— А его родители как отнеслись к вам? — не сдержался Ник от следующего вопроса. — Или они не знали…

— Знали, конечно. Только финны к этому нормально относятся, в смысле — брать жён из русских проституток. Во-первых, мы всё-всё умеем, что мужчине надо. Во-вторых, много плохого видали в жизни, поэтому и хорошее ценим всегда. В-третьих, тут жизнь на хуторах проходит, всегда на глазах у мужа, да и изменять-то ему тут не с кем, безлюдно вокруг. А когда праздник какой и все где-нибудь вместе собираются, то опять-таки всё на виду, ничего не утаишь. Вот так и живём: он меня за красоту любит, я его — за доброту…

Через час вернулся улыбчивый Юха, объявил, что всё уже готово и через два часа можно отплывать, по этому поводу предложил ещё перекусить.

В это время за цветастым пологом послышалось какое-то шевеление. Сперва в щели между двумя ситцевыми полотнищами показался озорной карий глаз, через минуту в комнату выскочила невысокая девчушка в длинной ночной рубашке со смешно торчащими в стороны двумя рыжими хвостиками.

— Анна-Мария, — девчушка присела перед Ником в некоем подобии книксена и негромко добавила несколько коротких фраз на финском языке.

Уяснив, что перед ней находится русский, милое создание тут же выпрямилось, откашлялось и выдало пятиминутный поток отборных матерных ругательств…

От неожиданности Ник опрокинул на скатерть вазочку с черносмородиновым вареньем и принялся неловко извиняться. Мария и Юха всё происходящее встретили искренним громким смехом, словно стали свидетелями коронного номера знаменитого юмориста.

— Извините её, ради бога! — сквозь слёзы попросила Мария. — Это она ещё из России вывезла. Сейчас она в основном по-фински говорит и ведёт себя вполне прилично. Но стоит ей русского увидеть, тут же материться начинает. В чём тут дело? Вы уж не сердитесь, она это не со зла…

Оказалось, что берег залива совсем рядом, и трёхсот метров не будет.

Подошли к приземистому одномачтовому баркасу, совместными усилиями столкнули его в воду, расселись: Юха сел у руля, Мария и Ник — на вёсла.

— Снимите унты и наденьте резиновые сапоги, они под теми досками лежат, — посоветовала Мария. — Около шведского берега ещё лёд стоит, старый уже, с проталинами, унты в минуту промокнут. Вам, кстати, приходилось когда-нибудь ходить по тонкому льду, уже по последнему? Доски с собой везём — как раз для этого дела.

— Приходилось, — скупо улыбнулся Ник.

Баркас отчалил от берега, минут через пять Юха поставил крохотный прямоугольный парус, ловя слабые порывы попутного ветра.

Ник усердно грёб, ощущая рядом жаркое бедро Марии, и вспоминал особенности хождения по тонкому льду…

Все знали, что в Глубоком озере рыбы нет.

Вернее, когда-то, ещё до войны, это озеро считалось очень даже рыбным. Тогда весь Карельский перешеек принадлежал финнам.

В 1944 году, вслед за доблестными войсками, на берега Глубокого прибыли первые переселенцы из Кировской области. Голодные и злые: вместо хлеба власти им презентовали два ящика противотанковых гранат. Пришлось озеру познакомиться с взрывчаткой. Одна граната всю деревню кормила целую неделю.

Потом, уже в пятидесятые годы, вдоль озера строили шоссе общесоюзного значения. У дорожных строителей взрывчатки тоже было в достатке. Не преминули доблестные дорожники ситуацию усугубить, постарались на совесть. Да и мужички из окрестных садоводств на свидание к озеру частенько заглядывали, сетки-путанки с собой прихватив — для полноты ощущений от встречи с дикой природой.

Короче говоря, в 2005 году в Глубоком озере водились только ерши и мелкие ратаны.

Каждую весну на озере происходило маленькое чудо: по последнему льду неожиданно начинали ловиться вполне приличные подлещики, крупная плотва, щурята.

Но только по самому последнему льду, когда уже и выходить на него было небезопасно. Всего два-три дня длился активный клёв, после этого рыба опять куда-то исчезала — на целый год. Вот такая загадка природы, блин весенний!

Джип остановился, не доехав до озера метров десять.

