Жизнь на ферме, где некогда росло ореховое дерево, была все время связана с Джозефом, вертелась вокруг него, словно вокруг огромного валуна, что неожиданно оказался посредине быстрой реки. Тео начал медленно оправляться от побоев и через неделю уже вставал с постели и начал понемногу работать. Удары, которые он получил от эсэсовцев, казалось, только укрепили его дух, а на смену прежней подавленности и депрессии пришло неожиданное оживление. Обычно меланхоличное выражение лица Тео сменилось улыбкой, которая только слегка напоминала того веселого и жизнерадостного человека, каким был он накануне войны. Мать Кандиды демонстративно отказалась ухаживать за раненым партизаном, полностью игнорировала его. Отец же, как обычно, спокойный и добрый, обязательно хотя бы раз в день навещал раненого, и если желал от всей души скорого выздоровления Джозефа, чтобы тот быстрей оставил их дом с миром, то старался ничем не выдать своих чувств.
Никто из родных ничего не знал о встречах Кандиды с Дэвидом Годболдом. Никто не подозревал о ее тайных чувствах, потому что она никому их не доверяла, даже дневнику.
Но когда терпеть уже было невмоготу и эмоции переполняли девушку, она решилась поделиться своими переживаниями.
Поверенным оказался Джозеф, американец.
– Я видела вашего друга, – сказала ему как-то Кандида, меняя в очередной раз перевязку.
– Дэвида?
– Да. Мы встречались в заброшенном сарае на вершине холма.
– Зачем? – резко спросил американец.
Такая реакция удивила девушку. За последние дни раненый стал больше нервничать. Кандида знала: сознание беспомощности слишком мучает Джозефа.
– Не кричите так. Мы просто повидались и поговорили. Я принесла ему вина и еды.
– Вы рискуете жизнью, Кандида. Разве непонятно?
– Да, но…
– Сколько раз вы уже виделись с ним?
– Четыре или пять.
– Ваши родители знают об этом?
– Конечно нет. Они бы никогда не разрешили мне с ним встречаться. Это – тайна. Вы такой строгий, вам что, это не нравится?
– Не встречайтесь с ним больше.
– Что вы имеете в виду?
– Вы для него – только развлечение.
Кандида почувствовала, что комок подступил к горлу, а щеки вспыхнули и загорелись красным огнем.
– Вы так говорите, будто он пытается использовать меня.
– А разве не так?
– Конечно же, нет.
– Нет?
Кандида прямо посмотрела в глаза раненому:
– Что вы имеете в виду?
Джозеф протянул руку и взял девушку за запястье:
– Будьте осторожны с Дэвидом. У вас нет опыта общения с подобными мужчинами.
– А разве он похож на донжуана?
– Я не это имел в виду.
– А что тогда?
– То, что он явился из другого мира, Кандида.
– Который так далек от моего собственного? – добавила девушка, не скрывая иронии.
– Он просто использует вас, а затем бросит.
Кандида вырвала руку и молча продолжила обрабатывать рану, комок в горле душил и причинял боль. Девушка благодарила Бога за то, что так и не успела сказать Джозефу самого главного о своих чувствах к Дэвиду.
– Жаль, что я вообще вам доверилась. Вы так грубы, – неожиданно пробурчала она.
– Мне просто не хочется, чтобы вас обидели. Вот и все, – примирительно добавил Джозеф.
– Зато вам удалось меня обидеть. Вы не имеете права указывать мне, что делать. Я увижусь снова с Дэвидом, как только пожелаю.
– Кандида…
Девушка встала, подошла к выходу и с силой захлопнула за собой тяжелую дверь.
– Мне удалось найти партизан, – начал Дэвид, когда они вновь встретились на холме. – Я разговаривал с Антонио, по кличке Русский.
– Кто это?
– Командир отряда. Он сражался еще в Испании, на стороне республиканцев, добровольцем. Антонио – закоренелый коммунист. Вот почему они его так называют. – Сейчас они лежали на соломе, и Дэвид разламывал краюху хлеба, что принесла с собой Кандида, на части. – Антонио – настоящий солдат, герой.
– Он хочет, чтобы ты присоединился к ним? – спросила Кандида, пытаясь скрыть страх.
