…Около 10 миллионов лет назад, считает нынешняя наука, наши предки спустились с деревьев и отказались от лесных плодов. Почему? Да потому, что примерно к этому времени так сложились обстоятельства: изменился климат, ландшафты. Другие группы лесных в прошлом млекопитающих тоже оказались вынужденными все более основательно — или выживи, или вымри! — приспосабливаться к открытым пространствам степей и саванн.

Один из крупных наших специалистов-зоологов, профессор Н. Воронцов писал, что антропогенез в эволюции млекопитающих был одним лишь звеном единой цепи эволюции разных групп, начавших завоевывать открытый ландшафт.

Нет, явно не только в течение четвертичного периода происходило становление человека. Да и само понятие «четвертичный период» — теперь в этом уже никто не сомневается — нуждалось в пересмотре.

Миллион лет, ну от силы немного больше — говорили о четвертичном периоде еще совсем недавно, каких-нибудь четырнадцать-пятнадцать лет назад.

К тому времени геологи уже значительно увеличили сроки, подверстав к четвертичному периоду виллафранк, — последний «этаж» предыдущего третичного периода.

Но это были приблизительные даты. В том числе и потому, что не умели тогда еще мало-мальски точно датировать соответствующие слои.

Барьер был преодолен в 1961 году. Один из бесспорно относившихся к виллафранку слоев Олдовая — мы уже об этом упоминали — оказался значительно древнее, чем предполагали раньше: не миллион, а миллион семьсот пятьдесят тысяч лет.

Можно ли это было, наконец, считать «нижним краем»? И где, собственно, пролегают пограничные рубежи между четвертичным и третичным периодом?

…Известно: изучение магнетизма скальных пород позволяет с помощью изотопов установить хронологическую лесенку, уходящую в глубь геологических эпох.

Если хотите, скалы — это нечто вроде компаса, у которого игла оказалась заблокированной в момент их образования. Одним из результатов исследования было то, что, благодаря изучению палеомагнетизма, удалось установить факт смещения магнитного поля Земли. Соответствующие периоды достаточно длинны. Они могут продолжаться подчас даже более миллиона лет. Так, например, нынешний период, который считается периодом нормального поля, начался более семисот тысяч лет назад. А до него было четыре периода со смещенными полями, первый из них — три миллиона лет назад.

Но некоторые специалисты считают, что магнитные изменения четвертичной эпохи этим не ограничиваются. И что конец плиоцена отмечен периодом магнитного смещения. Около трех с половиной миллионов лет назад наступил «нормальный» период, говорят они, совпавший с похолоданием, свидетельствующим о начале четвертичного периода.

Есть и такие исследователи, которые настаивают, что четвертичный период начался два миллиона лет назад.

Кто прав?

Многие специалисты сейчас считают: начало четвертичной эпохи и соответственно начало виллафранка следует отнести к рубежу, начинающемуся два миллиона шестьсот тысяч лет назад, по найденным в этих слоях и твердо датированным орудиям труда, обнаруженным в Омо. А плиоцен начинается с того самого пятимиллионного рубежа, к которому относится найденная в Лотегенхилле челюсть австралопитека, исследованная Паттерсоном.

Кениапитеки появились на грани миоцена и олиго цена четырнадцать-пятнадцать миллионов лет назад.

Это — третичная эпоха. Так же, как и плиоцен.

Вот в какую немыслимую даль потянулась ниточка. Вот когда уже существовал водораздел между понгидами (высшими обезьянами) и животными, получившими название гоминид, представителями той же группы, в которой, однако, уже проявляются признаки, свойственные человеку.

Означает ли это, что не следует искать «первоначальный источник» еще раньше — до рамапитеков? Конечно, нет. Весьма возможно, что разъединение, размежевание произошло еще раньше, значительно раньше.

Еще одна точка зрения: а был ли вообще таким уж явным в свое время водораздел? Не составляли ли на протяжении долгого времени предки антропоидов и предки людей общую нерасчлененную массу, чьи представители, живя бок о бок, имели то более выраженные, то затененные черты одних и других?

С чего же все-таки начинается человек? Еще точнее, какие черты присущи существу, «пошедшему в люди»?

…Кое-кто считает, что все началось с зубов, что именно здесь началось размежевание между будущими понгидами и гоминидами.

Но все сходятся на том, что прямохождение, двуногость были в основе всех основ.

Не следует забывать: эта двуногость, отличающая род людской, объясняется рядом анатомических особенностей, которых нет у больших обезьян.

Прямохождение высвобождает руку.

Она обретает независимость и самостоятельность.

А это приводит к тому, что «идущее в люди» существо может употреблять, носить с собой камни и палки. Орудие делается возможным и, следовательно, труд тоже.

Но высвобождение руки оказывает непосредственное воздействие и на эволюцию мозга: челюсти перестают быть главным орудием для хватания. Начинается еще одно высвобождение — высвобождение лица. Лицевая часть становится меньше, а черепной отдел растет…

Уточняя характерные особенности человека, его «пробирные клейма» известный уже нам Джон Нэйпир (он оговаривается, что речь идет о структурных и функциональных признаках и свойствах, по которым можно опознать ископаемые останки человека) недавно писал:

И добавит: наследие человека в экологическом отношении двойственно. Самые ранние его предки обитали на деревьях, и все их жизненные функции были хорошо приспособлены к такому образу жизни — высоко над землей, в ветвях тропического леса. Более поздние предшественники человека жили уже на земле, на более или менее открытой местности, борясь за существование с мириадами других наземных млекопитающих, среди которых были и крупные хищники.

Эти две стадии в эволюции человека дополняют друг друга: без тех навыков, которые приобрели наши предки, ведя древесный образ жизни, они не смогли бы преуспеть в наземном существовании.

Как бы там ни было, но при современном уровне наших знаний ясно: своей фортуне род людской обязан в первую очередь тому обстоятельству, что он в отличие от других не был специализирован.

В том-то и весь секрет, что ветвь, шедшая к гоминизации, не могла, не должна была специализироваться. Она должна была оставаться всеядной. Ей «не следовало» приобщаться к древесному образу жизни. Это не значит, конечно, что представители этой группы не умели лазать по деревьям — умели, естественно, но не так хорошо. Они умели бегать, но не так хорошо, чтобы у них вся энергия уходила в «ноги». Они были плотоядны, но, очевидно, тоже не в полной мере. Короче, они умели делать все понемножку, но природа, если так позволительно сказать, выдерживала где-то равнодействующую, старательно оберегая их от пут специализации Они шествовали по узкой тропинке, ими самими не видимой, которая вилась между вершинами и обрывами специализации, и вероятность выжить для них была заложена в потенциальных возможностях от нее уберечься.

Как это ни парадоксально, но (приведем здесь слова одного французского ученого) им, этим существам, для своего блистательного взлета нужно было сохранить множество весьма примитивных черт. Сохранить их тщательно. Это был их единственный шанс «выйти в люди».