Хейд долго молчала. Наконец, кивнув, прошептала:

– Да, хорошо.

Ей ужасно хотелось рассказать Тристану обо всем, в первую очередь о планах Найджела. Но она молчала, потому что боялась за Берти, за ее будущее.

И все же ее неудержимо влекло к Тристану, и казалось, что его широкая грудь излучает тепло – словно солнце. Потребность прикоснуться к нему была непреодолимой, и Хейд, протянув руку, прижала ладонь к его груди, прямо напротив сердца.

– Ты не исчезнешь снова, когда я проснусь? – спросила она неожиданно.

– Нет. – Он ласково ей улыбнулся. – Я не покину тебя, дорогая.

И к восторгу Хейд, он опять склонил к ней голову и в очередной раз ее поцеловал.

В следующее мгновение руки Хейд обвили его шею, и она привлекла его к себе. Вкус ее губ был для него, как влага для умирающего от жажды, ион все пил, пил и пил… Сжимая Хейд в объятиях, Тристан чувствовал, что одиночество, терзавшее его много лет, исчезает, а вместо него приходит чудесное ощущение счастья. Он прижимал к себе Хейд все крепче, и в какой-то момент ему почудилось, что они слились воедино, стали одним целым.

Внезапно послышался какой-то странный звук – словно кто-то вздохнул или всхлипнул. Тотчас же отстранившись друг от друга, они повернулись к двери.

У входа в зал стояла леди Эллора, и ее темный силуэт резко контрастировал с залитым солнцем двором замка за ее спиной.

А из-за плеча Эллоры выглядывала Солейберт.

– Хейд?.. – Берти вышла из-за спины матери; глаза девушки были широко раскрыты, и казалось, что она вот-вот расплачется. – Хейд, что это значит?

– Видишь ли, Берти, я… мы… – Хейд умолкла, и щеки ее залились румянцем.

– Я же тебе говорила, дочь. – Эллора шагнула к Солейберт. – Я тебя предупреждала, что у нее такая натура – брать то, что ей не принадлежит! Она и в самом деле шлюха!

– Леди Эллора, – Тристан в ярости взглянул на гостью, – прошу вас умерить свой пыл и воздержаться от клеветы, пока вы в моем доме.

– Да, успокойся, матушка, – сказала Солейберт. – Мы с сестрой сами обо всем поговорим. – Берти подошла к Хейд и взяла ее за руку. – Скажи мне правду, дорогая. Лорд Тристан принуждал тебя?..

– Нет, Берти, – потупившись, прошептала Хейд, но казалось, что ее шепот прозвучал оглушительно. – Все, что ты видела, это было по обоюдному согласию.

– Да-да, конечно! – закричала Эллора. – Я же всегда тебя предупреждала…

– Матушка, если не можешь помолчать, лучше выйди! – резко проговорила Солейберт: – Твои замечания никому не нужны!

– Дочь, не смей так говорить со мной! Это твои промахи привели к тому, что…

– Берти не сделала ничего дурного, Эллора, – перебила Хейд.

– Мне не требуется твоя помощь, – холодно осадила Солейберт сестру. – Я собственными глазами видела, как ты защищаешь мои интересы.

– Все, хватит! – закричал Тристан. Он повернулся к Хейд: – Прошу вас уйти, леди Хейд. А я пока все объясню леди Эллоре и леди…

– Милорд, пожалуйста!.. – взмолилась Хейд. – Пожалуйста, позвольте мне поговорить с Берти.

– Я уверена, что моя дочь больше не захочет слушать твою ложь, – заявила Эллора, с презрением глядя на Хейд.

Тристан вскинул руку, призывая женщин к тишине:

– Да помолчите же! Сейчас не время обсуждать серьезные дела. Успокойтесь сначала.

Приблизившись к двери, Тристан выглянул во двор. Увидев шерифа, стоявшего у башни, подозвал его:

– Баррет, проводи леди Хейд к Минерве и пусть отдыхает, пока я не пошлю за ней.

– Да, милорд, – кивнул Баррет. – Прошу меня простить, что я не успел вас предупредить об их приезде. – Он махнул своей огромной ручищей в сторону зала.

– Твоей вины в том нет, – сказал Тристан. – Так уж получилось. Впрочем, я уверен, что подобное больше не повторится.

