Их случайный сосед по купе, оказавшийся словенским бизнесменом-неудачником, говорившем на немецком языке с чудовищным акцентом и частыми грамматическими ошибками, был настроен по отношению к стране, раскинувшейся за окошками поезда, совсем не радужно:

— Здесь кругом царит натуральный патриархальный уклад: спать ложатся рано, часов в девять вечера, преступности и в помине нет, по выходным все без исключения ходят в церковь. Скука здесь смертная, и позитива по бизнесу никакого нет. Кто посмелей — все уезжают в перспективные страны. Куда? А туда, где растущие рынки: Бразилия, Аргентина, Австралия, Канада.

— Так и ехал бы в Аргентину, раз здесь так не нравится! — неожиданно обиделась за австрийцев Айна.

— Мне уже не вырваться, — печально усмехнулся словен, демонстрируя обручальное кольцо. — Три года назад угораздило жениться на австриячке, а она оказалась рьяной католичкой. Никаких тебе презервативов, никаких абортов. Скоро я в третий раз стану папой, куда же мне уезжать — с таким-то выводком?

Утром следующего дня подъезжали к Клагенфурту.

За чашкой утреннего кофе их попутчик-словен продолжил свою просветительскую лекцию:

— Клагенфурт — столица провинции Каринтия. Много лет назад Каринтия эта входила в состав Югославии, а после первой мировой войны отошла к Австрии. На общенародном референдуме решали тот вопрос: посчитали тогда люди, что спокойней с австрийцами будет жить, чем с сербами. Беспокойные эти сербы, воинственные не в меру. Что получилось — трудно сказать, хрен редьки не слаще. Но сейчас про это в Каринтии не любят вспоминать. Чистокровными австрияками считают себя, даже настоящих коричневых националистов развелось — как комаров после дождя: очень уж хочется некоторым забыть о своих славянских корнях, хочется, чтобы все вокруг забыли насовсем про эти корни. Главная же местная достопримечательность — ресторан «Москва». Про этот ресторан вся Австрия знает. Когда фасад «Москвы», по указанию герра Аматова, покрасили в красный цвет, то такой скандал начался, пером не описать! Увидели в том местные политические деятели явную подоплёку — коммунистической направленности. Два с половиной года уже судебные тяжбы идут с переменным успехом, и конца им не видно…

Их гостиница располагалась на берегу озера Вёртер-Зее, одного из самых известных и больших в Австрии. Вышли погулять на берег: красота вокруг, водная гладь отливает серебром — как старинное зеркало, над противоположным берегом нависают высоченные горы, покрытые белейшим снегом. Невдалеке плавали белые и чёрные лебеди, рядом с ними местные детишки кормили хлебом — прямо из рук — крупную радужную форель.

Прошлись немного по городку, вдоволь поглазели на аккуратные ухоженные домики, окружённые роскошными садами и живописными цветочными клумбами. Тишина и покой — только птички негромко чирикают в стриженных живых изгородях.

— Чудеса в решете, — кратко резюмировал Ник.

— Почему же у нас в России всё наоборот? — грустно вздохнула Айна. — Сплошные бараки и непролазная грязь. Этих лебедей давно бы уже убили и слопали за милую душу, да и форель переловили бы всю…

Ник передал гостиничному посыльному письмо для герра Аматова, в котором выражал жгучее желание приобрести большую партию катанной стали, естественно, на условиях предоплаты, и сообщал о своём намерении посетить вечером знаменитый ресторан «Москва». Взяв предложенную денежку, посыльный пообещал доставить письмо адресату незамедлительно.

Ближе к вечеру переоделись в вечерние платья-костюмы, бабочки-смокинги. Айна такое платье себе выбрала — умереть и не встать: с очень открытым декольте и с умопомрачительным разрезом. Видал бы Лёха Сизый этот наряд, то-то бы психанул, никуда бы Айну не выпустил, даже для пользы дела, а платье это постыдное — порвал бы на мелкие клочки.

Ник ограничился, кроме классического смокинга и бабочки — ясен пень, только чёрными очками, делающими его неотразимо загадочным, да прихватил с собой пузатый кожаный саквояж.

Через портье вызвали такси, за полчаса доехали до нужного места.

