Более того, в эти мгновения она словно забыла обо всем на свете, прошлое как будто не существовало – во всяком случае, не имело ни малейшего значения. Имело значение лишь то, что она, Мэдлин, – рядом с Кейном, рядом с мужчиной, которого страстно любила.

О Боже! Ведь она только что признала, что чувствует то, чего чувствовать не должна. Да, она влюбилась в своего мужа и теперь не могла этого отрицать.

Кейн стал целовать ее плечи, грудь, затем губы его опустились ниже, и Мэдлин, в очередной раз застонав, отбросила все мысли. Да, она влюбилась и теперь не знала, что с этим делать. Но у нее еще будет время все обдумать, а сейчас…

– О, Кейн, быстрее… – прошептала она.

Муж приподнялся над ней, а затем вошел в нее. Он начал двигаться, и Мэдлин сразу уловила ритм его движений. Через минуту-другую ощущение блаженства стало невыносимым, и Мэдлин, содрогнувшись всем телом, услышала свой собственный гортанный крик. И почти тут же раздался громкий стон Кейна, вошедшего в нее последний раз. Крепко обхватив ногами его бедра, она прижалась к нему и прошептала:

– Я люблю тебя, Кейн.

Ей показалось, что муж вздрогнул от неожиданности, однако ни слова не сказал. Когда же она чуть шевельнулась, он крепко прижал ее к матрасу и, поцеловав в висок, прошептал:

– Мм… не двигайся, любимая. Мне просто нужно перевести дух, а потом… Какое счастье, что у нас вся ночь впереди.

О Боже, этот человек ненасытен! Но хорошо это или плохо? Впрочем, какая разница? Ведь ей все равно придется уйти от него. И наверное, он все-таки не услышал ее признания, вызванного страстью.

И вообще она не могла влюбиться в него. Просто не могла – и все. И конечно же, довериться ему она тоже не могла. Именно поэтому ей придется его покинуть.

Она почувствовала, что Кейн пошевелился, а потом вдруг откатился в сторону и тут же увлек ее за собой, так что теперь она оказалась на нем.

– Похоже, я совершенно оправился, милая жена, – сказал он с улыбкой.

Мэдлин тоже улыбнулась.

– Ты просто невозможен.

Он весело рассмеялся.

– Невозможен?.. Наверное, ты хотела сказать, что я неисправим. И знаешь, я только что услышал… невероятное.

– О чем ты? – Мэдлин затаила дыхание.

Кейн расплылся в улыбке и проговорил:

– Ты только что сказала, что любишь меня.

– Я… – пролепетала Мэдлин. – Не помню. Не уверена.

– Да, ты.

– Я вовсе не это имела в виду, – выпалила она в отчаянии.

Муж посмотрел на нее с укоризной:

– Не обманывай меня, Линни. Ты всегда говоришь именно то, что хочешь сказать. Когда же ты начнешь доверять мне? – Он улыбнулся и провел пальцем по ее губам. – Дорогая, я никому не открою твои тайны, обещаю.

Она со вздохом покачала головой:

– Нет, Кейн. И ты не можешь давать такие обещания, потому что ничего обо мне не знаешь.

Снова вздохнув, Мэдлин отвернулась. Конечно же, Кейн ее не любит – это совершенно ясно. Да и чего она ожидала? Ведь он даже не ухаживал за ней так, как мужчина должен ухаживать за женщиной.

Боже, что она наделала? Ведь она… выдала себя, сказала то, что ни в коем случае не должна была говорить. Так что теперь все кончено. Ей надо как можно быстрее покинуть Бон-Вью.

Иначе ее сердце разорвется от боли.

Уит Роджерс прибыл из Чарлстона очень вовремя, часов в восемь утра, когда Кейн уже вернулся со своей утренней верховой прогулки. Спешившись, он сразу вошел в дом и обнаружил конверт на столике в холле.

Кейн взял конверт и нахмурился, увидев, что печать сломана. Но слуга, принявший письмо, объяснил, что в дороге седельная сумка Роджерса упала с лошади и печать треснула. Кейн молча кивнул и поспешил в свой кабинет – даже не снял заляпанные грязью сапоги.

Усевшись в свое любимое кожаное кресло, Кейн прочел отчет Роджерса и, отложив листок, в ярости сжал кулаки.

– Мерзавец… – процедил он сквозь зубы.

