Алекс занял своё место в шеренге. Ему было холодно, так как перед посадкой в этот странный поезд никакой зимней одежды ни ему, ни другим заключённым не выдали. Им вообще ничего не выдали. О судьбе личных вещей, на которые даже заключённый имел право, — оставалось только догадываться.

— Живее! Живее, мать вашу! Становитесь в строй! — слышались крики конвойных.

Заключённые ёжились от пронизывающего зимнего ветра не в состоянии понять, что происходит. Алекс окинул взглядом строй своих товарищей по несчастью. Здесь были мужчины совершенно разных возрастов и комплекции. От здоровенных лбов до забитого очкарика, который непрерывно кашлял, отчего его очки едва не слетали в снег.

Наконец, когда последний заключённый занял своё место в шеренге, перед строем появился тот самый офицер, что прибыл на снегоходе.

Некоторое время он молча прохаживался вдоль строя, осматривая заключенных, а затем заговорил.

— У меня две новости. — провозгласил он громоподобным голосом, от которого, казалось, притихли даже собаки.

- Первая новость — хорошая. Теперь, официально, вы все — мертвы! Все вы пытались бежать, но неудачно. И теперь вас не существует. Но это только на бумаге. Теперь новость плохая. Вскоре большинство из вас умрёт уже по-настоящему. Большинство! Но не все.

Оставшиеся в живых получат возможность искупит свою вину перед обществом и, возможно, даже смогут эту возможность реализовать.

По шеренге пронёсся ропот.

— Тишина!!! — рявкнул офицер, и заключённые притихли.

— Ваш путь к другой жизни начинается здесь! На этом самом месте! И лежит через это поле! — он указал рукой в сторону леса видневшегося вдали.

— Это будет вашим первым испытанием. Вас здесь четыреста штук. Я не говорю «человек», потому что для меня вы не люди, а материал, с которым мне предстоит работать! Там у леса вас ждут автобусы. Но в них только триста мест. Поэтому первые триста счастливчиков, что добегут до туда первыми, получат возможность жить дальше. Остальные умрут. Расстояние до финиша полтора километра, если учесть, что бежать вам придётся по глубокому снегу — это будет нелёгким испытанием. Но стимулировать вашу волю к победе будет снайпер. Каждые десять секунд он будет убивать последнего в гонке. Прицельная дальность стрельбы винтовки Драгунова составляет тысячу триста метров, но пуля летит гораздо дальше, так что даже у финиша не советую расслабляться!

Офицер развернулся и направился к одному из снегоходов. Сев за руль, он обернулся к ошарашенным зэкам.

— Сигналом к началу гонки будет красная ракета! Как только увидите её — бегите! Сегодня ваша жизнь зависит от ваших ног!

Произнеся это, он завёл мотор снегохода и направил машину в сторону леса.

Заключённые ошарашено смотрели на удаляющуюся от них фигуру.

Конвой и автоматчики в масках сохраняли молчание.

Постепенно среди зэков начался гомон.

— Что за беспредел!

— Братва! Они нас за людей совсем не считают!

— Звери!

Алекс сохранял молчание.

Вот и всё. Сегодня всё закончиться. Сегодня… — думал он. Но внезапно перед ним возникла довольная рожа Сифонова. Как он смотрел на него в тот момент, когда после оглашения приговора его выводили из зала суда… Он улыбался! Смотрел на него и улыбался!

Алекс сжал кулаки.

Нет! Так просто ему это с рук не сойдёт. Он должен отомстить. И он отомстит!

Вдалеке над лесом вверх взметнулась кроваво-красная ракета.

Алекс рванулся вперёд.

Остальные заключённые последовали его примеру. Сбежав вниз с железнодорожной насыпи, почти все потеряли равновесие, увязнув в глубоком снегу. Люди вставали, рвались вперёд, падали и снова вставали. Через полминуты в группе бегущих наметились свои лидеры и отстающие. К сожалению, боль в плохо зажившей ноге давала о себе знать, и Алекс оказался среди последних, а ещё через несколько секунд прогремел первый выстрел, и бегущий чуть позади Алекса заключённый упал, захлёбываясь кровью.

Вперёд!

Эта мысль звенела в его голове как колокол.

Он должен выжить! Должен выжить, чтобы отомстить!

