Да ну! Почему же тогда главный имитатор демократии, президент Кучма, торжественно провозглашенный Юлией Тимошенко главным виновником происходящего, ведет себя так спокойно, не прибегает к силовому варианту и вообще, кажется, чувствует себя именинником? Почему он с такой легкостью сливает своего кандидата и договаривается с главным оппозиционером? Да потому что этот главный оппозиционер сравнительно недавно признавался в сыновних чувствах к нему; потому что дорогой отец почти наверняка дал некие гарантии блудному сыну и получил от него ответные обещания. Революция в Киеве – менее всего антикучминская, и она очень не похожа на Кучмагейт, или Кучмагеть. когда главным лозунгом был «Украина без Кучмы». Сегодня на Майдане о Кучме ничего не слышно. Там стоят с лозунгами «Прощай, немытая Россия», а в «письмах на Восток» – новая замечательная акция ющенковских пиарщиков, просьба, чтобы каждый майдановец написал письмо восточному соседу с объяснением сути происходящего,- все чаще пишут о конце эпохи византизма, или татарщины, или ига… Совершенно очевидно, что главный пафос украинской революции – именно отход от России, и именно этот вопрос расколол страну надвое. Ющенко и Янукович тут в значительной степени ни при чем. Россия же, в свою очередь, отождествляется с диктатурой – поскольку она в последнее время отчетливо возвращается к своей традиционной модели, щелястой империи, в которой свобод, по идее, не остается, но за счет бардака кое-что еще получается.

Именно этим и объясняется отсрочка в проведении эсэнгешных бархатных революций. Они стали случаться не при Ельцине, когда, в принципе, следовало бы их ожидать,- а при Путине, как реакция на его политику. Отрекаются не просто от России, но от такой России. Страны, сделавшие прозападный выбор, не желают иметь ничего общего с опасным соседом. Опасен он прежде всего не своей агрессией – не та у нас армия,- а своей заразностью. Серая плесень ничуть не менее, а то и более заразна, чем оранжевая, красная, зеленая или любая иная.

Так что события на Украине (или в Украине, если вы настаиваете) – нормальная реакция на Путина, а точнее (поскольку роль личности в российской истории пренебрежимо мала), на очередной виток российского цикла. Бывшие республики хотят сойти с поезда, ходящего по кругу,- как спрыгнул с него герой пелевинской «Желтой стрелы». Не исключено, что после этого они, как лошади, снова двинутся по кругу – только меньшему в диаметре и более быстрому. Не исключено, что путь их на Запад будет труден и тернист. Очевидно только, что это будет уже их собственный путь, и мы – вольные или невольные пассажиры российского поезда, бегающего по кольцевой дороге,- не будем иметь к нему никакого отношения. По крайней мере, одним обвинением меньше.

Обитатели Майдана непременно возразят мне, что не против России они высказываются, а против российского вмешательства; что не за Ющенко агитируют и даже не против Януковича, а исключительно против бессовестной фальсификации выборов. Это сильный с виду аргумент, но, господа! Я же предлагаю честный разговор. Без называния вещей своими именами мы вообще с места не сдвинемся. Всякому ясно, что аргументы ваши дутые, что фальсификация выборов и использование административного ресурса были весьма значительны с обеих сторон, и тому есть свидетели. Ющенко подал жалобу на 11 тысяч нарушений, а Янукович – на 7 тысяч. А если говорить уже всю правду – с самого начала задействован был именно тот сценарий, при котором власть будет выглядеть фальсификатором, а победа Януковича – краденой. При такой постановке вопроса, при такой игре на обострение власть не могла не фальсифицировать выборы. Если угодно, она сделала это по сговору с оппозицией – хотя буквального сговора, может, и не было. Раскручен был сценарий, при котором стороны обязаны наносить друг другу все более сильные удары, с каждым раундом наращивая конфронтацию. Оба загоняли друг друга в угол, ибо иначе как в углу «проблема Ющенко» не могла решиться. И посмотрел бы я на власть, которая не фальсифицирует выборы после заявления Юлии Тимошенко о том, что бело-голубые шарфики на депутатских шеях выглядят петлями.

