— Сомневаюсь, чтобы наш шотландский друг пожелал вернуться с нами. Похоже, он намерен отстаивать интересы Лионетто.

Афинянин, ничего не ответив, задержался на палубе, словно намереваясь позвать торговца в каюту.

— Право же, мессер Николаи, — окликнул его капитан. — Полагаю, мы с вами и без того потратили слишком много времени на все эти глупости. К тому же, при нашем разговоре лучше обойтись без свидетелей.

Грек отвернулся, и занавес опустился за ним. Что бы ни произошло на палубе дальше, он был не в силах ничего изменить.

Юлиус в ужасе проводил взглядом уходящих представителей власти, в то время как Асторре с Лионетто поспешили сойти на пристань, где они могли, наконец, сцепиться без помех. То, что капитан отменил свое приглашение, осталось практически незамеченным, поскольку наемников не интересовало ничего, кроме хорошей драки. Лицом к лицу они встали на берегу, окруженные тремя или четырьмя дюжинами зрителей и поддерживаемые воплями своих сторонников. За спиной у Асторре, до сих пор не вполне пришедшие в себя, выстроились Юлиус, Феликс и их подручный Клаас, успевший забрать с палубы свой фартук. Что касается Лионетто, то за него болели все те, кого Юлиус помнил еще по «Двум скрижалям Моисея», включая и лысого человечка, в котором он с некоторым трудом опознал пьяницу-лекаря Тобиаса, того самого, что оказал помощь пострадавшим крановщикам после очередной выходки Клааса. Клаас, о Боже, этот болван Клаас! Как же с ним быть? Затем Юлиус заметил в толпе вокруг Лионетто шотландца Саймона и с содроганием осознал, что кто-то другой намерен решить этот вопрос за него. Собравшись с мыслями, Юлиус ухватил за локоть наемника.

— Капитан Асторре, все кончено. Нам нужно вернуться к Вдове.

Лионетто заухмылялся, услышав это.

— О, да, скорей беги к своей вдовушке. Зачем драться, если можешь заработать на жизнь другим способом? Так вот для чего тебе нужен был этот кубок? Утренний подарок? Не стану тебя осуждать. Никаких больше ночевок в палатке, никаких университетских выскочек, отдающих приказы, никаких…

Побагровевший Феликс набросился на него. Юлиус метнулся следом, но Клаас оказался быстрее, так же как и Саймон выскочил вперед Лионетто. Столкновение между подмастерьем и шотландцем оказалось очень кратким. Они встречались в третий раз за последние недели, но впервые по-настоящему коснулись друг друга. И это имело куда более значительные последствия, чем прежде, ибо когда шотландец отступил, стало видно, что бок его великолепного желтого дублета забрызган кровью.

Саймон отдышался, затем, зажимая рану ладонью, потянулся к сопернику и вырвал из-под мышки у подмастерья свернутый фартук, из которого торчало острие, запачканное красным. В полном молчании шотландец посмотрел на это острие, после чего развернул фартук и представил на всеобщее обозрение пару портняжных ножниц. Лионетто взял их у него из рук.

— Этот человек напал на меня, — объявил Саймон. — Я требую для себя права наказать его.

Феликс тут же вмешался:

— У вас нет такого права. Мой слуга защищал меня. — Он весь раскраснелся от возмущения.

Вступил Юлиус:

— Милорд, это был несчастный случай. Ножницы Клаас забрал у точильщика и специально завернул их в фартук для безопасности. Простите, но это не ваша ссора.

— Верно, — подтвердил Саймон. Его светлые голубые глаза, поблескивавшие на солнце, напомнили Юлиусу о той репутации, которой этот человек пользовался у женщин. Поговаривали, что Кателина ван Борселен отказала ему, и с тех пор он переспал почти со всеми знатными дамами в Брюгге. На вид он был достаточно крепким, так что это вполне могло оказаться правдой, и не стоило сомневаться, что он сумел доставить своим избранницам удовольствие. Юлиус наблюдал за ним, как зачарованный.

