Вот как бывает, когда гонишься за несколькими зайцами.

Отбираю образцы скальных пород. Потом по мере спуска возьму пробы песка и гальки из древней морены. Лабораторные анализы дадут этому материалу объективную характеристику. А пока для себя, в полевом дневнике, я называю эти древние осадки мореной «какао». Окраска валунов напомнила мне незабываемый напиток детства… И вниз, вниз под горку к сияющим льдам ледника Ламберта.

Ниже уровня первой точки, как только кончилась морена «какао», пошел такой хаос каменных глыб, что мне пришлось резко сбавить темп. Среди валунов здесь попадались крупные глыбы песчаников, совершенно отсутствующие в морене «какао». Цвет этой новой волны валунов был серовато-бурый, и мне ничего не оставалось, как назвать ее мореной «кофе».

Подножие склона в том месте, где я спускался, прикрывал длинный снежник. Возможно, он скрывал от меня еще одну самую молодую морену горы Мередит, которая по цвету должна была быть еще более светлой, чем морена «кофе», ведь материал, недавно вытаявший из льда, имеет обычно светло-серый, белесый оттенок.

Снежник привел меня к замерзшему озеру, окаймлявшему эту часть горного массива. Первые шаги я сделал с осторожностью, пока не понял, что опасаться решительно нечего - толщина льда была значительной. Мне предстояло пройти километра два до приметной на аэрофотоснимке лощины. По ней я намеревался подняться как раз к тому месту, где меня будет ждать вездеход.

Иду, внимательно оглядывая склон. В нижней части он крут, если и были тут молодые осадки, то они погребены под сползающим сверху материалом. Даже здесь в Антарктиде следы ледниковой деятельности могут быть завуалированы или стерты современными склоновыми процессами. Об этом тоже должно помнить палеогляциологу, чтобы не допустить ошибки.

Лощина, по которой мне надо подняться, забита снегом. Хорошо, что я в шипованных ботинках, но даже в них прямо в лоб склон не взять, приходится идти зигзагами. А откуда-то сверху уже доносится до меня гул вездехода.

Прибавляю хода. Но не очень-то это удается. Хотя и не слишком много набрал я образцов в первом маршруте, «буксую» на крутом склоне. Пот заливает глаза. Отпущенное мне время истекло. Еще совсем немного, но эти последние сотни метров тянутся так медленно. Не рассчитал я маршрут, опаздываю, задерживаю ребят. Им-то от моих «открытий» ни холодно ни жарко, особенно Будкину, которого интересует космическая геология. И все же каковы первые итоги? Чтобы время не тянулось так томительно, я задумываюсь над этим. Похоже, мне удалось уловить ход основных событий, разыгравшихся на склоне горы Мередит. Древний, самый мощный ледник оставил свои осадки - морену «какао» в 600 м над современной поверхностью льда. Это был его «девятый вал». Потом лед отступил и через какое-то время вновь нахлынул на склоны горы. Но этот «вал», отмеченный мореной «кофе», был уже не столь мощным. Где-то в самом низу, возможно под присклоновым снежником, должны находиться следы еще одного «всплеска» оледенения - самого недавнего. Обнаружить их пока не удалось, но я наблюдал в своей прошлой экспедиции именно три ступени разновозрастных морен на склонах расположенной поблизости горы Коллинз. Есть все основания предполагать, что на горе Мередит ледниковые события развивались сходным образом. Колебания материкового льда имеют, как правило, единый, общий характер, хотя размах их и меняется от места к месту.

Еще одна современная краевая морена находится на самом льду. Но до нее сегодня руки, а если буквально, ноги не дошли. Итак, складывается общая картина ледниковых событий: четыре их этапа. Есть данные и об изменениях мощности ледников, окаймлявших горный массив. Неплохо для первого маршрута, хотя радоваться особенно нечему. Мало установить ход ледниковых колебаний, важно определить, когда, сколько тысяч или миллионов лет назад произошло то или иное событие, иначе ход ледниковой истории можно сжимать или растягивать как гармошку…

Медленно даются мне последние метры подъема. Впереди, высоко надо мной из-за валунов показываются три маленьких человечка. «Ребята вышли навстречу»,- думаю я, и это прибавляет мне бодрости, Прокричав что-то нечленораздельное, человечки исчезают. И снова я ползу один по склону. Но вот появляется грузная фигура Михалыча - он спускается мне навстречу. Никто другой из молодых, даже не Гриша, мой дружок по работе в горах Шеклтона, а Михалыч, ветеран Антарктиды, идет на выручку. Я, конечно, отказываюсь от помощи, сам донесу свои образцы, одолею подъем, не растаю, не сахарный. Но, честно говоря, приятна забота товарища. Здесь, в Антарктиде, каждый жест внимания, равно как и неприязни, остро воспринимается.