– Да, милорд, разумеется. – Шериф предложил Хейд руку. – Пойдемте, миледи. Ох, да вы едва держитесь на ногах…

Какое-то время Тристан смотрел вслед удалявшейся Хейд. Теперь, когда он узнал, что она не по доброй воле связала свою судьбу с другим, он испытывал огромное облегчение. А ведь всего несколько часов назад он был в отчаянии и прилагал невероятные усилия, пытаясь сохранять надежду на лучшее и ясность мысли.

Ему ужасно хотелось отослать Эллору вместе с ее дочерью обратно к сэру Найджелу, но он прекрасно понимал: чтобы обеспечить свое будущее в Гринли, следует соблюдать осторожность и держать себя в руках.

Тристан закрыл двери зала и повернулся к женщинам. Их взгляды, направленные на него, походили на смертоносные кинжалы, и он понял, что ему предстоит величайшая битва в жизни.

Окруженная неусыпными заботами Минервы, Хейд впала сначала в дремоту, а потом, крепко уснула. И ей приснился сон.

Она увидела себя в незнакомом зале, заполненном танцующими людьми в роскошной яркой одежде. Пары кружились и проплывали мимо, мелькали, смеялись и улыбались, по-видимому, очень довольные. Какое-то время Хейд как бы издали наблюдала за ними, а потом начала различать лица танцующих.

Тут были Найджел и Эллора, Джон и Мэри, снова ожидающая ребенка, Дональд с трупом своей жены, улыбавшейся, несмотря на следы побоев на лице. И были ее, Хейд, отец с матерью, окруженные призрачным сиянием. Увидев странную парочку – Минерву и Баррета, – Хейд невольно улыбнулась. Когда же мимо проплыли в танце Тристан и Солейберт, сердце ее дрогнуло. Но сестра с лордом Тристаном стремительно куда-то исчезли, и она тотчас же забыла о них. Музыка же звучала все громче, и ей очень хотелось присоединиться к танцующим, присоединиться к веселью.

Но в какой-то момент она вдруг поняла, что улыбки на лицах танцующих не более чем свирепый оскал. А чудесная, как ей поначалу казалось, музыка превратилась в ужасный скрип и скрежет, так что хотелось покрепче зажать уши.

– Прекратите! – закричала Хейд. – Уберите эту музыку!

Она рванулась к музыкантам, стоявшим у стены, и вдруг ударилась о стену темницы. Да, каким-то образом оказалось, что она в темнице. Хейд бросилась к зарешеченному окну и вцепилась в железные прутья с такой силой, что изранила пальцы в кровь.

– Уберите музыку! Она их убивает! – кричала Хейд. Теперь зал находился по ту сторону зарешеченного окна.

– Нельзя отменить то, что нам неподвластно! – раздался мелодичный мужской голос.

Хейд окинула взглядом танцующих, чтобы найти среди них говорившего. И в следующее мгновение она увидела его в дальнем конце зала на высоком помосте. Это был Фаро, темнокожий спутник Тристана. Его белые одежды источали сияние, и Хейд почему-то нисколько не сомневалась в том, что именно его голос она слышала, хотя губы Фаро не шевелились.

– Глупо бороться с неизбежным, – продолжал смуглый чужеземец. – В таких случаях лучше смириться.

– Неужели ты не видишь, что происходит?! – закричала Хейд. – Ведь они все умрут!

– Ты ошибаешься, – с невозмутимым видом возразил Фаро. Он махнул рукой, в сторону кружившейся в танце толпы. – Неужели не видишь? Они уже и так мертвы!

– Все равно пусть остановятся! Заставь их остановиться! – закричала Хейд, дергая за прутья решетки.

Тут Тристан и Солейберт снова промчались мимо нее с неподвижными, точно маски, лицами.

– Но ведь они танцуют для тебя, – сказал Фаро. – Пока ты будешь на них смотреть, они будут танцевать.

– Но я не могу отсюда уйти! – в отчаянии закричала Хейд. – Я в темнице!

– Ошибаешься, – с мягкой улыбкой возразил Фаро. – Если ты посмотришь, что у тебя за спиной…

Хейд обернулась и замерла в изумлении. Там, где всего несколько мгновений назад находилась стена, теперь раскинулся широкий луг, ярко освещенный солнцем. А вдали виднелся хорошо знакомый ей холм. Снова обратив взгляд к залу, она увидела, что почти все танцоры теперь лежали на полу, и было очевидно, что они мертвые.

Хейд медленно попятилась от зарешеченного окна, и музыка стихла. Она все дальше отходила от окна, и фигура Фаро становилась все меньше. Но голос его звучал все так же отчетливо.