– Совершенно справедливо!

Арестовывать государственника за слова – милое дело, потому что всякое его слово, даже сказанное на ухо, есть Призыв К Насилию, он никаких других слов не знает. И в некотором смысле это чистая правда, потому что активное отношение к миру и неприятие некоторых Вещей в нем – это безусловный Призыв К Насилию и отрицание того либерального постулата, что Все Действительное Разумно и что Так и Надо.

Государственников надо убивать. Убивать Либералов никому не надо, потому что Либералы не мешают никому, в том числе и Государственникам. Поэтому Государственникам обычно удается терпеть Либералов в своем присутствии, и даже без особенного напряжения. Но вот Государственники мешают Либералам, потому что своим поведением ставят их либеральное право существовать под некоторый вопрос. Если Государственники хоть в чем-то правы, получается, что Либералы все врут.

Поэтому Государственники Либералов терпят и смотрят на них виновато, а Либералы Государственников хотят Уничтожить и правильно Делают.

Самое при этом печальное, что государству государственники на фиг не нужны. То есть ему нужны другие государственники. Ему нужны такие, которые уже наворовались и легко могут быть схвачены за яйца, потому что любой другой патриот непредсказуем. И только патриот, чьи яйца в руке власти, всегда будет говорить только то, что нужно, как всякий крепкий хозяйственник. Крепкий хозяйственник идеален для взятия за яйца и, следовательно, для патриотизма.

Яйца – нехорошее, грубое слово. Наверное, мне еще много раз припомнят, что я его употребил. Вот Либералы никогда таких слов не употребляют. Они не знают таких слов. Только такие матерщинники и растлители, как я, могут употреблять такие слова. Не зря я Государственник.

Но, поскольку я уже уличен, повторю: настоящим Государственником здесь может быть только тот, чьи яйца, считай, уже в руках у власти. Все остальные на фиг никому не нужны, потому что у них есть Убеждения, а человек с Убеждениями является не только потенциальным Фашистом с точки зрения Либерала, но и потенциальным Бунтовщиком с точки зрения Государства.

Государственник верит в симфонию Государства и Общества, а Общество Государству вовсе без надобности. Шестидесятники, между прочим, в начале славных дел почти поголовно были Государственники. И доедали их с двух сторон: с одной стороны – Государство, которому от талантливых союзников одно беспокойство, а с другой – Либеральная Интеллигенция, у которой нет никаких иллюзий, а всех Патриотов она считает Лизоблюдами. Сама она все время проводит на кресте.

Случилось так, что результатами 1985 года первой успела воспользоваться именно она, как результатами года 1917 раньше других воспользовались большевики. Всегда побеждает сила, скованная наименьшим числом моральных ограничений и наиболее готовая ни за что не отвечать, выступая под лозунгом «Чем хуже, тем лучше».

Так побеждает энтропия – единственный настоящий враг государственника. Но государству она с некоторых пор лучший друг, как микроб является лучшим другом пораженного им организма.

Поэтому Либерал Государству не мешает.

Оно в лучшем случае способно заменить его Черную Икру на Красную. И Либерал, корчась от отвращения ко всему Красному, вынужден будет ею питаться, страдалец.

А Государственник мешает. Поэтому его мировоззрение проще всего определить как Патриотизм без Родины. Родина ведь тоже не хочет просыпаться, ей очень нравится ее нынешнее состояние, а любое осмысленное усилие представляется ей чем-то вроде Фашизма. Она уже не очень понимает, кто и зачем ее тормошит, и считает врагом любого, кто пытается вывести ее из оцепенения.

Трудно, трудно быть русским государственником в отсутствие государства, от которого остался один Карательный Аппарат. Трудно быть патриотом в отсутствие Родины. Трудно вообще быть, когда самые приличные люди один за другим отказываются от этого занятия.

