Стереть кистью соль глаз, вцепиться пальцами в подоконник.

«Не шучу, Гай. Не шучу. Давно забыл о том, что есть на свете шутки…»

Только не обернуться, не видеть растерянности на лице Гайдуни. Только не смотреть парню в глаза.

«Доигрался, сволочь? Камушки спер! Гильдию получил? Радуйся!!! Видели глазки, что покупали, теперь жрите, хоть лопните!!!».

— Как же теперь? — удивленно проговорил контрабандист. — Только из долгов выкарабкались, на ноги вставать стали…. - отец так мечтал…

Обернулся резко, так что взметнулся белоснежный шелк одеяний, подошел к Гайдуни, прикоснулся рукою плеча. Чем еще мог утешить? Разве хоть что-то значат слова? Разве умерят боль?

— Ты держись, Гай. Знаю, нелегко. Но ты держись. Хаттами слез не любил. Зубы сцепи и вперед! Да живи так, что б не посрамить отца. А больше…. Разве больше мы можем?

Кивок ответом. Но не так, как пяток минут назад смотрят глаза. Словно кто-то всемогущий украл прежний взгляд. И нет бесшабашности, удали. Подменили ее серьезностью. И руки сами собой сжимаются в кулаки.

— Ты был при этом? Ты опять был в Империи?

И так же, молча, ответить знаком, опущенной головой. Стоять, чувствуя, как налипает на кожу песок вечности. Как наметает он меж ними барханы.

Разрушив наваждение посмотреть в глаза! Прямо в глаза!

— Был, — произнести чуть холодно, чуть отстранено, не позволяя клинку смысла распороть его вены. — Хаттами знал. Впрочем, что тут говорить, ты не Хаттами, и ты мне этого не простишь.

— Ты вытащил Оллами…. Стратеги говорят, у тебя странные способы… Но ты нас один раз спас.

— Один раз… я задолжал Хаттами. Теперь вот второй….

И вновь тишина. И отчего — то лезет в глаза странный, весь ломаный узор дорогого ковра, расстеленного на полу. Линии, сплетающиеся в цветы, цветы, разбегающиеся дорогами с перепутья.

И вновь вспугнута тишина, быстрым шагом, решительным! Влетел, встав на пороге, юнец — контрабандист.

— Что случилось, Пайше? — проговорил Гай, обернувшись. — что еще?

— Иллнуанари уничтожила три корабля наших союзников. Обнаглели напрочь! Знаешь,!

Отмахнулся. Не стал слушать Гайдуни… Только прошелестело, едва тронув воздух…

— Передай мои соболезнования союзникам, Пайше.

Усмехнулся Да-Деган, вспыхнули глаза волчьим заревом.

— Передай Стратегам, что б вовремя с тропы Иллнуанари убирались. Новый хозяин теперь и у этой Гильдии. Миндальничать не станет.

Вновь проснулся интерес на лице Гая.

— Ты откуда знаешь? Ну-ка, говори!?

— Так эти черти меня с Эрмэ на Раст-Танхам и доставили, — проговорил Да-Деган уклончиво. — Или думаешь, есть еще сумасшедшие, которые курсируют меж Аято и Столицей Ужаса?

— Подожди, ты сказал, Анамгимар мертв…?

— Мертвее некуда.

— Кто на его месте? Катаки? От сукин кот! Пайше, передай Стратегам. Пусть подготовятся. Катаки мразь. Молодой, да ранний! Анамгимар уже пресытившийся был. Успокоенный. А Катаки, он исподтишка рвать и гадить будет! Ой, лихо! Наплачемся!

Рассмеяться б, только невесело. Мелькнула усмешка на юном, холеном лице. Ни на секунду не задержалась. Исчезла. Минула незамеченной.

— Неужели нет на подлеца управы? — проговорил Да-Деган осторожно подбирая слова.

Усмехнулся контрабандист.

— Найдем, — пообещал многозначительно.

Жестом отослал Пайше, присел в кресло, смотрел за Да-Деганом как кот за мышью.

— Отец говорил, что б доверял тебе, как самому себе. Отчего это, не скажешь? Чем ты его душу купил?

— Так и я ему доверял. Даже больше, чем самому себе, Гай. Только в этом ошибся он. Доверять мне не нужно.

— Стало быть, не Катаки у руля Иллнуанари. Так ведь?

Только усмехнуться, достать синевато-лазоревый лист с золотой печатью Императора, небрежно бросить в руки Гайдуни. Тот даже смотреть не стал, отложил на стол, взглянул на рэанина.

— Благодарю за визит, за весть, хоть и дурную. Знание оно все ж лучше, чем неизвестность. Одно горько, ты, стало быть, не Оллами, ты Императору служить задумал. Ну да Шайтан с тобой, чертушка!

