Быстрым шагом пройдя через селение, Птах вывел парня к реке, где на берегу их ждала лодка. Полная луна во всем своем великолепии блистала на небе, но туманная дымка неумолимо заволакивала все вокруг. Лес в этом месте вплотную подступал к воде, сквозь переплетение кустов и деревьев разглядеть что-либо было трудновато. Впрочем, Антон не стремился к изучению достопримечательностей. Его больше волновало свое неопределенное будущее.

Пацан торопливо прыгнул в лодку, Антон за ним. Не дожидаясь, пока парень нормально усядется, начал грести.

— К чему такая спешка?

— Нас ждут, — лаконично ответил Птах. Парень дипломатично помолчал, но странное бегство его спутника из трактира не давало покоя.

— Птах, а что с Тимофеем произошло? — наконец решился спросить своего провожатого Антон.

— Хмель, — коротко ответил Птах. На удивленный взгляд парня добавил: — Я подлил ему в квас хмельного меда, оборотни не переносят хмеля, начинается неуправляемый перекидыш.

— Неуправляемый что? — не понял Антон. — Какой оборотень? — и замолк на полуслове, резко качнувшись вперед — лодка чиркнула дном по мели.

— Быстрей, быстрей, — Птах уже стоял на берегу и нетерпеливо приплясывал на месте.

— Темно ж, хоть глаз коли. — Нога его соскользнула. Антон со всего маху плюхнулся в воду: — Черт! Куда ты меня затащил? И луна как назло скрылась. — Птах молча дернул парня за руку и помчался бегом, не обращая внимания на возмущенные вопли своего эскорта о том, что он скоро лапти потеряет. Потом у Антона сбилось дыхание и орать стало затруднительно, тут бы успеть вовремя вдохнуть-выдохнуть. Ну, пацан, ну, спринтер!

Теперь только шумное дыхание бегущих нарушало тишину леса, замершего в тревожном ожидании. Правда, Птах еще раз напомнил Антону, чтобы тот не отставал, потому что сегодня он слабоват. В каком смысле может быть слабоват двенадцатилетний пацан, задуматься не было никакой возможности. Да и не получается думать, когда во весь дух несешься по лесной чащобе, где стороной скользят непонятные тени, раздаются утробные леденящие кровь звуки и изредка в отдалении мелькают разноцветные вспышки. Все мысли были только о том, чтоб скорей это все кончилось, особенно бег по пересеченной местности.

Наконец они выбрались из полосы тумана, и стало почти светло, благо луна опять светила, как прожектор.

Антон не удержался, притормозил Птаха и спросил:

— Слушай, а где мы находимся?

— Как где? — не понял тот.

— Ну, как называется этот мир?

— Это, — мальчишка обвел рукой вокруг себя, — Явь.

— То есть, реальность… — уточнил Антон. — Чудненько. Значит, я обретался до этого черт знает где…

Пацан не стал слушать его (чего тратить время на пустые разговоры, когда и так все понятно), побежал дальше, крикнув: — Давай скорей… Не отставай.

Вскоре он выскочил на поляну и резко затормозил перед темной избушкой, наполовину вросшей в землю.

— Избушка, избушка, повернись к лесу задом, а ко мне передом, — срывающимся голосом произнес он с детства знакомую всем присказку.

И Антон воочию представил, как избушка, кряхтя и постанывая, выдирает из земли одну лапу, другую и в полуприсяде начинает поворот, скрипя всеми своими замшелыми бревнами.

Однако все оказалось гораздо проще — перед глазами будто птица махнула крылом, воздух вокруг пришел в движение — и путники увидели большой бревенчатый дом, но гораздо моложе и красивей покосившейся избенки. Нарядное крыльцо, украшенное затейливой резьбой, окна со фигурными ставнями, просторный двор с парой сараев — один совсем новый, а другой, судя по всему, ровесник той избушки, под которую маскировался дом. Входная дверь была плотно закрыта, над дверью висела уродливая маска Медузы Горгоны. Неожиданно маска раскрыла рот и препротивнейшим голосом заверещала:

— Кто стучится в дверь ко мне?

