Жириновский стоял на подиуме в своей фирменной морской фуражке и с шутовской улыбкой на лице. Лидер второй по величине политической партии в России и, возможно, менее всех здравомыслящий депутат в российском парламенте, размахивал бутылкой шампанского, а другой рукой держался за стойку микрофона. Он был пьян. Однако и большая часть из собравшихся по случаю его дня рождения двухсот лунатиков также были пьяны. Торжество отмечалось в бальном зале гостиницы «Россия», украшенном гирляндами из надувных шариков. Там собрались различные группы фанатичных сторонников Жириновского: фашиствующая молодежь и скинхеды в ботинках штурмовиков, антисемиты с диким выражением голубых глаз, националисты и ультранационалисты в черных фуражках, коммунисты и сталинисты с таким огромным количеством медалей, что они оттягивали книзу их одежду.
Вся эта разношерстная компания как бы пребывала в добром старом времени, распевая патриотические песни, неумеренно накачиваясь пивом «Балтика» и аплодируя своему меркурианскому мессии. Жириновский прекрасно выглядел, его выступающее вперед брюшко было спрятано под широким красным поясом. Несмотря на то что его политические акции значительно упали после последних выборов в законодательную палату парламента, он все еще привлекал большое число недовольных властями избирателей, которые продолжали поддерживать его неудачно названную либерально-демократическую партию России (ЛДПР), которая ужасала Запад. Сторонниками Жириновского, как правило, были неудачники при переходе страны к капитализму, скромные и униженные новыми условиями жизни люди, которые цеплялись за старые символы российской славы и искали удобных козлов отпущения, на которых можно было бы свалить вину за все свои неприятности. Некоторые из них обнищали совсем недавно, другие же были маргиналами или откровенными хулиганами всех мастей и калибров – от молодых бритоголовых бандитов до старых и лысых динозавров криминального мира.
Был там и оркестр, нечто вроде военизированного народного оркестра, который играл преимущественно праздничные советские мелодии. Среди присутствующих было несколько молодых девушек, хорошеньких и тоненьких как тростинки, в белых сапожках советской эры с заостренными носами и в блузках из искусственного шелка, и довольно много пожилых полных матрон с пышными прическами с начесом фиолетового цвета, который все еще оставался модным в российской провинции.
Виновник торжества начал говорить. С наших мест наверху мы могли только видеть движение его губ, но о чем он говорил, слышно не было. Он пронзал воздух своими маниакальными жестами, его лицо раскраснелось. Время от времени возникал громкий рев одобрения со стороны присутствующих, который проникал через нашу стеклянную перегородку.
Мы расположились за столом рядом с окном и смотрели на неистовый танец скинхедов внизу в зале, когда официантка принесла нам запотевший графин водки. Мы заказали все, что было в меню, – как в былые дни, когда был столь малый выбор, что вы с благодарностью платили по восемнадцать долларов за салат из консервированного зеленого горошка, кукурузы и кусочков пальмовых сердечек, погруженных в комки майонеза, срок годности которого закончился еще до падения Берлинской стены. Салат, или, точнее, салат-латук, был неофициальным показателем экономической реформы в прежнем Советском Союзе, также, как верным критерием инфляции являлась цена на импортные батончики «Сникерс».
– Когда горы салата-латука начали появляться в московских магазинах в конце 1995 года, я знала, что Россия продолжала существовать на карте, – вспоминала Роберта. – А на Украине вы все еще не могли купить горку салата-латука, за исключением магазина «Ника Суисс», где все продавалось только за твердую валюту.
Вместе с водкой подали черный хлеб и мелкие маринованные огурчики, а чуть позже принесли еще мелкие маринованные помидорчики, сыр и другие холодные закуски. Простая пища вызвала у нас ностальгические воспоминания, и Роберта подробно рассказала, как ее приятельница, помогавшая обустраивать Посольство США на Украине в 1992 году, завоевала сердца небольшой общины приехавших иностранцев, распределив между ними консервированные продукты, которые она получила в подарок за оказанную помощь в посольстве.