— Возможно, это не моя ссора, — продолжил Саймон. — Однако уверяю вас, что это — моя кровь. Капитан Лионетто, вы с капитаном Асторре известные военачальники, чью жизнь высоко ценят власть имущие. Как сможет Брюгге оправдаться, если мир потеряет таких людей в пустой сваре? Это я бросил кубок за борт. И не кто иной, как этот деревенский увалень разбил его. Так почему бы мне не выступить бойцом с нашей стороны? А этот юнец пусть защищает капитана Асторре. К тому же честь требует, чтобы я проучил его.

Помолчав немного, он огляделся по сторонам с ядовитой улыбкой на устах.

— А если вы думаете, что нам с ним драться недостойно, из-за того что я более опытный боец, то уверяю вас, что не стану поднимать на подмастерья рыцарский клинок. Он может выбирать то, к чему привык. Палку, дубину, весло… Я готов сразиться с ним любым оружием.

Послышались одобрительные возгласы. Асторре заметил:

— А что, справедливо, ведь у шотландца дырка в боку. Это возмутило Юлиуса.

— Да там нет ничего, взгляни. Даже кровь не идет. Асторре, Клаас не умеет драться.

— Драться все умеют, — раздраженно возразил капитан. — Он вдвое крупнее этого красавчика, и моложе. К тому же это он уронил мой кубок.

Так что от Асторре помощи ожидать не приходилось, а больше некому было остановить это безумие. Знатные господа и старшие офицеры корабля благоразумно удалились с палубы; лучники не получали никаких приказов и проявляли к происходящему лишь обычное любопытство случайных зевак. Не осталось также никого из городских чиновников, которые могли бы предотвратить несправедливость. Так что лишь Юлиус с Феликсом пытались разубедить Асторре и Лионетто принимать участие в этом поединке.

Что касается Лионетто и Асторре, то, будучи профессиональными наемниками, они ничего не имели против того, чтобы прикончить, изувечить или каким-то иным способом извести своего соперника, но только не в драке один на один, как какие-нибудь школяры.

Это сделало бы их всеобщим посмешищем. Есть и иные, куда более взрослые способы достичь цели.

Поэтому каждый из них был рад усесться на место, в окружении своих сторонников, покуда пространство между ними спешно освобождали от мешков и ящиков, а кто-то, отыскав два сломанных весла, выравнивал их по длине, чтобы они могли исполнить роль дубинок в поединке на пикардийский манер.

Конечно, такая драка не стоила пари, но все же годилась, чтобы поразвлечься, как привыкли это делать наемники в лагере. Лионетто было наплевать на шотландца, которого он считал расфуфыренным глупцом, особенно в такие минуты, как сейчас, когда раздевшийся до чулок, дублета и тонкой рубахи боец, даже в глазах самого Лионетто, выглядел куда привлекательнее капитана наемников.

Тем не менее, вне всяких сомнений, боец Лионетто выглядел куда лучше, чем тот, кто должен был драться вместо этой свиньи Асторре, — перепачканный в краске босоногий ремесленник. Да этот парень похож на филина на дереве, под которым собралось пятеро стрелков из лука!.. Кто-то завопил: «Вперед!», и они начали без всяких церемоний. Их дубинки были шести футов в длину, довольно тяжелые. Шотландец снисходительно усмехался, и не без причины. Хотя он не имел преимущества в росте или весе, да и сложения был куда более изящного, но на его стороне были долгие годы тренировок и умения, которых не доставало подмастерью. Точно так же, как тогда, на канале, один держался как вельможа, другой — как деревенщина. Клаас только успевал повести широкими плечами и сделать замах, как соперник успевал пробить оборону, чтобы пырнуть его в бедро или с силой обрушить тяжелый шест на плечо или на локоть.

Именно таковы были первые цели Саймона лишить Клааса возможности держать и направлять оружие. Так что он бил и бил по рукам и по посиневшим от краски мозолистым пальцам, сжимавшим шест.

Милорд Саймон, прекрасно питавшийся, никогда не прекращавший тренировок, был в великолепной форме, как молодой лев. Мышцы на его плечах и на спине бугрились под тонким полотном. Свободно закатанные рукава обнажали мощные руки фехтовальщика, а тонкие чулки обтягивали крепкие бедра и икры классических очертаний. Кожаные подошвы чулок давали возможность не поскальзываться даже на неровных булыжниках и выполнять любые фехтовальные приемы, заканчивавшиеся каждый раз точным ударом по чувствительным местам противника; но никогда — настолько сильным, чтобы выбить шест у того из рук.