Вот оно — громоздкое здание, выкрашенное в яркий красный цвет, на фасаде дома крупно было выведено белыми неровными буквами: «Restaurant MOSKWA».

Тут же подбежал халдей в раззолочённом сверх всякой меры тёмно-зелёном кафтане, предупредительно распахнул двери такси, угодливо зачастил:

— Гуте таг, майне либе дамен унд херрен! Битте, битте!

Ник протянул шофёру пару купюр, вылез из машины, совсем невежливо отпихнул халдея в сторону, протянул Айне руку, помог элегантно покинуть автомобиль.

Мимо двух таких же раззолочённых швейцаров прошли в помещение ресторана.

— Ёлы-палы, — чуть слышно на русском прошептал Ник, — сплошные восторг и полная уважуха!

Всё вокруг было оформлено в стиле «Очень богатый русский боярин, ни в чём удержу не знающий»: вокруг сплошное сусальное золото, разномастные кресты, матрёшки, балалайки, портреты русских Императоров и Императриц, прочих важных особ, включая Адольфа Гитлера.

В особой нише располагался позолоченный столик — на позолочённых же ножках. На узорчатой столешнице лежала огромная книга в бархатной обложке, украшенной драгоценными и полудрагоценными каменьями.

— Это наша ресторанная книга почётных посетителей, — пояснил халдей. — Полистайте, уважаемые гости, посмотрите, кто сюда заглядывал до вас!

Ник лениво полистал толстые страницы. Такое впечатление, что сюда весь цвет русской иммиграции заходить изволил: князья, графья, действительные тайные советники, известные балетные примы. Да и местная австрийская элита, включая министров и генералов, не гнушалась в этой книге черкнуть пару слов. Ага, а это то, ради чего и ехали сюда: Алекс Гонсалес, испанский бизнесмен и гранд, — Лёха Сизый, то бишь!

Ник небрежно кивнул головой и изобразил плечами брезгливость, мол, сперва выпьем-откушаем, а потом уже и решим — стоит ли в этой книжке расписываться.

Мебель в ресторанном зале оказалась неожиданно европейской — хлипкие столы и стулья на вычурно изогнутых ножках.

И меню было под стать мебели: мидии, лягушачьи лапки, карпаччо, креветки с омарами, гусиная печёнка в трюфелях, испанская паэлья, прочие аналогичные разносолы. Ну, и солидная коллекция вин: местные австрийские, французские, испанские, итальянские, калифорнийские…

Айна, не задумываясь, сделала заказ — абсолютно нескромный и помпезный.

Ник незаметно огляделся по сторонам.

Заняты были три четверти столиков, в основном, парами: дама с оголёнными плечами, при ней офицер в парадной форме, хотя и штатские попадались — в смокингах и фраках. Судя по всему, этот ресторан пользовался у местной элиты успехом, несмотря на красный цвет фасада.

На сцене что-то наигрывали на балалайках и ложках дюжие парни в белых рубахах, расшитых разноцветными петушками, после них дородная тётушка старательно исполняла русские народные песни. Публика вяло хлопала в ладоши, уделяя своё внимание, в основном, кухонным изыскам и дорогим винам.

Неожиданно появился достаточно пухлый католический монах, пошёл от столика к столику, тряся кружкой для сбора пожертвований.

Когда служитель церкви подошёл к их столику, Ник протянул просителю достаточно крупную швейцарскую купюру. Монах незамедлительно запихал ценную бумажку себе за пазуху и вальяжно поинтересовался:

— Верите ли вы в Бога, сударь мой? И какого вы вероисповедания?

— Скорее всего — верю, — подумав немного, ответил Ник. — По крайней мере, заповеди стараюсь соблюдать, по мере сил своих скудных. А по поводу вероисповедания — затрудняюсь вам ответить. К служителям культов всяких отношусь с недоверием. Предпочитаю с Богом лично общаться, вовсе без посредников.

— И где же это вы, сударь мой, общаетесь с Господом нашим? — всерьёз призадумался монах.

— Лучше всего — в горах получается, или на озере, а ещё — звёздной ночью с балкона высотного здания, тут главное, чтобы в полном одиночестве…