятелем Тобиасом. Теперь я знаю, почему он сделал это. Богом клянусь, знаю.
Томас, молча, взирал на Асторре. Юлиус, чувствуя себя совершенно опустошенным, так же уставился на него.
— Клаас, — только и сказал Асторре.
— Клаас? — переспросил Томас.
И Юлиус очень медленно:
— Клаас стал шпионом?
— Шпионом! — выплюнул Асторре. К ним заоборачивались. Громогласный рев пришлось приглушить до яростного шипения. — Может, и так. Теперь я чему угодно поверю от этого подлеца. Чему угодно. Томас, тебе как понравится служить Клаасу? Клянчить у него деньги на выпивку? Кланяться за новую пару сапог?
Озадаченный Томас медленно начал багроветь. Юлиус, также раскрасневшийся, вовсю шевелил мозгами. Клаас, послушный посыльный, самый часто битый. Самый веселый слуга во всем Брюгге. Клаас был совсем не дурак и, возможно, наконец, послушал его совета.
— Он что, начала помогать с делами? Демуазель пристроила его в конторе?
— В конторе? — завопил наемник. — Матерь Божья, эта сумасшедшая вышла за него замуж?
Юлиус начал смеяться. Он смеялся все-то время, пока Томас встревоженным голосом задавал вопросы, а Асторре грохотал в ответ, перечисляя все те несчастья, которые неминуемо свалятся на них теперь. От оскорбленного достоинства до грядущего банкротства, которое превратит их всех в нищих. И если только они не смирятся с тем, что им придется принимать приказы от наглого молодого жеребца, у которого всех способностей-то всего одна, видит Бог, и все знают какая, видит Бог. И с помощью которой, видит Бог, он добился того, что не удалось другим, куда более приличным людям. Позднее Юлиус припомнил, что в какой-то момент достаточно пришел в себя, чтобы резонно указать Асторре на тот факт, что Тобиас, по крайней мере, уехал из Милана совсем по другой причине. Поскольку в ту пору эта неосмотрительная женитьба еще не произошла. Но Асторре, трясясь от ярости, ничего не желал слушать.
— Если уж женитьба состоялась, так только чтобы избежать скандала. Ах, Клаас, ублюдок! Может, этот Тобиас его настроил! Может, Лионетто его настроил! Может, уже Лионетто стал новым капитаном отряда Шаретти, и теперь спешит на юг, чтобы нас стереть в порошок. И сэкономить новобрачным наше жалованье. Я убью его!
— Кого? — поинтересовался Юлиус.
— Их всех! — вполне логично прогрохотал Асторре. И наконец, удалился, дабы напиться, затем затеять драку с каким-нибудь силачом и одолеть его.
Два дня Юлиус потратил на то, чтобы утихомирить его. И даже отчасти преуспел. Не погасив однако, во благо короля Ферранте Неапольского, то яростное пламя ненависти, которое, по словам Томаса, легко могло бы позволить их капитану в одиночку уничтожить любого врага.
Что касается его самого, то Юлиус не чувствовал ни злости, ни зависти, а лишь нарастающее удовольствие и любопытство. Какова бы ни была причина, но что-то сдвинулось с места. Теперь оставалось только ждать, что из этого выйдет.
* * *
За неделю до того, как весть о его женитьбе дошла до Юлиуса, Николас выехал в Милан. Позади в Брюгге осталась отважная женщина с двумя рыдающими девочками. Остался также Грегорио, который со дня на день ожидал приезда Кристофеля. Он был преисполнен доверия к ним обоим. Вдвоем, даже без него, они смогут начать восстанавливать разрушенное. А через три или четыре дня Феликс, наконец, уедет из Генаппы и также присоединится к матери.
И верно. Спустя три дня после отъезда Николаса, молодой оценщик Кристофель прибыл в Брюгге из Лувена. Он не знал ничего о пожаре, и ожидал, что вдова со своим новым супругом уже отбыла в Дижон и Женеву. Ошарашенный новостями, Кристофель не сразу смог ответить на расспросы вдовы касательно ее сына Феликса.
