Также он должен был узнать из писем, оставленных Тоби и Томасом, Юлиусом и Асторре, где сейчас располагалась их небольшая армия, в чем она особенно нуждалась и каковы были перспективы на будущее.
Он должен был извлечь официальными и неофициальными путями от всех своих новых знакомых ценную информацию, которую привезет обратно вместе с новыми депешами. Часть из них будет записана шифром и содержать сведения величайшей важности. Часть — просто рыночные цены, полезные для их собственного дела, а также и для других. А часть — от Аччайоли и прочих — иметь непосредственное отношение к тому замыслу, который так сильно ее пугал.
Он возьмет с собой надежных крепких охранников, хотя все же не таких отменных бойцов, как те, что ушли с Асторре. Но сейчас лето. Он сможет передвигаться гораздо быстрее. И все же отсутствовать будет целых два месяца, а, возможно, и больше, оставив ее наедине с опасностью, исходящей от Саймона, а, возможно, и от Джордана де Рибейрака. Такая перспектива тревожила ее, но, немного поразмыслив, Марианна де Шаретти осознала, что у нее есть и иной выход.
* * *
Будь она не столь взволнована, то, возможно, могла бы взяться за исполнение своего плана по-другому. А так она просто подловила Николаса на рассвете в пятницу, когда он, свежий и бодрый, сбегал по ступеням, и сказала ему:
— Присядь здесь.
Они были одни. Все комнаты вокруг пустовали. Он тотчас опустился на указанную ступеньку и внимательно уставился на демуазель де Шаретти. Сама она уселась ступенькой повыше и сложила руки на коленях.
— Ты доверяешь Грегорио?
Он кивнул.
— Да, доверяю.
— А управлять компанией в одиночку на две недели? Думаешь, Грегорио справится?
— Нет.
— Я думала…
— Нет, вы не поедете со мной, — отрезал Николас, — демуазель.
Она зашипела от раздражения. Ее всегда осекали. И тем же тоном, каким говорила с Хеннинком, она заявила:
— Не в Милан. Я хочу доехать с тобой лишь до Дижона, где живет супруг моей сестры, а затем к моему родичу Жааку и его дражайшей супруге в Женеву. Ты не думаешь, что мне следует сообщить им, за кого я вышла замуж?
— Нет, не думаю.
— Мои единственные родственники? — заметила Марианна де Шаретти. Она видела, что он торопливо пытается решить, как справиться с этой проблемой.
— Ваша сестра давно умерла, — промолвил он, наконец. — А Тибо уже под семьдесят, и он давно не в своем уме. Эта встреча лишь огорчит вас и, наверное, его тоже. А мной он не интересовался со дня смерти матери.
— У него дочь от второго брака, — заметила она. — От моей сестры.
Его лицо осталось невозмутимым.
— Аделина. Ей было пять лет, когда меня отослали к Жааку. Сейчас она, должно быть, уже замужем.
— И ты не хочешь повидаться с ней? — спросила Марианна де Шаретти. — Или с отцом твоей матери прежде, чем он умрет? Ты винишь его за то, что он отправил тебя к Жааку? Но ведь потом он постарался поправить дело, когда обнаружил, как ужасно они с тобой обращаются. Он отправил тебя к нам с Корнелисом.
В его лице что-то переменилось.
— Да. За это я должен быть ему благодарен. Но не настолько, чтобы встречаться. Вы простите меня? Вы позволите мне не делать этого? Если вам так сильно хочется навестить его, я мог бы оставить вас там с эскортом, который позже доставил бы вас домой.
— А Жаак в Женеве?
Внезапно он улыбнулся.
— Никак не могу понять, что вы задумали. Это явно не родственный визит из вежливости. Неужто вы пытаетесь запугать их на мой счет?
Она также улыбнулась.
— Отчасти. Почему бы не дать мне позабавиться? Что теперь может сделать Жаак мне или тебе?
— Оскорбить вас, — предположил он. — А я не смогу просто стоять и смотреть, как это происходит.
— Так ты все еще боишься его?
Повисло недолгое молчание.
— Я понимаю его теперь, — промолвил он, наконец.
— Но физически?
— О, да, физически я боюсь его. Да, до сих пор.
— А ты хотел бы сразиться с ним? Показать ему свою силу? Одолеть его?