Толпа, собравшаяся на Майдане, далеко не так сильно любит закон, чтобы находиться там исключительно из-за фальсификаций. Иначе она не настаивала бы на неконституционном разрешении кризиса – с третьим туром. Требования не сводятся к проведению честных выборов. План выхода на площадь возник задолго до второго тура и начал реализовываться в три часа послевыборной ночи, когда до оглашения результатов было еще куда как далеко. Требование законности – не самое актуальное из майданского перечня претензий. Украина проходит через неизбежный постколониальный этап – сначала осуществляет революцию вместе с империей, затем организует революцию национальную. Которая осуществилась не столько усилиями американцев (во многом мифическими), сколько политикой Владимира Владимировича Путина. Это ему адресованы украинские упреки в сатрапстве, тирании и бездарности. Потому что при Кучме на Украине не было никакой особенной тирании – и бездарность своего президента там при Ельцине терпели даже с умилением.

Рассмотрим теперь вопрос более общий – о том, почему революции всегда ходят парами. В принципе можно было бы рассмотреть эту тенденцию, скажем, на примере Британии, когда после Великой английской революции Кромвеля (1642-1653) понадобилась Славная революция (1688). Нетрудно доказать и то, что американская гражданская война (1863-1864) была, в сущности, сильно запоздавшим в силу разных причин вторым этапом американской революции (1776). Расстояние между первым и вторым этапами может быть огромным, как в США, крошечным, как в России между февралем и октябрем, и средним, как в Англии; этапы могут видоизменяться – так, переворот Наполеона 1799 года мало похож на революцию, но судить следует по результатам. Суть же этой двухэтапности в следующем: первая революция всегда бывает социальной, вторая – национальной. Первая чаще всего оказывается бархатной, вторая – кровавой.

Социальная революция решает лишь весьма поверхностную проблему. Она формирует условия, в которых должна сформироваться новая нация,- или, в косметическом варианте, устраняет условия, тормозящие ее развитие. Вторая революция делает главное – формирует нацию; как правило, такое формирование предполагает вначале резкий и решительный социальный раскол (чаще всего – на аристократию и плебеев), после чего и плебеи, и аристократия договариваются о мире на новых основаниях. Почти всякая революция сопровождается гражданской войной, и исход почти всякой гражданской войны предполагает отказ от классовой борьбы во имя более масштабного единения на базе новой национальной идеи. Был такой этап и в России – когда часть белого движения, вооружившись идеологией сменовеховства, признала Сталина красным царем. К сожалению, здесь процесс формирования единой нации затормозился в силу специфических русских условий – то есть, грубо говоря, в силу нелинейности истории; во Франции страну объединил грандиозный национальный проект Наполеона, в Америке – общественный договор между победившим Севером и побежденным Югом (хотя последствия войны дают о себе знать до сих пор резкими расколами на президентских выборах). Украинская революция – вещь естественная, вопрос только в отсутствии нового национального проекта,- но поскольку Тимошенко уже клянется, что у нее «столько идей и концепций» (см. интервью той же «Новой газете»), нет оснований для печали – завтра все будет лучше, чем вчера.

Национальные процессы более глубоки и тонки, чем социальные, или классовые, или политические. Национальные революции неизбежны, но происходят они не сразу, ибо не сразу выковываются базовые ценности, на основе которых может сформироваться новая нация. В России ни одна революция не завершилась формированием таких консенсусных ценностей, ибо даже в двадцатых, в сменовеховские времена, всему мешал пресловутый еврейский вопрос. В захваченной стране общих принципов быть не может – побежденные с победителями не договорятся; русской нации нет до сих пор, о чем недавно вполне убедительно написал Юрий Аммосов. Впрочем, это его давняя тема. Как бы то ни было, Россия в некотором смысле остается «вечно беременна» революцией, поскольку так и не может ничего родить; таков сознательный выбор ее населения, предпочитающего ужас без конца ужасному концу. Все линейные развития рано или поздно придут к кризису – наш паровоз так и будет вперед лететь по бесконечной замкнутой кривой, разваливаясь на ходу и теряя вагоны, но в любом случае существуя в неизменной парадигме дольше, чем все соседние народы и государства; между средневековой Британией и современной Англией пропасть – а Россия что при Иване, что при Петре, что при Владимире Красная Корочка (опять-таки спасибо Пелевину) остается себе верна так, что любые традиционалисты обзавидуются. В Англии еженощно запирают Тауэр – но там это проделывают ритуально, а у нас по-настоящему.