— (с толстой сумкой на ремне, — машинально продолжил Антон),

Коль чужой, гори в огне.

Если свой — то стой и жди,

Ближе к дому не ходи.

В наступившей тишине раздался протяжный скрип открывающейся двери, в проеме показался высокий силуэт и до боли знакомый голос произнес:

— Долго же ты добирался, братик…

Антон застыл, как громом пораженный, потом рванулся, схватил в охапку женщину:

— Не верю, не верю…

Людмила рассмеялась, уж больно комичный вид был у брата.

— Ты??? Что с тобой??? Что??? — задавал бесконечные вопросы парень.

Перед ним стояла сестра, нет, его СТАРШАЯ сестра. В черной копне волос уже пробивались седые пряди, на лице приметой возраста обозначились морщинки. Но, как ни странно, внешне Людмила выглядела совсем неплохо…

…Антон помнил, как удивлялись знакомые родителей, видевшие их вместе. Он — синеглазый светловолосый крепыш с вечно разбитыми коленками, ничем не выделяющийся из ватаги таких же, как он сорванцов, и сестра — его полная противоположность. Людмила-краса — длинные волосы цвета воронова крыла, которые она предпочитала носить распущенными, темные, цвета горького шоколада, глаза, вечная улыбка на ярких губах.

Любимая внучка их суровой бабушки, которая души не чаяла в ней.

Однажды Антон услышал их разговор — бабушка объясняла девочке смысл ее имени, которое сама же и дала внучке:

— Любимая, милая, мягкая, податливая, а посредине — твердое «Д», как удар головой о стенку. Это — стальной стержень, твердая опора, которая не даст согнуться, не даст пропасть в любой ситуации. Имя обязывает, рано или поздно оно себя проявит.

— А значение моего знаешь, ба? — влез в беседу Антон.

Бабушка поморщилась, не то, чтобы она не любила внука, но относилась к нему довольно-таки холодно:

— Человек, Антон, просто человек…. И когда приходит время — этот человек вступает в бой…. У каждого из нас своя судьба, и имя играет в ней не последнюю роль…

Антон и, правда, всегда был изрядным задирой.

Единственно, что роднило брата и сестру — высокий рост и большие, широко расставленные, глаза…

…Сейчас Людмила утратила очарование юности, но обрела нечто большее — красоту зрелой женщины. Ее грудной голос звучал властно и, как ни странно, завораживающе.

— Удивлен? А я ведь тебя, почитай, двадцать лет дожидаюсь. Зеркало-то с характером оказалось, расшвыряло нас как хотело…. Проходи, не бойся, — и добавила насмешливо: — выходи не плачь.

Антон поежился, ему стало слегка не по себе. Войдя в дом, с интересом стал осматриваться — интерьер почти один к одному повторял городскую квартиру Людмилы.

— Ностальгия, проклятая, поначалу сильно мучила, пока не разобралась, что здесь к чему.

Антон заглянул в подсобные помещения:

— Ого! У тебя здесь и ванна, и прочие излишества. Неплохо устроилась.

— Ну, я ведь ведьма не из слабых, да и с лесным народом дружу. Водяной мне сюда персональный родничок пробил, отплатил таким способом за небольшую услугу. Только, Антон, я сюда никого, кроме Птаха, не пускаю, оттого и охранное кольцо вокруг дома, и маска-сторож, и избушка-морок. Что во дворе моем происходит — снаружи не видно.

— Отзыв больно знакомый, — проворчал про себя Антон.

— Ну, брат, каков вопрос — таков ответ, — все-таки услышала его Людмила.

— А ты сильно изменилась, жестче стала…

— Это для тебя, братец, все только вчера было, а я, кажется, всю жизнь здесь живу, — грустно сказала сестра.