Но он, по крайней мере, все-таки остался жив. В другом случае бывший американский советник Всемирного банка был найден в московской квартире связанным, с кляпом во рту и утопленным в ванне. Российская милиция утверждала, что советник умер от сердечного приступа. Отказ выдать его тело и провести вскрытие спровоцировал широко распространившиеся слухи о том, что советник якобы был разрезан на куски и захлебнулся собственной кровью.

Дурным знаком для меня с самого начала было то, что Базз даже и не пытался скрыть маской свое лицо. Время шло, удары сыпались на меня градом, и я понял, что он не намерен оставлять меня в живых.

От напряжения Базз вспотел, его мокрое лицо пылало злобой. В моменты, когда он наклонялся ко мне, я чувствовал, как капли его пота падали на мой затылок. Не знаю почему, но эти капли терзали меня больше, чем удары кулаков. Капли падали с глухим, вселяющим ужас звуком, как при китайской пытке водой, и каждая из них вызывала подобие судорог в моем позвоночнике.

Хныча в кляп, я был одновременно и перепуган, и раздражен. Почему Базз мне не верил? Неужели он не понимал, что жизнь мне дороже, чем деньги, и что я отдал бы ему все, если бы они у меня были?

Базз приостановил свой допрос, как будто почувствовал, что, может быть, я действительно говорю правду. Я захныкал еще сильнее.

– Заткнись! – зарычал он, ударив меня еще раз.

Очевидно, Базз был тоже недоволен тем, как продвигалось дело. Уверен, что по его плану он в это время уже должен был убраться из квартиры и отправиться куда-нибудь в бар, чтобы отметить свой улов. Но прошло уже больше сорока пяти минут, и он явно не укладывался в намеченные сроки. Тем временем Белочка перевернула в квартире все вверх дном, но ничего не нашла, кроме моего офисного оборудования, камеры, кожаного пиджака и любимой пары джинсов.

Базз решил, что со мной пора кончать. Он поволок меня за волосы в ванную. Затем сунул пистолет за пояс, выбежал из ванной и вернулся, держа в руках мой швейцарский армейский нож. Этот нож мне подарила моя прежняя подруга. Могла ли она когда-нибудь даже почувствовать себя виноватой!

Я ощутил холодное лезвие ножа у своего горла. Почти отстраненно я отметил, что сливное отверстие ванны не закрыто пробкой, и подумал, что моя кровь беспрепятственно потечет в канализационную систему Киева.

– Ты веришь в Бога? – тихо, почти вежливо спросил Базз.

Не дождавшись ответа, он повторил свой вопрос, подумав, что я его не совсем понял. Я кивнул, причем не помню как – то ли в знак согласия, то ли нет. Все вокруг стало расплываться, и рассудок начал меня покидать.

– Тогда тебе лучше начать молиться, – сказал Базз.

Вот тогда я и вспомнил о всех своих прежних попытках бросить курить. Страдание, сильная борьба с собой. Все напрасно. Все заканчивается ударом в какой-то ванной!

Не знаю, сколько прошло времени и что было дальше. Возможно, я отключился, потерял сознание от страха. Когда я пришел в чувство, Базз и Белочка уже ушли. Было тихо, радио молчало, единственное, что я слышал, – звук капель, падающих из водопроводного крана в раковину.

Радость, какой я никогда не испытывал ни до, ни после, охватила меня. Я был жив!

И мне ужасно хотелось курить.

Стоящий на полосе «Туполев» выглядел ржавым и ненадежным. В ярком свете прожекторов аэропорта он казался большим и неуклюжим, как музейный экспонат. Кружащийся снег образовывал вокруг него белую завесу.

Пурга уже задержала вылет в Москву нескольких самолетов, снегоуборочная техника не справлялась с расчисткой взлетно-посадочной полосы – на Киев обрушился снежный буран, который до этого беспрепятственно завывал над бескрайними сибирскими просторами.