Затем, взяв, наконец, себя в руки, он поспешил успокоить ее. С jonkheere все в порядке. Похоже, он великолепно провел время в Генаппе. Покинув Генаппу, он заехал в Лувен, дабы сменить лошадей, прежде чем вместе со слугами отправиться им юг. То есть, ничего не подозревая о пожаре и об изменившихся в соответствии с этим планах матери, jonkheere Феликс решил поскакать следом за ней и мейстером Николасом. То есть поехать в Дижон. И прямиком в Женеву, если не пересечется с ними там.
На этом месте рассказал Кристофель прервался, удивленный странным взглядом демуазель, и покосился на Грегорио, который, однако, остался безучастен, после чего демуазель промолвила:
— Хорошо, что теперь я знаю, где Феликс. Я, было, подумала, что мне стоит отправиться вслед за ним. Но очень скоро они увидятся с Николасом, и тот все расскажет ему. Полагаю, мой сын вернется к нам через неделю.
Кристофель разумно предпочел хранить молчание. Он в подробностях описал все, что было сказано Феликсом, который собирался нагнать свою матушку с супругом. Однако он предпочел умолчать о выражении лица Феликса, когда тот говорил об этом.
Точно такое же выражение лица было у Феликса и сейчас, по пути в Дижон, так что даже оба его лакея предпочитали помалкивать, смирившись с тем, что их ожидает унылое, мрачное путешествие, как всегда, когда jonkheere хмурился. В Дижоне он остановился ненадолго и выехал из города без матери и Клааса. Нет, Николас, теперь так его следовало называть, а не то можно получить хлыстом от юного Феликса. Немудрено, что jonkheere в таком скверном расположении духа: гордыня не позволяет, чтобы кто-то вздумал при нем осуждать его матушку, но одновременно он вне себя от злости на Клааса. Николаса.
Боже правый, да как тут упомнишь называть его Николасом, если всего два месяца назад выиграл у него в кости подвязку той служаночки?..
Стало быть, он не встретился с матерью в Дижоне, и теперь им придется ехать аж до Женевы. Приятно было бы еще знать, зачем. Старухе хотелось покрасоваться со своим новым муженьком, а jonkheere вознамерился испортить ей удовольствие. Так, по крайней мере, казалось тем, кто хорошо знал юного Феликса. Да, в общем, он неплохой парень. Правду сказать, даже жалко его иногда становится. Только не когда он принимается орать и махать хлыстом по любому поводу.
Середина мая. Время овечек и свежей зелени, цветущих рощ и журчащих ручейков, и птичьего гомона в тенистых лесах. Но по пути на юг Феликс ничего этого не видел. Он спал на постоялых дворах, которые лакеи подыскивали для него, и совал руку в кошель, чтобы оплатить еду, выпивку, ночлег, пошлины и милостыню, и думал о матери и Клаасе. Николасе.
Оказавшись в Женеве, он тут же отправился на поиски дома, двора, складов и конюшен Жаака де Флёри, чья племянница в свое время понесла от слуги и дала жизнь Клаасу.
Феликс никогда не встречался с Жааком де Флёри и его женой Эзотой, у которых Клаас жил ребенком. И перед которыми Клаас теперь собирался покрасоваться в роскошных нарядах, купленных на деньги Шаретти. Уже не Клаас, а Николас, женившийся на владелице компании Шаретти и разбогатевший.
Ибо, разумеется, все вышло совсем не так, чем представлял себе Феликс в тот день, когда, после разговора с матерью, как взрослый со взрослым, он принял присутствие Николаса в кругу семьи. Николас не вошел в круг семьи. Он стал его главой. Он не был другом матери; он стал ее хозяином. Николас, слуга Феликса, так заморочил голову его матери, что она умоляла его, Феликса, отступить в сторону и дать Николасу его шанс в жизни! Шанс насладиться дешевым торжеством перед своими родичами. Эта старуха — моя жена. А это ее сынок — Феликс, но на него можете не обращать внимания. Теперь я тут главный.
От Кристофеля он узнал об этой их поездке. Сперва Феликс был настолько выбит из седла, что даже не знал, что делать. Но сейчас, если у него и остались слезы, то только от злости. Однако он всячески пытался сдерживаться. Торговцу не пристало выказывать свои чувства. Только так и заключаются сделки. Только так можно взять верх над тем человеком, с кем эту сделку заключаешь.