В туманном взгляде не отразилось никаких чувств, кроме удивления.
— Жаак де Флёри старше меня на тридцать лет, по меньшей мере, — ровным тоном промолвил Николас. — Если уж я боюсь его, то боюсь все время. Что такого я могу сделать, чтобы это изменить?
Она с трудом сглотнула, попыталась что-то сказать и сглотнула вновь.
— Я спросила тебя, как ты к нему относишься, но это не означает, будто я желаю, чтобы вы с ним сцепились по поводу моего замужества. Мне очень хочется навестить его. Думаю, тебе это также не повредит. А если он оскорбит меня, ты сможешь отбиться и словами. Ты ведь знаешь, что способен на это.
Он молчал.
— А Тибо очень стар и болен, — продолжила она. — Увидеться с ним — это просто милосердие. Он содержал тебя и твою мать. Тебе пришлось уехать, лишь, когда он больше не мог приглядывать за тобой.
Немного помолчав, она добавила:
— Я прекрасно сознаю, что ты можешь переубедить меня. Но я хочу поехать. И в Дижон, и в Женеву. Я бы этого не предлагала, если бы боялась за тебя.
Упираясь локтями в колени, он прижал руки к губам и смотрел куда-то поверх ее плеча в темный коридор.
Она прекрасно сознавала, что он знает и о тех доводах, которые она не стала приводить в споре. И может составить собственное впечатление о том, что ею движет. Если это впечатление будет ложным, то тем лучше. Наконец она поняла, что он решился, даже прежде чем Николас заговорил, как если бы он сказал это вслух.
Ад, я могу это выдержать.
И все же он не ответил согласием немедленно.
— А что подумает Феликс?
— Ничего лестного для тебя или для меня, — отозвалась Марианна де Шаретти. — Ты потребовал торжественного шествия, и я по слабости своей согласилась. Мелкая месть Жааку де Флёри. И, разумеется, предупреждение. Теперь Жаак не посмеет тронуть малыша Клааса, потому что за ним стоит вдова де Шаретти.
Он давно уже понял, что именно это и было ее подлинной целью.
— Мне только жаль, что Феликс не знает нас так же хорошо, как мы знаем его, — произнес он, наконец. — Да, разумеется, если вы так желаете этого, то так тому и быть.
Затем час он провел на красильном дворе и неожиданно вместе с Грегорио ушел на улицу Спаньертс. Насколько ей было известно, к полудню у них была назначена встреча с Жеаном Меттенеем.
Марианна де Шаретти примерно представляла себе, каким образом Николасу удалось завоевать расположение Грегорио. Но вот как он сумел настроить в свою пользу предубежденного Жеана Меттенея, оставалось загадкой. Его жена не разговаривала ни с ней самой, ни с Николасом со дня их свадьбы. Николас и та девушка, врасплох застигнутые в подвале. Она старалась не думать об этом. Мужчины — это мужчины. Порой она жалела, что Корнелис был таким добропорядочным. Должно быть, и у Жеана Меттенея были свои тайны, и после должной обработки в какой-нибудь таверне или в купальном доме, он обменял их на тайны Николаса. Чтобы заинтересовать Жеана Меттенея молодому человеку годились любые доступные средства, но то, о чем она не знала, не могло ей повредить.
А тем временем оставался еще Феликс и турнир Белого Медведя. Сейчас ее сын спал. Она ничем не поможет ему, если станет тревожиться сверх меры. Так что надо действовать так, будто она заранее уверена, что он переживет счастливым, успешным и невредимым этот воскресный турнир. И будто она и впрямь сможет невозбранно отправиться в понедельник в путешествие через Бургундию и Савойю.
В этом случае требовалось составить пугающе огромные списки и сделать все необходимые приготовления. Дела придется передать Грегорио. Именно поэтому, разумеется, Николас и отправился на улицу Спаньертс так рано. Ей не следует забывать, что он всего лишь человек, и есть пределы тому бремени, что она возлагает на его плечи. Но до сих пор ей не удавалось увидеть этих пределов.
Когда чуть позже трое всадников въехали во двор особняка, Марианна де Шаретти была слишком занята у себя в кабинете с Хеннинком, так что не обратила внимания на возникшую внизу суету. Но пять минут спустя к ней ворвался раскрасневшийся Феликс.