Закружило, оторвало, затуманило голову горечью.

— Не меньше твоего, Гай, я Императора ненавижу! Мог бы — глотку бы перегрыз! Если б ненависть была огнем, сжег бы дотла Хозяина! И пепел по ветру!

Усмехнулся контрабандист. Взглянул теплыми карими очами в замерзшие серые. Комкали руки случайно попавшийся платок, мяли. Не было злости в усмешке. Не было и растерянности.

— Вот ты какой, Дагги Раттера! Вот что вы с отцом таили от меня…. Стало быть, тебя он увез из Столицы ужаса….

— Нет! — криком так, что зазвенели стекла. — Нет, Гай! Нет! Никогда того не было. Ошибся ты…, забудь…. Слышишь, все не так….

«Забудь! Не выдай! Сохрани Судьба!!!» И снова как акробат на раскачивающейся проволоке над глубоким ущельем.

— Думаешь, так просто забыть? — тих голос, почти неслышен. — Синеву камней Аюми в своей руке, тепло их, и встречу с Певцом, ту, в подворотне. Ты бы забыл?

Бросилась кровь в лицо, запылали щеки. Огнем горел разум, кипела кровь.

— Я забыл, — ответил так же, чуть слышно. — Я все забыл. И тебя прошу позабыть! Отец твой за те камушки жизнь отдал, да за безрассудство певца. Так хоть ты не будь безрассудным!

— Я подумаю, — пообещал Гайдуни.

Поднявшись на ноги, взял конверт, сунул его в руки Да-Дегану.

— А компромат убери, советничек. Не ровен час, тот же Пайше заметит, так свернет тебе шею!

И вновь полет. Ненавидит пространство. Ненавидит краткие мгновения небытия в прыжках, ненавидит…, терпеть не может. И болит голова, раскалывается после каждого выхода из прыжка, и замирает сердце, только приходится держать себя в руках. Смотреть надменно, насмешливо, убивая в себе собственную слабость.

Словно легконогий хищник — наскочил, атаковал, ушел. Невеликая армада сопровождает флагманский крейсер, так невелики покуда и замыслы….

Там царапнуть, здесь откусить…. Прийти, куда не ждут, наброситься, вырвать кусок и вновь скрыться во мраке пространств. Не ввязываться в тяжелые затяжные бои. Главное — найти добычу по силе себе, уйти раньше, чем прибудет подмога.

Нет, это не то, что на Вэйян. Нет за кормою разрушенных планет. Города да селения, счет не на тысячи убитых, всего лишь на сотни. Всего лишь! Только не бывает мало ее, этой чужой, родной человеческой крови!

Слышит, как перешептываются контрабандисты у него за спиной. Присмирел тот же Катаки. Пусть и раньше разбойничали, промышляли пиратством. Да только по — малому, осторожно. Почти не всерьез. Крали втихую…. А вот так, что б с оружием да на вооруженный форпост! Нет, не бывало такого! Самой большой добычей почитали пассажирский лайнер. Тихи были. Тихи… это он — лих.

Вот и сейчас, уговаривали повернуть назад. Знали, нападения на Юмай не простит Лига. Соберет силы, бросится вдогон. За разрушенную сырьевую колонию, да пограничный пост жалить будет, и помнить будет!

Наивные! Не воевала сотни лет Лига, если не тысячи! Что б прийти в себя после такой пощечины — много времени нужно. Пока соберутся. Пока обсудят все… есть еще время. Можно еще два — три мира навестить, тогда и в нору.

Усмехнуться…. Не он ли проклинал окаянство пиратов? Сам вон, пиратствует! Только в сражениях не участвует, бережет свежесть белопенных одежд, да сияние бриллиантов. Сражаться на передовой, это пожалуйте, Катаки, да остатки опальных офицеров. Только, видимо, Катаки как заколдованный. Ничего ему не делается. Ну, так что ж…?

Только грустнеет взгляд Лаэйллы. С каждой успешной операцией все тише и тише становится, девочка. То ли проклинает. То ли отдаляется просто.

Или кажется это?

Не хотелось бы ее терять. Ой, как не хотелось! Светлы улыбки, когда улыбается; и беспокойство ее не наигранное — искреннее. А потерять так легко! Когда пришла, не надеялась, что он чем-то отличается от прежнего хозяина Иллнуанари, но поверила, доверилась, душу распахнула. А от него вдруг вьюгой зимней повеяло. Ни разговоров по душам, ни молчанья вдвоем. Только отрывистые слова, резкие жесты, усталость. Молчание о главном. А слова, так, ни о чем!