Зачем искать эту пресловутую национальную идею, когда она – вот она, дана нам в ощущении? Эта идея – величие, чаще всего иррациональное и даже ненужное, иногда ущербное, подчас уродливое. И все-таки это величие – величие пространств, подвигов и глупостей; иррациональный, невероятный масштаб. Это и есть русская идея, и она мне кровно близка, поскольку я тоже занимаюсь всю жизнь никому не нужными вещами. Литературой, в частности. И как ни старались девяностые годы свернуть меня с этого пути, сделав из меня клерка, дилера, риэлтора,- я продолжаю составлять из букв слова, из слов предложения… Неуместное в сегодняшнем мире, нерациональное, бесполезное – вот то единственное, что мне дорого; и в этом смысле страна – безусловно моя.

Стало общим местом, что всем нам она что-то должна, что любить ее мы начнем, только когда она обеспечит нам достойную жизнь… Но помилуйте: кто же будет обеспечивать нам достойную жизнь, если все уверены в ужасности Родины? Слава Богу, что сегодня ее честь отстаивают в основном спортсмены и юристы; но что будет, если ее – такую – на самом деле придется защищать? Времена, когда у нас не было вероятного противника, давно закончились. Конечно, можно сколько угодно повторять, как заклинание, афоризм «Чеченская война – не отечественная, а предвыборная». Можно и дальше прятаться от того факта, что в Чечне нам противостоят не только старики и дети, не только мирное население и не только благородные горцы, единственная цель которых – выходить наших раненых. Можно и дальше уверять себя, что дома в Москве взорвали чекисты, ваххабитов в Дагестан привел Березовский, а Хаттаб – плод вымысла Ястржембского. Можно придумать что угодно, лишь бы не допускать мысли о том, что Россия нуждается в защите. Но когда-то защищать ее придется все равно. Что ж, прятаться от этого, уверяя, что такая страна и защиты не стоит? Но уверяю вас, эта страна в 1941 году была еще хуже. В ней свирепствовал тоталитаризм кровавее нынешнего.

У меня не очень хорошая квартира, но я буду ее защищать от любых посягательств, потому что она моя и в ней живут родные мне люди. У меня очень плохая страна, но защищать ее я все равно обязан, сколько бы мне ни внушали мысль о том, что я не я и страна не моя, что она обязательно меня сожрет, что мне от нее вред один… Но и люди в ней живут мои, родные, как ни старались нас разлучить, вбить между нами клин пресловутым социальным расслоением, одних сделать идиотами, других – мерзавцами, а всех неподдающихся обозвать совками. Мы все еще свои. Ничего не поделаешь. И страна все еще наша.

Не надо, однако, делать вид, будто любовь к своей квартире – это необходимость постоянно ее защищать и ежедневно за нее умирать. Убираться в этой квартире – тоже не тоталитаризм. Любовь к своей квартире и к своей Родине состоит из нескольких простых правил и нескольких несложных дел, которые, ей-богу, отнюдь не обременительны. Чтобы жизнь в России перестала быть пыткой, достаточно ощутить эту страну своей.

Не надо нам внушать, что если мы призываем любить Родину – то, стало быть, должны отдавать своих детей Молоху войны. Не пугайте нас нашей Родиной, мы здесь живем. Мы тем больше ее любим, чем больше вы на нее плюете,- потому что мы, небольшой процент русских интеллигентов, не покупающихся на тотальную обработку слева или справа, способны любить ее только от противного. Мы не верим прохановско-бондаренковской швали и не соблазняемся идеей железной и каменной тюрьмы народов. Шваль демократически-беспредельная нас тоже никогда не убедит, что без России будет только лучше. Мы любим свою Родину по-розановски: любим «обглоданный остов, всеми плюнутый». Может, именно униженная и изуродованная страна – это и есть наш единственный шанс ее полюбить: в силе и славе пускай ее любят другие.