– Мне дадут знать об этом позднее. Прекрасная новость – я снова окажусь в деле.
Кандида сделала вид, что эта новость также приятна и ей.
– Я рада за тебя, Дэвид.
Он улыбнулся в ответ:
– Ну, о чем мы сегодня будем говорить?
Рассказы Дэвида очень нравились Кандиде, каждый раз подстегивая ее воображение. У него была особая наблюдательность относительно женской моды, драгоценностей, что делало Дэвида в глазах девушки замечательным рассказчиком. Уоллис Симпсон, лишившая Англию короля, стала для Кандиды любимой героиней.
– Расскажи о довоенном времени, – взмолилась девушка, – и обо всех драгоценностях герцогини.
– О, они действительно были великолепны. Я видел герцогиню на балу в 1938 году, это случилось на юге Франции, где у них своя вилла. Герцогиня, надела тогда свои знаменитые рубины, которые были подарены ей в годовщину свадьбы. Больших рубинов я в своей жизни и не видел. Оба камня были в платиновой оправе. Кто-то сказал мне, что все каждого восемнадцать каратов. Казалось, их можно взять, как ягоды, в рот и проглотить – такими спелыми казались эти камни. Красными, как кровь.
– А изумруды?
– Да. Изумрудов у нее было тоже достаточно. А на браслете – три или четыре бриллианта. И кольцо с одним большим изумрудом, сверкающим прекрасными яркими зелеными лучами.
– А теперь о бриллиантах.
– О да, совсем забыл, бриллианты. Много, много бриллиантов. Достаточно, чтобы просто ослепнуть.
– И, говорят, она ничего особенного собой не представляла?
– Да, но она была сексуально привлекательна.
– Этому можно научиться, ну, сексуальности? – спросила Кандида.
– Нет. С этим можно только родиться. – Дэвид взял соломинку и стал ею нежно водить по изгибам рта Кандиды. – Но тебе не о чем беспокоиться, Кандида. Твоя сексуальность в твоей красоте.
– Я такая простая, мне неизвестны всякие там приемы.
– Но они тебе и не нужны. Только женщины возраста миссис Симпсон нуждаются в уловках.
– А почему только они?
Дэвид перевернулся так, что буквально навис над Кандидой, и его лицо оказалось прямо над ней.
– Потому что они не такие свежие и сладкие, как ты, моя прелесть.
Кандида вдруг испугалась его близости и отстранилась немного, а сердце ее забилось как сумасшедшее.
– Мне уже пора возвращаться, – произнесла она упавшим голосом.
Дэвид быстро сел и обнял колени. Выражение его лица было таким, что внутри у девушки будто перевернулось что-то от жалости.
– Что ж, лети, моя пташка, лети.
Кандида встала и принялась стряхивать солому с платья.
– Когда мы вновь увидимся?
– Может быть, на следующей неделе. Я постараюсь прийти в среду, около четырех.
– Я буду здесь, – пообещала Кандида.
На этот раз, когда Дэвид целовал девушку на прощание, он обнял ее, крепко прижав к телу. Кандида почувствовала силу и тепло его тела, ощутила, как его язык пытается раздвинуть ей губы. Вспыхнув от смущения, девушка с силой отстранилась от него.
– До свидания! – крикнула она на прощание. – И береги себя.
Два дня спустя они решились в первый раз вывести Джозефа из подвала. Предварительно закрыли все окна и двери от любопытных глаз. Это предложил сделать Винченцо.
– Он слишком долго пробыл в своем гробу, – сказал отец. – Нельзя человеку оставаться заживо похороненным. Пусть хоть немного подышит свежим воздухом и поест с нами, как человек.
И даже Роза не посмела возразить ему.
Тео и Кандида помогли Джозефу подняться по лестнице на кухню. Слабые ноги раненого скользили и спотыкались на каждой ступени. За столом Джозеф сидел, постоянно держа руку на ране и изрядно побледнев. На щеках у него появилась солидная щетина, которая вот-вот должна была перерасти в бороду. Все в семье настороженно смотрели на американца. Впервые он сидел среди них, как человек, а не как некая смертельная опасность, таящаяся под половицами где-то внизу. Изможденный вид Джозефа, пожалуй, мог напугать кого угодно.