– Он сможет перевести для нас новости Би-би-си, – неожиданно предложил Тео. – Может быть, там будет что-то важное.

– Хорошая мысль, – согласился Винченцо и достал коротковолновый передатчик, запрещенный во время войны. Кандида вместе с матерью продолжала накрывать на стол, пока Винченцо настраивал приемник на нужную волну и пока помехи не сменились наконец приятными звуками симфонического концерта.

Во время трапезы Кандида поймала себя на том, что поглядывает на Джозефа, может быть, ожидая, что он, словно голодный волк, набросится на еду. Но американец ел на удивление медленно и чинно, не поднимая глаз от тарелки. За ужином воцарилось невольное напряжение.

«Скорее всего, раненый обладает какой-то силой, – подумала Кандида, – даже слабый, он распространяет вокруг себя ауру. Интересно, Джозеф или Дэвид был настоящим командиром отряда?»

Посреди трапезы из радиоприемника донесся бой часов на Биг Бене, и Винченцо сразу же прибавил звук:

– Наконец-то. Переводи же, что они говорят. Джозеф внимательно слушал слабые звуки английской речи, которые проникли в комнату:

– Они говорят об ослаблении немецких контратак.

Восьмая британская армия с боями продолжает пробиваться к Риму.

Затем Джозеф вновь прислушался и продолжил:

– Колокола всех церквей звонят не переставая в честь освобождения Италии. Говорят, что в следующем году война должна закончиться.

– В следующем году? – как эхо прозвучал голос Кандиды. К войне уже привыкли как к чему-то постоянному в жизни, поэтому впервые девушка подумала о ней как о чем-то, имеющем конец.

– Война против японцев тоже идет хорошо.

Вдруг Джозеф запнулся. Помехи прервали английскую речь, и вдруг раздался более сильный и властный голос, говорящий на итальянском языке, но с очень сильным немецким акцентом:

– Обращаемся к гражданскому населению с напоминанием о наказании за помощь партизанам.

Этот голос знал каждый, он принадлежал командиру СС города Брешиа и нес в себе угрозу. Передача велась с местной радиостанции, которую захватили фашисты.

– Если кто-нибудь из итальянцев накормит или даст приют дезертирам, беглым пленным или саботажникам, то сразу же попадает под действие закона о смертной казни. И никакой жалости к преступникам. Для гражданского населения комендантский час наступает с темнотой. Эти меры распространяются на любого итальянца.

– Ублюдки, – выругался Винченцо и выключил радио.

Роза побелела. Она положила вилку и нож рядом с тарелкой и прерывисто дышала. Каждый понимал, что сообщение вклинилось по ошибке, просто они не настроились точно на нужную волну, но в голосе диктора почувствовалось нечто завораживающе холодное и жестокое. В кухне на несколько минут воцарилась мертвая тишина.

Джозеф перегнулся телом через стол и. обращаясь прямо к Розе, заверил ее:

– На следующей неделе я буду уже достаточно здоров, чтобы оставить вас.

– Глупости, – заметил Винченцо. – Недели слишком мало для вас.

Джозеф отрицательно покачал головой:

– Если немцы и схватят меня, то я, может быть, попаду под решение Женевской конвенции. Но вас они… – Американец выразительно направил на Винченцо свой указательный палец, словно дуло пистолета.

– Как и всех мужчин в деревне Сан-Вито, – добавила Роза.

Винченцо шикнул было на жену, но американец тут же поинтересовался:

– Что произошло в той деревне? – и после недолгой паузы добавил: – Расскажите.

– Эсэсовцы всех расстреляли, – не выдержал Тео. – За то, что вы и ваши друзья взорвали грузовик.

Всем было видно, как изменилось лицо иностранца.

– Сколько там убили людей?

– Около двадцати.

Джозеф вновь замолчал, а глаза его смотрели куда-то в пустоту.

– Это мой просчет, – наконец выговорил он.

– Нет, – возразил Винченцо и пожал плечами. – Вы не можете корить себя за то, что сделали фашисты.

– Я нажал детонатор и положил взрывчатку. Мне было известно, каковы обычные последствия. Значит, виноваты мы.

