В их с Зиной апартаментах было две комнаты: та, что поменьше, спальня с шикарной двуспальной кроватью, посмотрев на которую Зина тут же покраснела до самых корней волос, и вторая — двадцать квадратных метров, в которой располагались два больших письменных стола, стулья, одёжный шкаф и несколько пустых книжных полок.

— Никит, это — правда? Может, я просто сплю? Проснусь, и всё пропадёт? — радостно спросила Зина, упав спиной на широкую кровать и восхищённо разглядывая узоры потолочной лепнины.

— Сейчас мы это тщательно проверим, — серьёзно пообещал Ник и пошёл запирать дверь на задвижку…

Потом, уже без всяких перерывов на разные глупости, до самого вечера занимались комплексной уборкой помещений: тщательно подмели и помыли полы, со всей мебели стёрли пыль, навели порядок на кухне, в ванне и туалетах, даже за окна принялись.

Айна практически ничего не умела, но очень старалась, училась и схватывала всё буквально на лету…

Ближе к вечеру капитан Науменко привёз свёртки с новой формой, коробки с обувью: кожаные сапоги — для повседневной носки и чёрные ботинки (женщинам — чёрные же туфли на каблуках-рюмочках) — для торжественных мероприятий, а также швейную машинку «Зингер».

Заставил всех примерить форму, потом взял коробочку с английскими булавками и принялся что-то там ими подтыкать, делать пометки мелом, большими портновскими ножницами отрезать куски ткани, а потом до самой полуночи сидел за швейной машинкой, отгоняя её стрёкотом от особняка злющих комаров.

Уже поздней ночью заставил всех в очередной раз влезть в форму, осмотрел придирчиво, довольно покивал головой и отбыл к родимому очагу…

Ник, смертельно усталый от всех перипетий этого длинного дня, быстро разделся и лёг в постель, намериваясь тут же уснуть. Но не тут-то было! В коридоре ещё долго грохотало, шуршало и цокало: это Айна под руководством Зинаиды осваивала нелёгкую науку передвижения на каблуках, ещё и в узкой юбке при этом.

Уже на заре Зина юркнула к Нику под одеяло, пропихнула свою тонкую горячую руку ему под шею, жарко зашептала в ухо:

— А ещё, представляешь, пришлось Айне ноги брить! Как же она, бедняжка, испугалась! Глаза стали — как у смертельно раненного моржа…

Мероприятие в Смольном на Ника не произвело какого-то особого впечатления: подумаешь, красные ковровые дорожки и мебель антикварная, не такое ещё видали! А вот все его друзья-товарищи-подруги, за исключением Банкина, тоже успевшего в своём университете ко всякому привыкнуть, были просто ошарашены, жались к стеночке, бледнели и краснели, рассматривая парадные интерьеры совершенно круглыми от изумления глазами…

Сперва товарищ Жданов, мужчина упитанный и скучный, сказал несколько расплывчатых тёплых фраз в их адрес: о бойцах невидимого фронта, всегда несгибаемо стоящих на страже интересов страны, потом в кабинет вошёл товарищ Фриновский…

Вот этот — да, импозантной внешностью не был обделён: ростом под два метра, плечи широченные, на обветренном лице вольготно располагалась парочка глубоких кривых шрамов. Оставалось только массивную золотую серьгу вдеть ему в ухо и бандану повязать на голову — и получится вылитый забубённый пират Карибского моря!

Фриновский не был расположен тратить время на всякие глупые сантименты: коротко поздравил с выполнением важного правительственного задания, вручил всем новые погоны, коробочки с наградами да и выставил из кабинета, пожелав на прощанье новых громких успехов…

Нику, как и предполагалось, вручили орден Боевого Красного знамени — как командиру подразделения, остальным подарили наручные часы с памятной гравировкой.

Да и с очередными званиями неожиданностей не произошло: Ник стал капитаном, Банкин и Сизый — старшими лейтенантами, Зина и Айна — младшими лейтенантами.

А ещё через несколько дней всем вручили новые паспорта, причём Нику и Зине, а также Лёхе и Айне, уже с отметками ЗАГСа.

