Он терпеливо ждал, пока собеседник внимательно разглядывал его. Наконец Грегорио промолвил:

— Ты шпионишь за мной?

Николас ухмыльнулся.

— Это мне ни к чему. Любовница Томмазо живет в доме по соседству с твоей подругой. Томмазо Портинари. Поутру ты можешь определить, когда он уходит, по звону перстней. А нельзя ли мне с ней познакомиться?

Возможно, он слишком торопился с этим вопросом, но времени оставалось не так много. К тому же, стряпчий был человеком сообразительным. Николас надеялся, что он сразу отвергнет ту мысль, что неким образом хотят устроить экзамен его избраннице. Напротив, он должен был понять, что самой его избраннице предоставляется шанс взглянуть на Николаса и устроить экзамен ему. Несомненно, она о нем уже наслышана. И едва ли расположена по-доброму. Грегорио поднял брови. Он не улыбнулся: он вообще редко улыбался. Однако и не нахмурился.

— Прямо сейчас?

— А почему бы и нет?

Оправившись от изумления (она как раз мыла голову), хозяйка дома приготовила и подала им великолепный обед, и встреча прошла как нельзя лучше. Ее звали Марго. Она отличалась изысканными манерами и была отнюдь не глупа. Она с готовностью принимала участие в разговоре, если не считать трех случаев, когда Николас упомянул какое-то место, человека или сделку, имевшие отношение к делам Шаретти. Он с удовлетворением отметил, что во всех трех случаях она не знала, о чем идет речь.

Чуть позже, когда они уже вышли на улицу, он заявил стряпчему.

— Она мне очень понравилась. Когда наши дела пойдут на лад, ты сможешь купить ей более роскошный дом.

Грегорио замедлил шаг.

— Я не уверен, насколько мне понравилось то, что ты сделал.

Говорить особо было не о чем. Николас также пошел помедленнее, чтобы Грегорио не отставал от него.

— Впрочем, полагаю, что другого способа у тебя не было, — промолвил наконец стряпчий. — Означает ли это, что она будет постоянно находиться под надзором?

— Боже правый, да кому это нужно? — изумился Николас, затем широко улыбнулся: — Разве что со стороны Томмазо, ведь она — настоящее сокровище. Нет, я уже сказал, что хочу сделать тебе предложение, и теперь этот час настал. Речь идет о моем собственном предприятии, которое не имеет никакого отношения к Шаретти. То есть я беру на себя риск, но компания Шаретти получит часть прибыли. Проблема в том, что нам нужно действовать втайне ото всех. У меня есть помощник в Италии, но мне также необходим поверенный, на которого я могу положиться. И если меня ждет неудача, то ты по-прежнему сможешь работать на демуазель… Разве что неудача случится по твоей вине. Я не верю в такую возможность, однако порой случается, что люди предают чужое доверие.

Грегорио ответил не сразу.

— Никто не может обещать, что он всегда будет служить одному хозяину и не перейдет к другому. Всякое бывает. Тебе может не понравиться работать со мной, когда ты узнаешь меня получше. Мне могут не прийтись по душе твои планы, когда я узнаю о них. Но вот что я тебе скажу: законы я люблю куда больше, чем деньги, а стряпчий не может надеяться на успех в этой жизни, если будет торговать чужими тайнами. Расстаться мы можем, но я никогда не предам.

— Вот и отлично, — отозвался Николас. — Тогда вечером можешь зайти ко мне после ужина, и я расскажу тебе все, чего ты еще не знаешь, а потом, скорее всего, ты соберешь сундуки и уедешь подальше из Брюгге. Ну, а пока мне нужно увидеться с Лоренцо Строцци. Обед был просто отменный.

— Заходи как-нибудь еще, — пригласил его стряпчий. И, похоже, от всей души.

Лоренцо Строцци, который ни единым словом не обменялся ни с кем из семейства Шаретти с того самого дня, когда он встретил Феликса у Портерслоджи, попытался через привратника передать, что его нет на месте, но затем с сердитым видом смирился, когда Николас все же прошел к нему в кабинет и без приглашения уселся на стул. Точно так же без приглашения Николас сообщил ему, зачем пришел.

