— Все, уже не злоупотребляю, — сказал он. — Эх, жалко, сам себе так не сделаешь.

— Я могу к тебе почаще заходить, — сказала Мила и улыбнулась уже по-человечески.

— Было бы неплохо, — задумчиво сказал Черный. — Слушай, а ты чего без маски?

— А в маске накачку не сделаешь, — объяснила Мила.

— Еще одна загадка, — пробормотал Черный. — И как, не боишься?

Мила снова засмеялась. Она начинала нравиться Черному.

В это время дверь отворилась, и вошла Саша.

— Все, едем, — сказала она. — Милка, спускайся в машину. Макс, я тебе одежду принесла, — она бросила на кровать хрустящий пластиковый пакет. — Переодевайся.

Мила вышла. Черный посмотрел ей вслед.

В пакете был строгий костюм цвета сажи и серая рубашка.

— Это что? — с отвращением спросил Черный — Не было нормальных джинсов, что ли?

— Так положено, — сказала Саша ласково. — Ну, будь умницей. Если все нормально будет, поговоришь с Лео, он тебе 'Дизель' купит. Или 'Левайс'.

Черный хмыкнул и принялся раздеваться прямо при Саше. Скинул пижамные штаны, куртку, остался в одних трусах. Просунул руки в рукава сорочки; кривясь, натянул брюки. Перебирая пальцами, стал застегивать пуговицы.

— Макс, — позвала Саша, — а Макс…

— Ну чего? — спросил Черный, возясь с пуговицами. — Что-нибудь изменилось, что ли?

— Ты знаешь… — Саша помедлила, — тебе ведь все равно нельзя будет никуда выходить.

— Это понятно, — фыркнул Черный. — Обвинения-то в силе. Меня ваши умельцы будут искать, лучше вообще под землю закопаться.

— И… и звонить тоже никому нельзя, — Саша прислонилась к стене.

Черный оставил не застегнутой манжету и воззрился на Сашу, заламывая бровь.

— Что-то ты недоговариваешь, сестренка, — сказал он. — Что-то темнишь. А? Почему это мне нельзя никому позвонить? Я еще тогда не вкурил, но теперь еще меньше понимаю.

— Макс, — сказала Саша, — ты, пожалуйста, пойми правильно. Тогда… Ну, когда тебя завалило… Короче, начальство решило, что тебя правильно… ну, как бы, объявить… мертвым.

— Э-э, не понял, — сказал Черный. — Что значит — объявить? Как это — объявить мертвым? Вы что, в газетах написали: так и так, мол, Максим Ильин скончался, веселится и ликует весь народ… Так, что ли?

— Нет, — несчастным голосом сказала Саша. — Мы документы оформили, заключение о смерти, свидетельство о захоронении… Всем позвонили…

Черный помолчал.

— Всем? — спросил он. — А Дине?

Саша кивнула.

— Может, и могилка у меня есть где-нибудь? — вкрадчиво спросил Черный. — И плиту поставили — 'эн-эм', неизвестный мужчина, свидетельство о смерти номер такое-то?

— Урна в крематории стоит, — пробормотала Саша.

— Ну да, — сказал Черный. — Так оно дешевле.

— Макс… — сказала Саша.

— Я одного не понял, — перебил ее Черный. — Почему мне теперь нельзя им позвонить и сказать, что я жив?

— Да по той же причине! За ними всеми с этой ночи слежка начнется, что за Диной твоей, что за… — Саша замешкалась, — за всеми, короче! Ты сейчас им скажешь, что жив, а Отдел только этого и будет ждать. Тебя захотят проведать — приведут на хвосте следаков.

— Ах вы, засранцы, — сказал Черный и задумался.

Когда он узнал имя человека, который затеял его спасение, то очень удивился. Он так удивился, что у Саши начались месячные, внезапно и обильно, и она убежала в туалет по гигиеническим делам, оставив Черного успокаиваться и обдумывать сложившуюся ситуацию. А ситуация получалась весьма и весьма непростая. С одной стороны, все походило на подставу. Хитрый бандит, у которого не получилось дотянуться до Черного с первого раза; глупая, продажная Сашка, ради сомнительных целей готовая рискнуть карьерой, да заодно и жизнью; ненадежный, рассчитанный на удачу план побега. С другой стороны, работа на Стокрылого вела к деньгам и свободе, вела к исполнению главной мечты Черного. К тому же, если вдуматься, Стокрылый был не такой уж страшной фигурой. Да, он не совсем честно вел игру в казино. Да, он держал в подчинении гнусных крыс, и сам был, прямо скажем, не сахар.

Но, невзирая на это, Стокрылый мог оказаться надежным деловым партнером. Все-таки он был крупным дельцом, а сейчас беспринципные кидалы в бизнесе не выживают — не то время. Черный думал и оценивал, взвешивал и решал, и все это он делал очень быстро. Как всегда. Словом, к тому времени, как бледная Саша вернулась из туалета и принялась затирать бумажкой капли на полу, Черный уже принял решение.

