— Может, ей привиделось? — предположил смотритель. — Моя дочь все время была с ней и ничего не видела. Они вместе рисовали рядом с бамбуковой рощей, и вдруг она стала кричать, что кто-то упал в пруд. Но кто? Там никого больше не было.

— Кто упал в пруд, Мисако-тян? — спросил дед.

— Девушка… молодая госпожа, — ответила она, размазывая слезы по щекам.

Девочка была явно расстроена и сильно утомлена. Под глазами ее обозначились темные круги, чего дед никогда раньше не замечал.

— Ты знаешь, кто она?

Мисако медленно покачала головой. Слезы продолжали капать, взгляд был жалкий и беспомощный.

— Никакой девушки не было, вообще никого! — упрямо твердил смотритель. — Можете не сомневаться. Ваша внучка, должно быть, заснула за рисованием и видела сон, или ей явилось привидение.

Священник повернулся к подружке.

— Скажи, Сатико-тян, ты видела сегодня в саду незнакомую госпожу?

Девочка, стесняясь, молча покачала головой.

— Понятно, — вздохнул он. — Значит, Мисако-тян и в самом деле увидела все во сне. В таком случае прошу прощения за беспокойство. — Он низко поклонился смотрителю и его дочери. — Мисако-тян, ты тоже должна извиниться. Ну же, скажи как положено!

Мисако обратила к нему долгий взгляд, потом поклонилась подружке и ее отцу.

— Гомен насаи, — произнесла она тихо.

— Ничего страшного, — ответил однорукий и добавил с нервным смешком: — Сон, просто сон, забудь о нем, Мисако-тян. Приходи завтра играть.

Случай произошел очень давно, однако был далеко не единственным. В то время Мисако, живя при храме, не раз странно себя вела. Дед понимал, что с ребенком не все в порядке, и даже обсуждал это со своей дочерью Кэйко, но шла война, и странности легко объяснялись нервным напряжением, общей слабостью и скудостью пищи. Да и поводов для беспокойства тогда было столько, что взрослым было не до чудачеств девочки.

После войны овдовевшая мать Мисако вышла замуж за врача, который после смерти жены остался один с двумя маленькими сыновьями. Девочка росла в новой семье в нескольких кварталах от храма, в доме для персонала частной клиники, и настоятель вспомнил о происшествии в саду лишь много лет спустя благодаря случайному разговору с дзэнским монахом.

Встретились они летом шестьдесят третьего года, когда дед Мисако посетил Киото. Монаха звали Кэнсё. Старому священнику еще не приходилось видеть человека столь огромного роста и вдобавок с такими пронзительными светлыми глазами. Стоял жаркий и невыносимо душный вечер, какими печально славится древняя японская столица. Четверо священнослужителей сидели на татами, глядя в сад и пытаясь поймать хотя бы легкое дуновение ветерка.

Кэнсё всецело завладел вниманием слушателей. Он говорил о разных диковинных случаях, оживляя речь выразительными жестами жилистых рук, и часто повторял слово «парапсихология». Настоятель впервые за свою долгую жизнь участвовал в беседе, в которой употреблялись такие длинные иностранные слова. Он никогда раньше не размышлял о подобных вещах и теперь ловил каждое слово, как мальчишка, поглощенный сказкой про духов. Кэнсё рассказывал подлинную историю о человеке, который нашел пропавшего ребенка, сосредоточив внимание на предмете его одежды. Через некоторое время этот человек смог точно указать безутешным родителям, где находится их сын. Оказалось, что мальчик заблудился и упал в глубокий овраг. Поисковая партия отыскала и спасла его уже через несколько часов.

— Неужели такое возможно? — изумленно ахнул старик.

— Полагаю, что да. Это называется «ясновидение». Парапсихология как раз и изучает подобные вещи. — Высокий монах с явным удовольствием выговорил трудное слово. — В ясновидение верят очень многие. Я читал, что русские уже проводят научные эксперименты, чтобы найти доказательства.

— Не принимайте эти байки всерьез, — усмехнувшись, махнул веером один из монахов. — Звучит, конечно, увлекательно, но он же из Камакуры, там его храм. Слишком много иностранцев, все их влияние. Приезжают посмотреть большую статую Будды и рассказывают всякую чушь.