А теперь забудьте все, что вы только что прочитали, потому что все это Ложь и Подтасовка от первого до последнего слова. И ужасное Передергиванье. И чистейшая Подмена Понятий. Я получил за этот квикль Большие Деньги от Павловского, а Павловскому их принесли Спецслужбы. Я страшная, нечеловеческая Сволочь, и у меня Истерика. И вообще непонятно, куда смотрит Власть.

Скажите мне это сейчас же, немедленно. Мне приятно это слышать, честное слово. Это доказывает, что в глубине души русский либерал все-таки ощущает некое смутное беспокойство и не совсем еще превратился в щедринскую свинью, которая гложет правду спокойно, равнодушно и без особенного даже аппетита.

2003 год

Дмитрий Быков

После пяти лет перестройки, десяти лет непонятно чего и двух лет ревизии, которую многие уже приняли за ремиссию,- выявился главный итог последнего периода российской истории: у России больше нет языка. То есть слова этого языка значат уже совсем не то, о чем врут словари. Они обросли новыми значениями, совершенно исключающими возможность адекватного диалога.

Сказать «Я люблю свою страну» значит сказать «Бей жидов» или «Я одобряю спецоперацию в Чечне».

«Я не верю Березовскому» – значит «Я поддерживаю Путина» или «Я одобряю зачистки».

«Кучма не убивал Гонгадзе» значит «Я куплен ФСБ».

Ну и так далее.

Последним периодом тотальной, государственной обработки населения стал конец восьмидесятых, когда вся мощь телевидения, прессы и толстых журналов с их тысячекратно возросшими тиражами вдалбливала в головы россиян либеральную версию российской истории. Эта версия по-своему ничуть не менее тотальна и уж точно не менее сомнительна, чем версия советская. Более того: в каких-то отношениях либеральная философия, внедренная в умы от противного, опасней философии тоталитарной, поскольку ставит под сомнение саму мысль о наличии абсолютных ценностей или просто отождествляет эти ценности с насилием, кровью, ГУЛАГом.

Как и всякой империи, России не повезло еще в одном: во всех республиках патриотизм означал – свободу. Борьбу с тем самым ГУЛАГом и империей – за собственную культуру и свой язык. Это тоже была подмена, поскольку борьба за независимость и за развал СССР была нужна уж никак не национальной культуре и тем более не языку,- но не будем педантами. Во всех республиках быть патриотом – означало быть антиимперцем. И только в России патриот – человек в смазных сапогах, больше всего на свете любящий Империю, насилие и высокие идеалы. Невыносимо скучный тип, при всей своей пассионарности.

В результате либеральная философия применительно к России выродилась в тотальное отрицание закона, культуры и патриотизма, с каковым результатом наша Родина и подошла к XXI веку.

И тут выяснилось, что про конец истории нам врали. Что падение коммунистического режима в России и ее окрестностях никак не означает прекращения конкурентной борьбы. Что американцы, оказывается, боролись вовсе не против коммунистической власти, а против конкретной конкурирующей сверхдержавы. Что вся американская поддержка наших борцов за права человека диктовалась отнюдь не любовью к правам человека, которые Америке в значительной степени по барабану. И что сильная Россия – неважно, коммунистическая или либеральная,- американцам абсолютно без надобности, точно так же, впрочем, как и Европе.

Это оказалось шоком, от которого многие не оправились до сих пор. Выросло целое поколение зомби, привыкших рассматривать свою страну как досадное препятствие на пути к мировому прогрессу. Они с молоком матери (как раз сидевшей в это время на кухне с другими такими же интеллигентами) впитали убеждение, что наличие любых твердых убеждений – залог личной тоталитарности, а уж любовь к Отечеству – просто сталинизм. Законодательство, регулирующее рынок, для них – абсурд, ибо рынком называется только то, что никак не регулируется. А любой оппонент в сознании таких людей – не просто враг, но агент КГБ-ФСК-ФСБ, как бы оно ни называлось.