Кейн был уверен, что если бы сейчас увидел Джеффри Таунсенда, то с удовольствием свернул бы шею этому ублюдку. Теперь он понял, что мучило его драгоценную Мэдлин все это время. Бедняжка жила с мыслью, что убила мерзавца. Конечно же, она до сих пор вспоминала ту ужасную ночь, когда вынуждена была бежать из Чарлстона. Именно поэтому она и села в порту на первое попавшееся судно.

Но потом все изменилось. Отважная девушка забыла о собственных невзгодах, чтобы защитить свою подругу. И если бы этого не случилось, если бы она не притворилась невестой Хью, то они с ней уже давно бы расстались. И ничего бы между ними не произошло. Но случилось то, что случилось. А потом, когда прибыл в Риверсайд и узнал правду, он поначалу ужасно разозлился – ведь ему не удалось осуществить свою месть. Но прошло какое-то время, и он понял, что все к лучшему. Слава Богу, Мэдлин не была женщиной Хью.

Правда, тогда он не хотел жениться. Не хотел, но решил, что все-таки женитьба будет справедливым наказанием за то, что он не позволил Элизабет стать счастливой. Прав он был насчет характера Хью или нет, но Элизабет должна была сама принимать решение.

Однако теперь он уже по-другому смотрел на их брак. Теперь он восхищался своей женой, восхищался ее отвагой и мужеством, даже ее упрямством – ведь благодаря этим своим качества она все-таки выжила со своим беспечным пьянчугой отцом.

Впрочем, он не только восхищался ею – пожалуй, даже и любил; во всяком случае, испытывал к ней такие чувства, какие прежде не испытывал ни к какой другой женщине. Минувшей ночью ему очень хотелось сказать ей об этих чувствах, но он не решился – ведь она могла подумать, что он просто пытается добиться ее доверия, пытается выведать ее секреты. Что ж, ничего, он подождет, он дождется подходящего момента, чтобы сказать, что любит ее.

А пока он сделает все, чтобы защитить Мэдлин от мстительного ублюдка, разыскивавшего ее с тех самых пор, как она сбежала из Южной Каролины. Ей не предъявят никаких обвинений – он, Кейн Грэм, об этом позаботится.

Взяв со стола листок бумаги, Кейн скомкал его, бросил в стоявшую перед ним серебряную пепельницу и поджег. Бумага тотчас же вспыхнула и через несколько секунд почернела, превратившись в пепел. Кейн поднялся из-за стола и, приблизившись к камину, высыпал пепел в огонь. Зевнув, он потянулся и прошелся по комнате. Он явно не выспался прошедшей ночью, и в этом не было ничего удивительного – ведь они с Мэдлин почти не спали. Но он был готов не спать и следующую ночь – только бы она побыстрее наступила.

Мысленно улыбнувшись, Кейн вышел из кабинета и направился в столовую. Он вдруг почувствовал, что ужасно проголодался. «Сейчас позавтракаем все вместе, а потом гости наконец-то уедут», – подумал Кейн, переступая порог столовой.

И действительно, вскоре после завтрака Хью и Оливия начали готовиться к отъезду. Мэдлин с Клодией пошли к Оливии, чтобы помочь ей уложить вещи. Майлз и Зак отправились проверять, как идет просушка табака, но Кейн остался в доме – сегодня ему не хотелось оставлять Мэдлин ни на минуту. Впрочем, он прекрасно понимал, что не следует докучать ей чрезмерными заботой и опекой. И конечно же, он не собирался говорить ей о том, что теперь уже знает почти все о ее прошлом.

Кейн ненадолго зашел в свой кабинет, а затем отправился в конюшню, чтобы убедиться, что лошади Хью и карета уже готовы. Все было в полном порядке, и он, весьма довольный, вышел из конюшни. «Наконец-то Хью Дэвиса здесь не будет», – думал Кейн, шагая по дорожке.

– Наверное, все уже готово к нашему отъезду в Дэвис-Холл? – спросил Хью, выходя из дома.

Кейн с улыбкой кивнул.

– Совершенно верно.

– Похоже, ты рад моему отъезду, – заметил Хью. – Что ж, Грэм, можешь радоваться. А вот мне было очень приятно встретиться с тобой. Вспомнились старые добрые времена…

– Ты приезжал не из-за этого, – отрезал Кейн, – ты приезжал из-за моей жены.

– Что ж, понятно, Кейн… Похоже, наше перемирие подходит к концу. Но имей в виду, я буду следить за тобой.