— Может, и так, — добродушно рассмеялся долговязый монах. — Надеюсь только, что того человека успеют найти, когда я сам упаду в овраг.

Собравшиеся подхватили его смех. Кто-то завел разговор на другую тему, более привычную. Старый настоятель почувствовал разочарование, ему хотелось побольше узнать о ясновидении.

Позже вечером он нашел великана в саду, где тот любовался луной.

— Я не вспоминал об этом долгие годы, — признался старик. — Похоже, моя внучка обладает таким даром… во всяком случае, обладала в детстве.

— Ясновидением? — удивленно воскликнул Кэнсё.

— Не могу сказать, что вполне уверен, — смутился священник, — но она часто говорила вещи, которых знать никак не могла.

— А теперь с вашей внучкой такое случается?

Старик покраснел от смущения.

— Она вышла замуж и живет в Токио, мы видимся редко. Может, с возрастом и прошло, не знаю. Видите ли, мать старалась ее от этого отучить…

— Очень интересно, — заметил рослый монах, почтительно склоняясь к хрупкому старику. — В Японии люди вообще очень редко признаются в необычных способностях, у нас не принято выделяться.

— Да, вы правы, — серьезно кивнул настоятель и вновь смутился.

Пожалуй, не следовало заходить так далеко. В конце концов, странности Мисако остались в прошлом. Он решил больше не развивать эту тему. Кэйко наверняка рассердится, если узнает, что он обсуждал ее дочь с посторонними.

— К сожалению, мне сегодня вечером что-то не по себе. Такая жара… Возраст, видимо, сказывается. Возможно, нам удастся побеседовать как-нибудь в другой раз… — Он замялся. — Надеюсь, вы не обидитесь.

— Конечно, конечно. Поговорим в другой раз, — вежливо поклонился монах и скороговоркой добавил: — Говорят, красные осенние клены в Ниигате просто бесподобны. Если вы позволите мне навестить вас как-нибудь осенью, то я с удовольствием послушал бы еще про вашу внучку. Я искренне убежден, что люди, наделенные чудесным даром ясновидения, на самом деле существуют, и должен, к стыду своему, признаться, что испытываю почти непреодолимую тягу к таким рассказам.

— Хай, хай,^[1] — произнес старик в тиши пустой кельи. — Листья снова меняют цвет в Сибате. Самое время для визита.

План приобрел реальные очертания. Договорившись с монахом из Камакуры, нужно будет пригласить из Токио внучку и провести службу за упокой души девушки, чьи останки нашли в пруду — в том самом пруду, на берегу которого Мисако играла в тот день. Было ли это случайным совпадением или ее чудесный дар — реальность?

Старик, кряхтя, поднялся на ноги. Прожитые восемь десятков лет дают право навязывать свою волю молодому поколению, даже если оно сочтет тебя старым дураком, выжившим из ума. Принятое решение словно вдохнуло в тело новые силы. Настоятель отодвинул раздвижную перегородку сёдзи и вышел в коридор, чувствуя себя почти молодым.

Кухня источала приятные знакомые запахи. Толстяк Тэйсин нарезал лук, на газовой плите уютно булькала кастрюлька с похлебкой, а рядом с ней горшочек с рисом, крышка которого слегка дребезжала. Увидев настоятеля на кухне, Тэйсин удивленно поднял голову.

Возле допотопного настенного телефонного аппарата с заводной рукояткой висела на гвозде записная книжка в черном потрепанном переплете. Старик недолюбливал всякую технику, поэтому, вежливо поприветствовав помощника, попросил отыскать номер дзэнского монаха из Камакуры и дозвониться, а пока сел на стул — единственный в храме — и стал терпеливо дожидаться, сложив руки на коленях. Час стоял ранний, и заспанный телефонист не сразу ответил, но вскоре монах был на линии. Настоятель поспешно вскочил, принял трубку из рук Тэйсина и, то и дело кланяясь кухонной стене, заговорил:

— Хай, Кэнсё-сама! Прошу прощения, что беспокою так рано, мне хотелось застать вас до утренней службы. Еще раз благодарю за новогоднее поздравление! Надеюсь, вы в добром здравии.