И одна из причин, как было прекрасно известно Гелис, заключалась в том, что ее сестра Кателина часть вечера провела наедине с де Рибейраком. И что он попытался насильно овладеть ею. Другой причиной, о которой Гелис также была осведомлена, являлось то, что Николас с ее сестрой остаток ночи провели у них дома наедине. И, несомненно, ему удалось исполнить все упования Джордана де Рибейрака.

Лесть тут не сработает. А также ласки и уговоры. Новый супруг Марианны де Шаретти расправил свое подбитое мехом одеяние и обратился к толстой девочке так тихо, что никто больше не мог их подслушать.

— А теперь сиди спокойно и слушай внимательно, иначе я всем расскажу про твою сестру и сеньора де Рибейрака.

— Он ничего не сделал! — она залилась краской.

— А я скажу, что сделал, — возразил Николас. — И давай сразу покончим со всеми вопросами. Во-первых, демуазель де Шаретти не собирается заводить детей. Ясно?

— Может, еще соберется, — угрюмо отозвалась Гелис ван Борселен.

— Во-вторых, это не твое дело, но между нами просто деловое соглашение. Так что не соберется.

— Но может.

— Но не будет, — невозмутимо парировал он.

— Значит, ты решил отделаться от Феликса? — заявила она. — На турнире в следующее воскресенье.

Интересно, это ее собственные догадки, или такие сплетни ходят по городу? В любом случае, ничего подобного он не ожидал услышать сегодня здесь, за праздничным ужином.

— С ним все будет в порядке.

— Ты же знаешь, что он недостаточно искусен. Ты специально проверял его. А потом купил ему все эти доспехи.

— Но ведь нельзя же, чтобы он поранился, — пояснил Николас. — Иначе люди станут обвинять меня.

— А разве ты не лишил его наследства? — продолжила девочка.

Просто маленький демон какой-то.

— Почему бы тебе не попросить взглянуть на наш брачный контракт? Никто не лишал его наследства. Они с матерью по-прежнему получают все доходы компании. Если оба умрут завтра, я ничего не выгадаю.

Она опустила взор на меховую отделку.

— Неплохой наряд.

— У меня есть счет, — отозвался Николас. — А теперь прекрати совать нос в мои дела и запомни, что я могу повредить твоей сестре куда сильнее, чем ты способна повредить мне.

— Ты уже сделал это, — заявила Гелис.

Перемена блюд, — и перед ними поставили новые тарелки. Чьи-то руки потянулись через плечо, наполняя бокалы.

— Должно быть, ты послала ей письмо с голубем, — предположил Николас.

— Я написала, — отозвалась девочка. — Но она еще ничего не получила. Она прислала тебе письмо. Я прочла его.

— Наверняка, она знала что ты это сделаешь. Так я смогу увидеть его или нет?

Она сидела на нем. Изрядно промятые листки с тщательно взломанной печатью в долю мгновения оказались у него в руках. Он спрятал послание в кошель.

— Скажи мне одну вещь, — обратился к девочке Николас.

— Что?

— Ты считаешь, что демуазель де Шаретти также обидела твою сестру?

Лицо, с которого понемногу сошел излишний румянец, вновь сделалось мучнисто-бледным. Гелис уставилась на своего собеседника.

— А какое она имеет к этому отношение? Это ведь ты сделал то, что сделал.

Теперь все стало ясно.

— Похоже, ты надеялась, что я женюсь на ней?

— Женишься на ней — сестра Кателины издала неприятный смешок. — Знатные дамы не выходят замуж за подмастерьев.

Николас повел плечами.

— Тогда ты согласишься, что если кто-то и пострадал в этой истории, то лишь демуазель, которая согласилась выйти за меня.

Гелис взглянула на другой конец стола.

— Она глупая.

— В этом отношении, возможно. В других — нет. Ты хочешь причинить ей боль?

Девочка была сообразительна.

