Честно говоря, ее сын Володя – первый, наверное, человек за последний год, которым я восхищаюсь безоговорочно. Она его очень любила, потому что замечательно воспитала. На ее похоронах он заплакал только один раз, в церкви, когда закрывали гроб. И то беззвучно. Около морга все поражались: «Как он держится!» Меня подвел к нему муж Ольги Ивановны, родной сестры доктора Скоровой. Я думал – он откажется от любого общения с журналистом, как большинство родственников. Есть свидетельства, что в первые дни, когда еще не всех опознали, они так и кричали журналистам: «Стервятники, на чужом горе карьеру делаете!» И не сказать, чтобы я их вовсе не мог понять. Если бы он меня прогнал с похорон Нины Ивановны, которую я никогда в жизни не видел,- я бы понял. Но он спокойно продиктовал мне свой телефон и вежливо добавил: «Я буду ждать вашего звонка».

Он поддерживал под руку Ольгу Ивановну, которая все время плакала. Срочно искал среди коллег Нины Ивановны врача для бабушки, потерявшей сознание в машине. Поблагодарил и обнял каждого из однокурсников, пришедших разделить его горе. На следующий день после похорон лично поехал поблагодарить начальника районной управы – «Мне показалось, что он не по должности пришел в церковь, а искренне». Нашел время отдельно поблагодарить руководство поликлиники, где работала мать, за то, что их с бабушкой теперь наконец бесплатно туда прикрепили. До этого они прикреплены не были. Нина Ивановна служебным положением не пользовалась.

– Да и зачем нам были врачи? У нас дома был врач. Она и нам, и соседям все сама делала. Давление смерить, или укол… И меня всему научила. Я тоже все это могу. Одних повязок знаете сколько видов существует? Я могу практически любую наложить. Мы с ней любили в походы ходить, посидеть у костра – в походе же всякое может случиться.

Он находит в себе силы улыбаться, говоря об этом. Вообще солидностью и басовитостью речи он похож на молодого Заболоцкого – такой же розоволицый, рослый, очкастый, только худой. Отвечает на все вопросы. Академического отпуска брать не будет – мама больше всего хотела, чтобы он получил образование. Нельзя делать паузы.

– Володя, а почему вы вообще выбрали Бауманку? Не хотелось во врачи?

– Нет, тут, знаете, судьба. Репетиторы в медицинский по всем предметам очень дорого брали. А тут я от одноклассника узнал, что в Бауманке бесплатная школа для абитуриентов. Я пришел и маме сказал: так и так. Она не возражала.

– Вы легко поступили без репетиторов?

– А у меня серебряная медаль.

– Сейчас зарабатываете чем-нибудь?

– Да, конечно. Ну, это приработок… Если кто-то из близких друзей попросит чертеж – я так сделаю, а если просто незнакомому человеку – что-то могу взять.

– Вы отца совсем не знаете?

– Они развелись, когда мне не было года. Он нефтяник, закончил Губкинский, занимается буровым оборудованием. Алименты присылал.

– Нерегулярно,- вставляет Ольга Ивановна.

– Но мама ваша красивая, что и говорить. Наверное, были какие-то…

– Поклонники?- Он сам подсказал слово.- Да, конечно. Много. Она один раз – мне было лет двенадцать – спросила меня, как бы я отнесся, если бы она вышла замуж. Она работала тогда в квалификационной комиссии, осматривала летчиков. На похоронах даже один летчик сказал, что она восемь лет его «вела». Иначе бы его гораздо раньше списали.

– И этот поклонник был тоже летчик?

– Да.

– И что вы сказали?

– Я… не советовал.

– Она послушалась?

– Она сама была не уверена,- сказала Ольга Ивановна.- Это очень жесткий был человек, властный. Она решила, что они с Володей не поладят. У нее с сыном дружба была настоящая, она боялась, что кто-то помешает.

– Володя, а вам она разрешала приводить друзей в дом? Или девушек там?