Твердое решение.

Сейчас Черный начал в нем сомневаться.

— Все равно не понимаю, — сказал он.

— Тебе, я думаю, Лео лучше объяснит, — сказала Саша. — Он очень хорошо объясняет.

Черный внимательно посмотрел на нее. Саша стояла, по-прежнему прижавшись к стене. 'Боится, — подумал он. — Ничего, пускай еще немного побоится. Напоследок'.

Прошла минута — самая молчаливая и тягостная из всех минут. Черный достал сигареты, закурил и принялся размышлять. Бежать было опасно. Оставаться было невыносимо. От него что-то скрывали, и скрывали очень неумело: шила в мешке не утаишь. Очевидно, шило размером было с турнирное рыцарское копье. Но Сашка явно приготовилась стоять насмерть. В прямом смысле.

— Ну, пошли, что ли, — проворчал, наконец, Черный. — Тихушница гороховая.

Саша с облегчением вздохнула — довольно громко — и помогла ему подняться. Потом они долго шли какими-то желтыми коридорами. 'Прощайте, стены, — думал Черный. Перед выходом он украдкой кинул в рот пару сэкономленных таблеток, и они как раз начинали действовать. — Прощай, добрый друг лифт, прощайте, проклятые лестницы, чтоб вам обрушиться в ад вместе со всеми своими ступеньками. Жаль, что на бетон мои проклятия не действуют, но, надеюсь, хотя бы вашим строителям теперь так же хреново, как мне… Прощай, газовая вонь по углам, прощай, дерьмовая халявная еда, прощайте, медсестры — так ни одну и не оприходовал, и Тотем с вами, кобылы, не очень-то и хотелось. Меня ждет Дина, печальная богиня, веселая вдова. Прощай, тюрьма, здравствуй, жизнь'.

Саша порылась в кармане, глянула на экран телефона.

— Опаздываем, — бросила через плечо. — Блин, и трубка садится…

— Постой-ка, — сказал Черный. Она обернулась, округлив глаза, а он, широко шагнув, обнял ее и похлопал по спине — грубовато-дружески, как боевого товарища.

— Спасибо, Саш, — произнес он.

— Ты, как бы, это, — сказала она, — не злишься, а?

— На кого? — удивился Черный. — На тебя?

Она заулыбалась, а Черный еще раз притиснул ее к себе, провел руками по бокам и отпустил.

— Ну, пойдем скорее, — сказала Саша. — А то Милка черт-те что подумает… И так сложно было ее с твоим куратором поссорить. Того и гляди, догадываться начнет.

А у них здесь прямо шпионские страсти, пронеслось в голове у Черного. Он незаметно переместил плоский камешек телефона из рукава в карман. Все-таки неглупые люди пиджаки придумали. Карманов, что в армейской боевой разгрузке. Лишь бы никто не вздумал сейчас позвонить…

— Ты себя как чувствуешь? — спросила Саша. — Я думала, когда Милка тебе подарит, ноги не так болеть будут.

— Нормально, — сказал Черный.

На улице было уже темно. Блестел в свете фонарей автомобиль, который должен был их везти на задание, на бой, на расправу — а на самом деле вез к неизвестности, погоне и страху. Черный, растопырясь, задевая тростью бока машины, полез в кожаное нутро, пахнувшее дешевой хвойной свежестью. Мила уже была здесь, на переднем сиденье — курила, пуская дым в прорезь окна. Молчаливый шофер в маске завел двигатель, и ночь двинулась мимо окон.

Ехали окраинами, задворками, мимо железнодорожных путей, мимо спящих поездов. Ехали мимо древних водонапорных башен, превращенных темнотой в средневековые цитадели. Ехали по ухабам, брызгали фонтанами из мертвых луж, пугали бродячих собак. Потом водитель налег на руль, завертел, и автомобиль оказался вдруг на кольцевой, на каком-то новом, очевидно, участке, потому что машин здесь не было совсем. А может, здесь и не положено было никому ездить, и только воины Конторы имели право срезать путь через закрытую для простых смертных магистраль. По кольцевой машина понеслась с огромной скоростью, так что Черному даже стало не по себе. 'Отвык, — подумал он. — За два месяца отвык в машинах ездить'. Впрочем, гонка быстро закончилась, и через развязку свернули в город. Опять потянулась глухомань, вереницы гаражей, бесконечные кирпичные заборы в язвах граффити, пустыри. Черный давно бросил попытки угадать, где они находятся, и просто смотрел в окно, украдкой разминая затекшие от долгого сидения ноги. Позади остался виадук, потом другой. Затем въехали в затхлый спальный райончик, какие Черный называл 'клопино'. Миновали одну сонную улицу, свернули на другую. Бибикнули пьяному, который задумался, стоя посреди улицы. На третьем повороте Саша повернулась к Черному и подмигнула.