Ник выбрался из машины, не торопясь, прошёлся вдоль берега.

Весенний воздух, нестерпимо пахнущий родниковой водой, нежно щекотал ноздри. Бездонное голубое небо висело над головой. Над озером поднималось влажное марево, лёд, почерневший местами, уже подняло наверх, между берегом и ледовым панцирем по всему периметру озера образовалась двухметровая полоса чистой воды.

«То, что надо, — подумал Ник. — Кажется, успел. Ещё одна ночь, и всё, лёд начнёт рассыпаться на глазах».

— Не передумали, шеф? — поинтересовался широкоплечий шофёр-телохранитель Витька, наполняя водкой гранёный стакан, стоящий на капоте автомобиля.

— Где покупал? — строго спросил Ник, недоверчиво косясь на водочную бутылку.

— Как вы и просили, в ларьке. Не сомневайтесь, настоящая «палёнка»!

Ник резко выдохнул, вздрагивая от отвращения, медленно, глоток за глотком, затолкал в свой организм противную жидкость, занюхал рукавом старенького ватника.

Окончательно отдышавшись, вкусно похрустел солёным огурцом, несколько раз жадно затянулся беломориной.

— Всё, пора!

Достал из багажника квадратный щит, сколоченный из грубых досок, подошёл к берегу и, сильно размахнувшись, зашвырнул щит на почерневший лёд.

— Вы там поосторожнее, шеф! — заботливо посоветовал Витька.

Ник высоко закатал отвороты болотных сапог, прошагал по воде к кромке льда, поправил щит и осторожно лёг на него животом. Отталкиваясь ото льда руками, медленно заскользил вперёд

Надо льдом тоже была вода, сантиметра два-три, поэтому со стороны живота ватник тут же промок насквозь.

Можно, конечно, было и гидрокостюм надеть, но это уже совсем не то, не по-честному получается!

Лёд заметно прогибался под тяжестью его тела, обещая незабываемое знакомство с холодной озёрной пучиной.

«Ничего страшного, — успокаивал себя Ник. — Ерунда, здесь просто очень мелко, вода прогрелась, вот лёд и стал таким пористым. Дальше глубина начнётся, там лёд уже настоящий, прочный».

Метров через сто он остановился, вытащил из ножен, висящих на поясе, верный нож, прорезал во льду квадратное отверстие. Толщина льда не превышала четырёх сантиметров, он резался как свежий мармелад.

Ник достал из правого рукава ватника крохотную зимнюю удочку, из левого — круглую коробку со свежим мотылём. Насадил на крючок мормышки несколько жирных личинок, опустил нехитрую снасть в квадратную лунку. Мормышка медленно легла на дно, Ник немного подмотал катушку, укорачивая леску. Немного поиграл мормышкой, кончик кивка мелко задрожал и опустился вниз. Ник резко подсёк и через десять секунд вытащил из лунки трехсотграммового подлещика. Отличная рыбина! Просто великолепная! Ник снял добычу с крючка и отправил в полиэтиленовый пакет, заранее прикрепленный к широкому кожаному ремню, подпоясывающему ватник.

Есть задел!

Часа через три окончательно затекла поясница, замёршие пальцы уже не гнулись, отказываясь насаживать ярко-рубинового мотыля на крючок. В мешке было уже килограммов пять разной рыбы: подлещики, несколько двухсотграммовых окуней, один небольшой налим.

«Пора закругляться», — решил Ник.

Развернулся на щите на сто восемьдесят градусов, надел на руки брезентовые рукавицы и, сильно отталкиваясь ото льда, отправился в обратный путь.

За эти три часа лёд совсем раскис. Каждый пройденный метр давался Нику с трудом, ныли предплечья, судорогой сводило уставшие руки.

— Шеф, давайте я вам верёвку брошу? — забегал вдоль берега шкафоподобный Витька.

— Да пошёл ты! — пробурчал себе под нос Ник, преодолевая последние, самые трудные метры.

У самого берега Ник встал на ноги, с трудом выбрался на мелкозернистый песок пологой косы.

— Ну, долго я буду ждать? — вопросительно уставился на верного телохранителя.

Тот молнией пронёсся к машине, через две секунды вернулся, зажав в ладони одной руки стакан водки, в другой — большой кусок хлеба, щедро намазанный плавленым сырком «Дружба».