– Война есть война, – попытался возразить Тео. – Они поступали точно так же и в Греции, и в Югославии.

– Но я не имел права так действовать. Мы только играли в войну и в конечном счете ничего не добились. Убить с дюжину немцев – ведь это почти ничего. И у меня не было никакого права здесь оставаться. На следующей неделе мне следует уйти.

– Ну куда вы пойдете? – не выдержал Винченцо и в волнении поднялся с места, а потом подошел к окну и открыл его. Откуда-то из долины, за озером, доносился неясный шум. Явно передвигались какие-то войска по дороге в Брешиа.

Винченцо пришлось закрыть окно.

– Как тогда, после перемирия. В долине полно немцев.

– Без помощи, один, раненый партизан тут же попадется им в руки, – сказал Тео.

– Так не мешайте ему попасть в плен, – не выдержала Роза.

– Мама, нет! – взмолилась Кандида.

– Мы и так две недели укрывали его. Но ради любви Господней, я не хочу, чтобы нас здесь всех расстреляли.

– Роза, прекрати! – прикрикнул Винченцо.

– Нет, я не замолчу. Посмотри на своих детей, Винченцо. Ты перед ними в ответе, а не перед этим иностранцем.

– Но Джозеф тоже чей-то сын, мама, – заметил Тео.

– Да, но не мой. – В глазах Розы заблестели слезы. – Винченцо, рано или поздно немцы все равно схватят его, так пусть не у нас в доме.

– Она права, – подтвердил Джозеф. – В конце концов, швы уже сняли, и я могу идти.

На это Винченцо резко поднял руку вверх.

– Ваши друзья разбежались кто куда. И идти вам просто некуда. Я хотя бы найду для вас безопасное укрытие. Может быть, там, среди холмов, где живут знакомые мне пастухи. Как только мы найдем безопасное убежище, мы тут же поможем вам перебраться туда. Но до этого следует оставаться на месте и поправляться.

– Не согласен, – решительно возразил Джозеф. Винченцо схватил американца за плечо и начал трясти:

– Вам все равно следует подчиниться моему решению, дружище. И не предпринимайте ничего на свой страх и риск. А то вас схватят и замучают, а нас повесят.

На следующий день Тео нашел единственно верное решение.

– Он может отсидеться в Охотничьей башне.

Кандида быстро вскинула голову. В миле от фермы «Ореховое дерево» находилось большое охотничье угодье – собственность знатной семьи из Милана. Когда-то там находился господский дом, но еще в прошлом столетии он сгорел, а все, что осталось от имения, – старая башня, затерянная в дубовой роще. Место было безлюдное, тайное, и вряд ли немцы отважились бы сунуть туда свой нос. Рядом с башней бил ключ, и Джозеф мог брать из него воду, а с достаточным количеством продуктов американец мог просуществовать там довольно значительный срок.

– Но это самое покинутое место на всей земле, – с сомнением в голосе заметила Кандида.

Глаза Розы сверкнули в ответ.

– Наш американец не из тех, кто боится одиночества. Судя по всему, он человек необщительный. Хорошая идея, Тео. Если немцы и схватят его, то он сможет взять вину только на себя.

Винченцо принялся было возражать, но затем смирился и поддался уговорам.

– Кажется, идея не так уж плоха. Он может сам развести огонь, даже не боясь, что фашисты заметят дым от костра.

– Мы можем дать ему наш старый обрез, – предложил Тео. – И он сможет поохотиться на кролика, фазана или куропатку. А каждый, кто увидит нашего американца, сможет принять его за местного дурачка.

– Особенно с этой бородой, которая отросла у него сейчас, – добавила Кандида.

– И я думаю, что в башне американцу будет намного уютнее, чем в том гробу, где он находится сейчас, – окончательно согласился со своим сыном Винченцо.

Кандиде поручили сообщить Джозефу это решение.

– Конечно, вам там будет очень одиноко, – предупредила девушка. – Но у вас хоть окажется достаточно дневного света, чтобы читать свои любимые книги.

– Прекрасно!

Отросшая борода придала Джозефу сходство с византийскими иконами: таким обычно изображался на них Христос.