Небольшой зал аэропорта был забит пассажирами, томившимися из-за нелетной погоды. Они толпились около маленького бара, окутанного плотным табачным дымом. Все стулья вокруг стойки были заняты пассажирами, постоянно совершавшими деловые поездки по маршруту Киев – Москва: русские бизнесмены – плотного телосложения мужчины, энергичные и хвастливые, выкрикивающие указания по своим мобильниками, и директора украинских предприятий – невыразительного вида персоны с серыми лицами, потягивающие беспошлинный виски «Джонни Уокер» прямо из бутылки. Мафиозные принцессы – одни губы и ноги, – находящиеся на пути к своим ежемесячным походам по магазинам русской столицы, придавали определенную пикантность этому коктейлю.

Завершали список пассажиров несколько представителей Запада. Немецкий коммивояжер угрюмо сидел в одиночестве и, казалось, все еще находился где-то у себя в Любеке. Два молодых британских банкира-инвестора с одинаковыми корпоративными стрижками сидели у входа, склонив головы над лондонской газетой «Файненшиал Таймс» трехдневной давности.

«Файненшиал Таймс», как и европейское издание газеты «Уолл-Стрит Джорнел», стоила в Киеве семь долларов, и ее можно было купить (если она вообще поступала) только в двух отелях города в ларьках сувениров.

На свою жалкую «комариную» зарплату я не мог себе позволить купить эту газету и приобретал ее лишь в тех случаях, когда хотел похвастаться и выставить свою статью напоказ, особенно если она была напечатана на первой полосе, – я смотрел на нее с восхищением. С тех пор как на меня наехал Базз, в газете несколько месяцев публиковалось довольно много моих материалов. Наконец поздней осенью 1996 года из руководства компании поступил звонок, требующий моего немедленного прибытия в Москву. По иронии судьбы, мне надо было бы даже поблагодарить Базза за свое неожиданное продвижение по служебной лестнице. Описанная мной история о нападении Базза сделала меня заметным. Вот почему я так страстно желал как можно быстрее попасть в Москву, опасаясь, как бы мои издатели не передумали и не изменили своего решения.

Из громкоговорителей, установленных под кровлей, одно за другим следовали сообщения об отменах международных рейсов. Венгерская компания «Малев», чешская CSA и «Австрийские авиалинии» решили переждать бурю. Венгры и чехи боялись повредить в такую погоду свои новенькие и блестящие «боинги», а австрийцы по своей национальной нелюбви к риску были даже рады, что придется переждать на земле еще одну ночь. Группа удрученных чешских инженеров собрала свои сумки с ручной кладью и с общим вздохом направилась к выходу. Их встреча с любимой Прагой – средневековой и по-прежнему величественной, несмотря на привилегированное положение «Макдональдсов» и «макающихся пончиков», данное им рыночными силами «бархатной революции», откладывалась до прояснения неба.

Я был уже готов отказаться от всякой надежды когда-либо выбраться из Киева, как вдруг пассажирская служба аэропорта объявила, с заметным оттенком национальной гордости, что начинается посадка на рейс номер 62 «Украинских авиалиний», следующий в Москву.

– Настоящие летчики не боятся снега! – сказал, подавляя смешок, мой пожилой сосед. Его распирало от патриотизма, он весь сиял от редкой возможности дать пинка слизняку с Запада. Он с гордостью сообщил, что при советской власти летчики на пассажирских линиях были так натренированы, что могли летать на любых самолетах в любую погоду. Вот эта-то неуместная бравада, в сочетании с хронической нехваткой запчастей, и была одной из главных причин аварий реактивных самолетов в этой части мира. Около четырехсот авиакомпаний, вышедших из недр советской государственной компании «Аэрофлот», имели такие «впечатляющие» достижения в области безопасности, что в 1994 году Международная ассоциация воздушного транспорта приняла беспрецедентное решение: рекомендовать в качестве наиболее безопасного вида транспорта на территории бывшего Советского Союза железные дороги.

Мы толпой ввалились в старый «Туполев» и стали втискиваться в его узкие, с многочисленными заплатами кресла. Похоже, советские конструкторы, проектируя салон самолета, взяли за образец дизайн чересчур уплотненных жилых домов. Поскольку мой рост превышал шесть футов, я был вынужден сложиться в гармошку и уткнуть свой подбородок между колен, чтобы уместиться в сиденье. Объемистый живот моего соседа растекся по подлокотнику и моему колену.