Лёгкие жгло огнём, снег залеплял глаза, а ноги сводило от холода и усталости, но Алекс стал наращивать темп. Сзади периодически раздавались выстрелы, но он уже не обращал на них внимания. Он бежал. Бежал вперёд

Хаммер остановился перед входом в обшарпанный бар.

— Это здесь?

— Похоже на то.

— Это что? Бомж-бар?

— А ты что думал? Метрополь? Тебя и сюда-то не пустят!

— Как будто я буду их спрашивать!

— Ладно, пошли!

Двери Хаммера одновременно распахнулись, и на улицу выбрались два коротко стриженых типа в кожанках.

Тот, что вышел со стороны водителя, достал сигарету и закурил.

— Курильщики кончают раком, — произнес второй бритоголовый.

— Ты мне ещё морали будешь читать! Айболит хренов! — огрызнулся водитель.

— Ну-ну, только когда у тебя в старости лёгкие отвалятся, попомнишь мои слова.

— До старости ещё дожить надо!

— Ну, ты, я вижу, к этому не стремишься.

— Фосген, ещё одно слово и ты до старости точно не до живешь — я тебя прямо здесь закопаю.

— Да ты чё такой нервный сегодня, Бульдог? С похмеля или как? — не унимался Фосген.

Злобно зыркнув в сторону напарника, Бульдог решительно двинулся ко входу в заведение.

Внутри оказалось темно и накурено. Звучала какая-то западная музыка, которую Бульдог не переваривал. Посетителей почти не было, а за барной стойкой маячила долговязая фигура бармена, к которому Бульдог прямиком и направился.

— Где он? — без лишних пришествий бросил он, сурово глядя на бармена.

— Вы на счёт…

— Передоз!

— Да-да — сейчас я вас провожу.

За баром оказалась дверь, ведущая в помещения для персонала. Бармен провёл напарников к двери туалета.

— Он как туда зашёл, я дверь запер. Вот ключ.

— Ладно. Свободен.

— Только вы постарайтесь там не особо… — произнёс было бармен, но осёкся, встретившись взглядом с Бульдогом.

— Э-э-э… Ну, если что, я в баре…

Отперев дверь, напарники вошли в помещение туалетной комнаты, всё убранство которой состояло из раковины, трёх писсуаров и стольких же туалетных кабинок. У дальней стены, сгорбившись в три погибели и обхватив колени руками, сидел длинноволосый парень в грязной косухе, на вспухшей переносице которого красовался пластырь, а под глазами мешки. Его била сильная дрожь. Услышав звук открывшейся двери, парень вышел из оцепенения, необычайно резво вскочил на ноги и подбежал к напарникам.

— Почему так долго! Меня всего ломает! А… Вы кто такие?! Я же…

Фосген прервал его сбивчивую речь мощным ударом в челюсть, после которого парень как подкошенный рухнул на пол.

— Тебе привет от покойного Титто, — произнёс он и, перешагнув через упавшего, подошёл к одному из писсуаров, расстегнул молнию на брюках и стал справлять нужду.

— Мужики… Мужики, вы чего, а?! Вы чего, мужики?!

— Расскажи-ка нам, дятел, кого ты на Титто навёл, — произнёс Бульдог, глядя на наркомана сверху вниз.

— Мужики, да вы о чём? — залепетал Передоз. — Я его никогда в глаза не видел! Это всё Шприц! Это он!

— За Шприца мы и так всё знаем, только Шприц на нарах, а тебя менты отпустили. Спрашивается, почему?

— Да потому, что Шприц поставщик, а я торчу только и всё!

- Да? А кто на Шприца шестерил? Не ты ли?

- Я? Да я только товар у него покупал!

— Ты нам по ушам то не ездий! Мы те не фраера беспонтовые! Колись падла, что у вас за дела со Шприцом были! Кого вы с ним на Тито натравили, суки?!

— Мужики, клянусь, я не виноват! Я там вообще случайно был… Я…

Бульдог зарычал и, схватив наркомана за отворот куртки, легко оторвал его от грязного пола, а затем швырнул на стенку туалетной кабинки, да так сильно, что фанера не выдержала, и Передоз провалился внутрь. Не переставая рычать, Бульдог пролез следом в пролом, схватил торчка за длинные патлы и намотал их на руку, а затем несколько раз сильно ударил Передоза лицом об унитаз. Брызнула кровь, и Передоз потерял сознание.