– У нее было несколько коробок, в которых находились «Черриос», соусы для спагетти, пасты из тертого арахиса, супы «Кэмпбелл» и много другого. У нас текли слюнки при виде таких запасов. В то время (в 1992 году) в Киеве ни за какие деньги нельзя было купить даже привычных хлопьев для завтрака, – закончила свой рассказ Роберта.
Мы выпили за добрые старые времена. В те полные надежд дни все казалось нам проще и чище. Мы, приехавшие иностранцы, с головой ушли в порученные нам дела, добровольно принимая на себя лишения, чтобы стать частью огромного благородного порыва. Мы видели себя некими бедными странствующими апостолами демократии и свободного рынка. Однако возникший на фондовом рынке страны бум в корне изменил ситуацию (как это произошло несколькими годами позже в Америке, когда в наступившем информационном веке аналогичный бум был создан «технарями»). Деньги вышли на передний план, и теперь было трудно определить, продолжаем ли мы по-прежнему играть на стороне порядочных и честных парней или просто работаем на себя.
Драка в компании Жириновского прервала наши воспоминания. Началось с того, что скинхед и парень в фуражке толкнули друг друга. Парни в черных фуражках, как у Жириновского, были ультранационалистами и хотели вернуть Украину и все прочие царские территориальные владения обратно в Россию. Скинхеды были одновременно и неонацистами, и сторонниками славянского превосходства, блаженно не ведая о несоответствии этих двух понятий. В честь годовщины смерти Гитлера десяток скинхедов недавно избили дочь пакистанского дипломата, после чего девушка была отправлена в больницу. Другими знаками внимания скинхедов к фюреру были нападение на одного свободного от службы афро-американского охранника посольства США и взрыв бомбы в Московской синагоге, в которую, кстати, шеф Роберты вкладывал крупные суммы денег.
– Знаешь, кого будут обвинять, если разразится большой финансовый кризис? – зловеще сказала Роберта, наблюдая за шумным скандалом внизу. – Если этот говнюк треснет фаната, то психи начнут орать о том, что евреи грабят бедную, слепую Россию-матушку.
– Не беспокойся, – пошутил Аскольд, – я спрячу тебя у себя на чердаке.
Сейчас в России неплохо было бы несколько оживить антисемитизм, чтобы получить благоприятную почву для укрепления отношений с Ближним Востоком. Однако из этого вряд ли что выйдет, поскольку в России из семи олигархов шестеро были евреями. Даже кретины Жириновского были в состоянии вычислить последствия для себя, если бы пришло время искать виновных. Евреи традиционно играли роль козлов отпущения в российском обществе, будь то погромы в нищих зонах оседлости в царское время или ссылка евреев-интеллектуалов, как моего доброго друга Геннадия, в советские времена. Справедливости ради надо отметить, что в сегодняшней капиталистической России еврейская община все же получила свою законную долю от Багси Энгельса и Мейера Ланскиса. Удивительно, но в ходе революции свободного рынка довольно много преступников в небольших неформальных группах были евреями. Отчасти это было следствием их дискриминации при коммунистах, когда многие евреи были вынуждены работать в теневой, незаконной, сфере экономики страны. Так происходило еще и потому, что евреи не могли успешно продвигаться в рядах партии или бюрократии и в лучшие университеты их тоже не допускали. Поэтому они не были заинтересованы в поддержании и укреплении старого порядка, быстрее других додумались, как действовать в теневых структурах наступившей новой анархии. Из-за того, что сотням тысяч евреев, прежним отказникам, в 1970-х и в 1980-х годах было позволено эмигрировать из страны, они оказались чуть ли не единственными советскими гражданами, имеющими международные связи и давно сформировавшиеся сети зарубежных общин, когда рухнул «железный занавес».