— Ты в безопасности, — заявила она. — Я ничего не могу сделать, не повредив тем самым Кателине или твоей глупой хозяйке. Но тебе не доставил удовольствия разговор со мной, и тебе очень не понравится следующее письмо из Бретани, если только ты когда-нибудь его получишь. И еще меньше тебе понравится, когда Феликса убьют на турнире, и все будут винить в этом тебя. — Он попытался заговорить, но она не позволила ему. В глазах затаился злорадный блеск. — О, конечно, ты мне скажешь сейчас, что с ним все будет в порядке. А я тебе скажу, что нет. И скажу почему, если ты до сих пор этого не знаешь. Список шотландцев объявили только что. Все те, кто примут участие в турнире, включая их лучшего поединщика, Саймона Килмиррена.

— Так, так, дай мне подумать, — отозвался Николас. — Кажется, припоминаю. Там было что-то насчет собаки.

— И девушки по имени Мабели, — злорадно подтвердила Гелис.

Ночью у себя в комнате Николас прочел письмо из Бретани.

Кателина, как он заметил, доверяла своей сестре не больше, чем он. Даже для чересчур подозрительных глаз в послании не было ровным счетом ничего личного. Путешествие прошло благополучно. Ее очень хорошо приняли… Также она включала в письмо последние придворные слухи и уже известную Николасу новость о том, что сын герцогини выкупил у короля Франции его любовницу, которая еще до сентября, по мнению двора, заразит его дурной болезнью.

Сентябрь? Эта странная дата удивила Николаса, затем он припомнил, что Карнавал состоялся в Пепельный Вторник, так что даже любопытным младшим сестричкам здесь нельзя было усмотреть ничего особенного.

Однако главная новость, ради которой, собственно, и было написано все это письмо, заставила его неожиданно расхохотаться. Он отложил послание и пообещал себе, что завтра непременно навестит Лоренцо Строцци. Насчет Саймона он ни словом не обмолвился матери Феликса. Все равно рано или поздно она об этом узнает. Как ни странно, никто иной как Грегорио первым затронул эту тему, когда на следующее утро на рассвете они встретились в конторе.

Поскольку до его отъезда оставалось меньше недели, то Николас уже принялся собирать депеши. Жак Дориа, близкий друг Адорне, вручил ему пакет для Генуи, с холодным и властным видом. Анджело Тани и Томмазо, один деловитый, а другой намеренно сдержанный, были оскорблены его нежеланием уехать раньше понедельника. Арнольфини вручил письма, адресованные в Лукку и семейству Сфорца со скупой усмешкой, но без лишних комментариев. Именно Арнольфини вручил ему также обещанное золото дофина за будущие услуги. На эти деньги Николас купил себе одежду — и человека… по крайней мере, он на это надеялся.

Сейчас, оказавшись на улице Сианьертс, он прошел через весь особняк в свой просторный кабинет, похлопывая по плечу занятых делом писцов и дружески приветствуя Грегорио. Оба они зарылись в бумаги и проработали до полудня, пока колокол не позволил младшим работникам сделать перерыв на обед.

— Я хотел кое о чем спросить, — заявил Грегорио, когда они остались наедине.

— Да? — отозвался Николас, не отрывая пера от бумаги.

— Это насчет поединка в воскресенье. Судя по слухам, нашему Феликсу придется там нелегко. Некий шотландец якобы считает его своим личным врагом.

— Саймон Килмиррен, да. — Николас посыпал песком написанное и, подняв голову, встретился с немигающим суровым взглядом стряпчего. — Он один из тех людей, кого тебе придется поберечься, пока я в отъезде. Он больше настроен повредить мне, чем Феликсу. Но моя главная забота — не позволить ему ни того, ни другого. Я обещал матери Феликса, что он не примет участия в турнире. И сдержу слово.

— Тогда тебе придется похитить и связать его, — сухо заметил Грегорио. — Теперь уж он точно не откажется.

— Ну, как знать… А теперь и я хотел кое о чем тебя спросить. Похоже, ты не ночевал у себя ни прошлой ночью, ни накануне?

Суровый взгляд сделался откровенно неприязненным. Грегорио откинулся на спинку стула.

— Ты решил, что теперь платишь мне и за ночные часы тоже?

— Брюгге, — пояснил Николас. — Это живое сердце славных фламандских сплетен. Если человек снимает дом для своей любовницы, обычно это означает, что между ними серьезная связь. Но если у тебя наметилась серьезная связь в одном направлении, то я подумал, что столь же серьезен ты можешь оказаться и в другом. К примеру, согласившись надолго задержаться на службе у демуазель де Шаретти.