Но вот я включаю телевизор – и вижу на канале ОРТ чудовищную фальшивку телекомпании «ВиД» под названием «Десант». Мне рассказывают о том, как хорошо наши десантники готовятся воевать в Чечне, как они любят ветеранов и как им нравится служить в армии, а не на дискотеках болтаться. Вопросы свои, глупые и навязчивые, задает нагловатый корреспондент, на которого и сами десантники – не самая утонченная публика – смотрят с чувством неловкости и стыда…

Я такого патриотизма хочу? Навязанного, пропагандируемого, состоящего из встреч с ветеранами и походов в кино? Мне этот кровожадный фальшак нравится?

Не нравится? Вот и не рыпайся. И не квакай о любви к Родине. Потому что иначе Родина посмотрит на тебя ласково – и схарчит со всей семьей, замыслами и вечными ценностями.

Вот наш выбор.

Наша страна дисквалифицирована. Она утратила навык самоуважения – а без этого никак не поднимешься. Рашен сам себе страшен. Мы не желаем себе победы ни в одной войне – потому что за победу надо платить, а как раз платить-то мы и не готовы. Ничем. Ни за что. Либерализм расслабил.

А ужас-то ведь еще и в том, что либералы всегда будут правы. Первые же репрессии в настоящей, сильной России заставят меня признать их правоту. Какого бы нового русского дома мы ни строили,- всегда есть риск, что это окажется тюрьма.

Но на свою правоту или неправоту мне давно уже плевать. Мне важно, чтобы у меня под ногами была какая-никакая почва, понятия о добре и зле и четкое понимание того, что может, а чего не может позволить себе приличный человек.

Он не может позволить себе отказываться от такой Родины, которая замарана, осмеяна и никому другому не нужна. Это все равно что отказаться от запрещенного Бога с оплеванной иконы – Бога некогда грозного, навязанного, страшного и противного, а сегодня совершенно беззащитного.

Так что ж, спрашивают меня в одном из форумов Интернета,- мальчик, который кричит «А король-то голый!», тоже дурно поступает?

Очень дурно. Это же твой король, мальчик. Ты его не выбирал. Поди, стань в угол. А лучше подай ему прикрыться.

2001 год

Дмитрий Быков

10 мая в Театральном центре на Дубровке прошел последний, 412-й по счету, спектакль «Норд-Ост».

Вот все и кончилось.

Представителей власти не было. Представителей спонсоров – тоже. Телевидение не снимало. Торжественных речей не произносилось. Не было и минуты молчания в память о жертвах теракта (и это, пожалуй, единственное зияющее отсутствие, о котором стоит пожалеть: без спонсоров, правительства и телевидения как-то пристойнее). Перед началом представления на сцену перед знаменитым норд-остовским железным занавесом вышли авторы «классического мюзикла» Иващенко и Васильев и грустно сказали, что у них сегодня горький день, что они благодарны всем, кто пришел, и что дальнейшая судьба спектакля пока не определилась. Гастроли то ли будут, то ли нет, и в любом случае концертная версия будет сильно отличаться от стационарной – ни на одной провинциальной сцене не удастся построить декорацию, хоть отдаленно напоминающую сложнейшую машинерию дубровской конструкции, аскетически лаконичной и в то же время универсальной.

– То, что вы увидите сейчас,- улыбаясь, сказал Иващенко,- не увидит больше никто и никогда. Приятного вам просмотра.

Полтора года назад, 18 октября 2001 года, в день слякотный и промозглый, они так же выходили на сцену предварять спектакль; то была предпремьера, просмотр для прессы, и словосочетание «Норд-Ост» вызывало совсем другие ассоциации. Я был на том спектакле, самом первом, и пришел теперь на последний.

Все прошло хорошо. Взрывом аплодисментов встречали почти каждый номер. В зале собрались завсегдатаи – все подпевали. Финальная овация длилась добрых полчаса. Наконец занавес сползся и навсегда закрыл силуэт «Святой Марии», затертой во льдах. Больше его не открывали. Умерла так умерла.

Очень многие выходили из зала с мокрыми глазами, я и сам ревел, чего скрывать,- хотя, конечно, в проводах «Норд-Оста», помимо понятного пафоса и скорби, было что-то неуловимо постыдное. Потому и правительство не приехало, я думаю. Его как-то очень поспешили закрыть, зарыть, чтобы уж ничто не напоминало сразу о двух позорных событиях: не только о захвате театрального центра, но и о попытке возродить классический русский мюзикл.