Ребята у вездехода корят меня за опоздание, но дают кружку чая - Иван на газовой горелке вскипятил. А я, вместо того чтобы спокойно, по-человечески перекусить, бегу к ближайшему холму - образцы последние взять, мне нужно замкнуть маршрут. Да и озеро тут небольшое образовалось, как раз по контакту морен «кофе» и «какао»: пробы воды обещал я привезти в Москву гидрохимикам.

Мой научный энтузиазм только усиливает всеобщее недовольство. Будкин ворчит, он вообще к моей программе относится скептически. Ребята выговаривают Михалычу: переработали они в маршруте больше 8 часов, налицо нарушение трудового законодательства.

Михалыч только в усы ухмыляется, мне ободряюще подмигивает, его такими разговорами не заведешь. Мне же грустно становится. Смотрю я на ребят, и кто-кто, мой Гриша, который раньше за двоих работал и никогда не жаловался, теперь из-за какой-то пары лишних часов кипятится. А ведь знает прекрасно, что не нормированный у нас день, что действовать в полевом лагере приходится по обстановке, и все здесь решает начальник.

Через час мы уже в лагере. Вот и позади первый маршрут.

Второй маршрут Михалыч спланировал на вершину, в дальнюю от лагеря южную часть массива Мередит. Сначала я не собирался туда, хотел начать изучение близлежащих морен, но в последний момент передумал: другого случая попасть на самый верх вездеходом не будет. А ведь вершина, вознесенная над окружающими льдами,- особый мир. Ледники внизу у подножия скребут, обдирают склоны, засыпают их грудами обломков, но даже самые мощные ледяные валы, очевидно, не достигали вершины. Значит, сквозь весь ледниковый период, а в Антарктиде он длится многие миллионы лет, макушки высоких гор сохраняли свое господствующее положение, оставались скалистыми островками в океане льда. Впрочем, не все исследователи с этим согласны. Один из австралийских геологов, работавший в этих местах, утверждал, что оледенение перекрывало даже вершины. Это стало бы возможным, если бы уровень ледникового покрова в долинах был не на 600, а по крайней мере на 800-1000 м выше современного. Или если сами горы в то далекое время были не столь высокими.

Оперировать событиями в масштабах миллионов лет - все равно что решать уравнения со многими неизвестными. И тут неизбежны различные взгляды, подходы, противоречивые концепции. Многие вершины в горах Принца Чарльза имеют сглаженный выровненный характер. Уступ Моусона, например - столообразное плато, да и на горе Мередит есть прекрасно выраженные выровненные площадки.

Когда такие выровненные поверхности встречают внизу под чехлом ледниковых осадков, большинство исследователей без колебаний утверждают, что они выработаны ледником. Это кажется само собой разумеющимся фактом, ведь лед может действовать на породы как бульдозер. А если помножить это действие на время, на те миллионы лет ледникового периода, то рельефообразующая роль ледников будет выглядеть грандиозной. О том, что лед производит могучую работу, можно судить хотя бы по вчерашнему маршруту - весь восточный склон горы Мередит засыпан грудами обломков: все эти миллиарды камней принесены ледником! Нет ничего удивительного, что на основе первого знакомства с рельефом здешних гор сразу же задумываешься, не ледник ли придал многим вершинам выровненные очертания? В прошлой экспедиции, наблюдая горы с самолета, я думал именно так, пока мне не удалось посетить некоторые вершины. Если над этими формами трудился ледник, должны были остаться следы его деятельности - ледниковые штрихи, шрамы, валуны… Ничего этого не было. Развалы остроугольных глыб, формы выветривания на камнях, местами канавки морозобойных трещин… и только…