Вот такие свадьбы получились, в рабочем порядке, так сказать. Кольца обручальные уже где-то месяца через три купили, как только денег с офицерских зарплат удалось накопить….

Начались скучные серые будни. Первую неделю все писали многочисленные рапорты и объяснительные записки относительно событий, произошедших во время чукотской эпопеи. Айна и Сизый, попавшие в разряд малограмотных, диктовали свои показания молоденьким стенографисткам, особыми приметами которых являлись стальные спокойные глаза и вежливые улыбки.

Неожиданно Иван Георгиевич заинтересовался батюшкой Порфирием и капитаном утонувшей шхуны «Кукусь» Сергеем Анатольевичем Куликовым:

— Ты, Никита Андреевич, мне про них поподробнее напиши! Вскоре и наша служба начнёт обрастать собственным флотом, так что проверенные в деле моряки нам всенепременно понадобятся!

После завершения этих процедур Бессонов со всеми, как и обещал, провёл индивидуальные беседы, составил для каждого персональный график занятий…

Первая половина дня посвящалась сугубо общеобразовательным предметам: Айна и Сизый начали с самых азов — грамматика, письмо, алгебра с геометрией, Зина изучала радиомеханику, разные волновые законы и теории, Ник и Банкин усердно занимались иностранными языками, знакомились с обычаями и бытовыми особенностями самых разных стран.

После обеда происходили занятия по диверсионной грамотности: взрывное дело — минирование-разминирование, — рукопашный бой, работа с разными видами холодного оружия, яды и противоядия, методы жёсткого и мягкого допроса, психологические тесты, стрельба из всех видов оружия и ещё многое другое, всего не перечесть…

График обучения был очень плотный: подъём в шесть утра, в семь уже начинались занятия, последнее из которых заканчивалось в десять вечера, воскресенье — единственный выходной.

В первый месяц уставали все, чуть не засыпали за учебными партами, но потом ничего — постепенно втянулись…

Дни понеслись нескончаемой чередой, вот и новый 1939 год наступил совсем незаметно. По этому поводу даже предоставили три дня отдыха…

Лёха и Айна обучались по индивидуальной программе, но уже с середины января стали заниматься в общей группе испанским языком, видимо, в свете предстоящих операций этот язык для них был определён как приоритетный.

В конце марта Айна родила двойню — мальчика и девочку. Незаметно так родила: в среду вечером отпросилась с занятий по правилам хорошего тона в высшем европейском обществе, а в субботу утром уже выписалась с малышами из ведомственной больницы.

Девочку так и назвали — Мартой, а мальчика — Афанасием, в честь деда-шамана…

Сизый на радостях затребовал у Бессонова детскую кроватку, пелёнки-распашонки и ящик грузинского коньяка, в ближайшее воскресенье закатил пир горой. Впрочем, в понедельник все, включая Айну, дисциплинировано вышли на занятия, опоздавших и выбывших по состоянию здоровья не наблюдалось…

Теперь с утра в особняк стала приходить няня — в звании красноармейца, на попечение которой Айна и отдавала малышей, да и сама каждую свободную минуту прибегала к ним, благо, что от учебного центра до домика было совсем недалеко, минут семь-восемь пешком.

— Никит, — иногда спрашивала Зина, — а мы-то с тобой когда будем заводить детишек?

Ник только плечами неопределённо пожимал, мол, как получится, как Бог даст.

Не мог же он сознаться любимой женщине, что нет у него шансов на обзаведение потомством. Хотя, чёрт его знает, может, и ошибался тогда шаман? Тут только время может однозначно ответить на этот вопрос…

На всё лето новоявленные курсанты выехали в летний лагерь — на ту же учебную базу, расположенную на ладожском мысе Морье.

Больше стало практических занятий, учений, работы на ближайшем полигоне: стреляли, взрывали, разминировали — с утра до вечера. И продолжали упорно заниматься иностранными языками: Ник с Банкиным уже и немецкий вовсю осваивали, Зина прилежно изучала итальянский, Сизый и Айна пробовали по-португальски общаться между собой.