– На поминках вчера одна однокурсница – она сейчас замужем – сказала: Нина Ивановна мне стала как вторая мать. Когда у меня в начале брака были проблемы, я всегда к ней бегала, она советовала. Знаете, они с бабушкой мне только одно требование ставили: чтобы я заранее предупреждал о гостях. Потому что мама родилась в Средней Азии, в Душанбе,- там дедушка служил, он был военный,- и у нее о гостеприимстве представления были восточные. Если гость пришел, а на стол нечего поставить – это стыдно. Я всегда предупреждал. Она готовила очень вкусно, и быстро. За пятнадцать минут из ничего могла соорудить вкуснейшие вещи…

– И шила,- говорит Ольга Ивановна.- Все-все делала. У нее так не было, чтобы пять минут руки не заняты. Вот дачу они получили – далеко от Москвы, за Серпуховом,- и на этих шести сотках Нина умудрялась снимать такие урожаи! У нее и заготовки получались, и все… Машины нет, они туда поездом добирались, потом автобусом. Летний домик с огородом. Она говорила, что за два дня там, в природе, восстанавливается, как за месяц отпуска.

– А куда вы с мамой ездили в отпуск, Володя?

– Когда я школу окончил, поехали к морю на десять дней. Потом в прошлом году были на Селигере…

В их квартире две комнаты. Это обычная малогабаритная квартира обычного спального района, я бывал в сотнях таких, и книги в них одни и те же – еще советские собрания сочинений, раннеперестроечные детективы и книги о тибетской медицине… И мебель везде одна и та же – стенки из ДСП. Салфеточки везде. На этих салфеточках сейчас стоят свечи.

– На отпевании отец Михаил сказал, что ваша мама была человек церковный. Она с детства верила?

– Не знаю… Не думаю, что с самого детства. Но в последние годы она часто ходила в церковь, отец Михаил даже ее запомнил.

– А сами вы…

– Я не скажу, что я прямо так уж… верующий. Обряды там, пост… Но я не атеист, конечно.

Отец Михаил – мужчина молодой, доброжелательный, но строгий. Во время отпевания объяснял всем, как и когда креститься, после отпевания – как молиться за Нину Скорову. «Не отчаивайтесь! Трудитесь, молитесь, раздавайте милостыню. На поминках рюмку с хлебом для нее не ставьте – это не православный обычай, а советский, бесовский. Водки старайтесь много не пить. Православные избегают водки. Вина можно… Господь лишней минуты человека на земле не продержит. Он забирает тех, кто готов. Трагедия, конечно,- а как посмотреть… Нина еще молиться за вас будет!»

– Володя, у вас в институте ребята как-то реагировали… на все это? Они говорили что-то о теракте?

– Бауманка – это вуз с традициями.- Тут он оживляется.- Это одно из немногих мест, где традиции еще чтут по-настоящему. И у наших студентов правило: друг с другом говорить только об учебе и о девушках.

– Почему такое ограничение?

– Не знаю. Наверное, специфика вуза.

– Чем вы будете заниматься после его окончания?

– Пусковыми ракетными комплексами, баллистическими ракетами.

– А не было у вас… вы простите, ладно?- не было у вас намерения после всего… изменить как-то свою жизнь? Выбрать другую профессию? Начать мстить, может быть?

– Понимаете, вот ночью первого дня… Мы шестого же еще не знали ничего. Мы ее опознали в середине дня, седьмого. А шестого вечером никто ничего не знал. Мобильный молчит, на работу не приехала, в больницах нет. Все в неопределенности, на нервах… ну, можете представить. Но все-таки легли. И я, когда ложился, подумал: если, не дай Бог, что… я буду мстить, будет ожесточение страшное. А сейчас его нет. Я не знаю, почему. Наверное, потому, что насилие порождает насилие.

– Это цепная реакция,- говорит Ольга Ивановна.- И это не выход.

– Чечня – это тупик,- серьезно говорит Володя.- Может быть, единственным вариантом относительно бескровного решения был сталинский, тоже страшный. Но он же потом видите, как аукнулся.

– Так у вас не появилось ненависти к кавказцам?

– У меня ее не может быть. У нас ведь знаете какой район? Я в свою школу иногда захожу – в выпускном классе один-два кавказца. В десятом – уже пять, в девятом – десять, а в средних и младших их иногда даже больше, чем русских. Около каждой станции – рынок, хозяева каждого ларька – кавказцы. Они и в метро все время ездят по нашей ветке, и погибло их не меньше, чем русских. Мы на юге Москвы давно вместе живем. Может быть, поэтому все теракты здесь и происходят – террористу легче раствориться. А гибнут и азербайджанцы, и узбеки. Со мной в школе учился чеченец. Как я буду их ненавидеть? Кому мстить?