К третьему слову Лоренцо перестал перебивать гостя. К десятому на лице его не отражалось ничего, кроме ужаса. Под конец он с остолбеневшим видом уставился на Николаса и повторил:

— Потерпел, крушение.

— У берегов Бретани, так мне сообщили, но был спасен и находится в добром здравии. Страус оказался единственным, кто добрался до берега. Но беда в том, что его взяли под арест, пока не будут удовлетворены все требования по страховке, а это не так просто, ввиду исков противной стороны. Ну, ты понимаешь. Относительно смытого за борт и выброшенного на берег груза. В общем, целая история. Мало кто в Бретани знает, чем кормить страусов.

— А кто хранитель? — воскликнул Лоренцо. — У него же должен быть хранитель! Кто-нибудь заявил на него права? Ведь это страус герцога Миланского! Гонец. Нам нужно послать туда гонца.

— Но разве мы хотим, чтобы герцог узнал о наших проблемах? — поинтересовался Николас. — Вспомни, ведь именно семейство Медичи взялось раздобыть герцогу страуса, и ты сказал… — Николас внезапно осекся. — Они тебе заплатили за страуса, а ты все растратил?

Лоренцо Строцци зло уставился на него.

— На что мне тут тратиться? Я все отослал матери во Флоренцию, чтобы она отложила эти деньги для меня. Рано или поздно мы с Филиппо откроем в Италии свое дело. На собственные деньги, а не женившись на старухе.

— Я таких людей и не знаю, — отозвался Николас. — К тому же, если у женщины есть хоть толика здравого смысла, то она никогда не отдаст свои деньги или те, что принадлежат ее семье, своему новому мужу. Не будь глупцом. Ты хочешь, чтобы я навел для тебя справки в Бретани, или сам сделаешь это? Если ты не найдешь новый корабль, страусу придется идти пешком. Разве что его продадут кому-то из местных, тогда он сможет уступить его тебе.

Лоренцо задумался.

— А что, страусы ходят пешком?

— По-моему, летать они не могут, — промолвил Николас. — Хотя полагаю, за неделю-другую он может научиться. Война в Англии прекратится, если он перелетит в Кале. Корабли начнут сталкиваться друг с другом.

— Тебе все шуточки… — огрызнулся Лоренцо.

— Ладно, — посерьезнел Николас. — Я отошлю письмо в Бретань. Где он находится, кто за ним смотрит, чем его кормят и может ли он ходить. Они, чего доброго, решат, что мы обсуждаем последнего герцогского бастарда. Лоренцо, да будет тебе, не принимай все так трагично. Я все разузнаю и устрою, чтобы Медичи тебя не беспокоили. А как насчет Катерины и твоей матушки? Я уезжаю в понедельник и, если хочешь, возьму для них письма. Бесплатно. Рассчитаешься со мной страусиными яйцами.

Он был не вполне уверен под конец разговора, стал ли Лоренцо тревожиться меньше, чем в начале, но, похоже, что все-таки да.

До воскресенья оставалось четыре дня. Николас рассказал Грегорио о залежах квасцов; стряпчий сделался изжелта-бледным и таким оставался добрых полчаса. Затем кровь вновь прилила к щекам, и он стремительно бросился что-то записывать. После этого Николас заметил, что Грегорио хмурится всякий раз, как смотрит на него. Марианна де Шаретти, узнав о том, что на одного посвященного в тайну стало больше, пригласила поверенного к себе в кабинет, и оттуда он вышел, слегка успокоившись. Тем не менее, он по-прежнему супил брови, когда натыкался на Николаса.

В четверг список участников турнира попал в руки матери Феликса, и там она обнаружила имя Килмиррена. Еще больше рассердило ее то, что все домашние уже, похоже, знали об этом. Тем более, что в последнее время они виделись лишь изредка, а после воскресенья (что бы ни случилось в воскресенье), она все равно потеряет Николаса. Когда она не тревожилась о Феликсе, то думала лишь об этом.

Конечно, Николасу нужно уехать. Высокая плата, которую он уже получил, и еще более высокая, что была ему обещана, зависела от тех сведений, которые он вез в Милан или должен был собрать по дороге. Ему необходимо было встретиться с Медичи по поводу денег, на которые Тобиас купил ружья, а Томас нанял лишних полсотни стрелков. Он должен был забрать пересмотренную кондотту и сделать новые вложения.