Свет. Тьма. Круженье дней. Было ли? Или только пригрезилось? Камни Аюми синие, как сама синева.

Только закусить губу, перебарывая дрожь во всем теле. Не подняться самому. Сил нет. Он пел. Пел ли? Или то сон, болезненный бред, память об ушедшем? Только сипло выдохнуть свою боль, не в силах ее одолеть.

Льняные простыни, как ложе снежной королевы — белая-белая метель. Ледяные торосы. И так же, как лед — холодны. А в теле жар. Кипит кровь, горят мышцы. Унять бы его. Отделить бред от яви.

Словно во сне все звуки — и два негромких голоса спорщиков, и шорох шагов, и шум ветра в высоких кронах и рокот моря, недальнего моря.

Недалеко, тут, рядом… бьются волны в гранит скал. Бились, бьются и биться будут, покуда не сточат остров в тонкий песок.

И прохладная ладонь на горячем лбу.

— Очнулся….

Промолчать… Очнулся? Разве можно это так назвать — все равно, окружающее видится как через полиэтиленовую пленку, мутную, потрепанную ветром.

С трудом узнать говорившего. Высок, статен. Волосы — тьма, щедро присыпанная солью. И то ли кажется, то ли мнится, желается и грезится.

— Вэроэс? — выдохом, хриплым карканьем старого ворона. — Ты? Спаси… меня…

Дрогнула ладонь.

И вновь — горячечный бред. Шквал подступающей тьмы небытия. Губы, как черная корка обожженной земли. И вспоминается Вэйян. Жжет и мучит! Криком бы кричал, да только стоны срываются с губ.

Если б мог — повернул бы время вспять, отказался бы. Если б мог! Если б мог — как гадюку, как гюрзу кинул бы в огонь аволу. Открестился бы.

Хоть хороша была шутка. Ох, хороша! И слезы на глазах Анамгимара были бальзамом для его души. И стоило! Тысячу раз оно того стоило!

…. Ночь….

Кружение звезд, просвечивающих сквозь листву. Тихий зов. Как когда-то в детстве! Встать бы, бежать. Да нет сил подняться. Выпиты они болезнью, отданы все, без остатка. Одна надежда, что не бросит зовущий, приблизится….

Легкое прикосновение рук к вискам, холодные ладони. Тихий голос. Совсем далекий. Нежный, знакомый. И как хочется расслышать, понять, что ж он твердит… Открыть глаза….

Но звенящая пустота вновь всасывает всего, без остатка.

Запах дурманных, пряных трав…. Дым, ползущий над землей, удушливый угар…. Пламя пожара, из которого — не вырваться, нет! Гореть заживо, чувствуя, как волдыри вскипают на коже, и моментально лопаются, как мышцы превращаются в уголь….

Криком оборвать бред, очнувшись от собственного ужаса и понять, что не издал ни звука.

Где ночь? Где огонь? Тихо утро. Лишь треск цикад, да далекие, очень далекие голоса. Широко распахнуть глаза и смотреть, смотреть в белый купол прямо перед собой. На причудливые тени, что чертили неявные знаки.

Отступило, сгорело несбывшимся сном. Только часто-часто бьется сердце, да на лбу капельки пота. Смахнуть их, но едва повинуются руки — дрожат, словно собственный вес — тяжкий камень.

Закрыв глаза, попытаться понять — на каком же он свете. Но мысли не давались, бросались врассыпную. И явь была подобна солнечному блику, скользящему по поверхности воды.

Только плакать от собственного бессилия, от беспомощности своей. Волком выть, попавшим в капкан! Да что это изменит?

С трудом подняться с подушек, толкая размякшее безвольное тело. Подняться на ноги, чувствуя, как предательски качается земля под ногами, как весь мир вокруг ходит ходуном. Накинув на плечи прохладный шелк, выбрести из шатра. Прислонившись спиною к шероховатой, теплой коре дерева впитывать благодать бытия: Запах трав, стрекот, тепло. Чувствовать, как солнечный луч касается кожи. Чувствовать шероховатое тепло дерева. Чувствовать, как соки поднимаются к кроне.

Обмануть себя, чувствуя небывалое единство. Сплестись сознанием со всей вселенной!

Чайки в небе — его мечты. Темная жирная земля, в которую врастают корни — его плоть.

Прикрыть глаза, позволить себе стечь к корням, да так и остаться сидеть, не нарушая чародейства бытия.

Наслаждаться моментом, в котором ни тревог, ни волнений. Чувствовать себя как когда-то давно, в раннем детстве — песчинкой океана вечности. Просто радоваться своему бытию, тому, что есть в этом мире. Что повезло родиться на этот свет!

Поднять мутный взгляд, чувствуя, как кто-то, подойдя, встал рядом. Отмечать, не узнавая, блеск желтых глаз, силу, хлещущую через край.

Воин неожиданно улыбнулся. Не произнося ни слова, сел рядом. Ладонь легла поверх его ладони.

— Очнулся… — и ни отзвука удивления, словно только так и могло быть.

— Да, — тих ответ, едва слышен. На большее сил нет.

— Жить будешь…

Посмеяться б в ответ. Нет сил, но есть успокоение. Как обещание рая эти слова. Жить…! И пусть нельзя провести всю жизнь в раю! Пусть! Покуда продолжается жизнь, остается шанс.

«жить будешь….» Холодок коснулся спины. Все верно — мог и не выжить. Повезло в этот раз. Как когда-то однажды. Играет Судьба на его стороне. Не в поддавки, но без ее участия б не выжил.

Повернув голову посмотреть в желтые глаза воина, усмехнуться криво, спросить бы «почему помогаешь мне?». Но не идут слова с губ. Да и к чему пытать словами, если и так доступен ответ.

«Враг мой»… ироничная улыбка, что не зажигает света глаз. А правда в том, что не враг. Посмеялась Судьба. И тайком посмеивается воин.

— Таганага….

— Что?

— Камни?

— Слушок ходит — в Лиге Камни. Анамгимар рвет и мечет. Скоро кончается срок. Не сегодня, так завтра призовет его Император. И тебя позовет. Смотри, не дрогни. Узнает Хозяин, что ты замешан — голова полетит.

— Я-то с какого бока?

Взглянули в лицо воина чистые, словно ледниковые озера, глаза. Усмехнулся воин. Поднявшись с земли, пошагал прочь мягкой поступью охотящейся рыси.

Все так, все верно. Как и должно было быть. Сорвав тонкий стебель травинки ухватить его зубами, упасть в траву вверх лицом.

А в небесах — облака, как белая вуаль, скрывающая синь. А в небесах огненный шар Аэйраса. В небесах, укутанные сиянием солнца, заслоненные сиянием дня — сонмы звезд, сотни миров.

Вздохнуть, напиваясь небом, коснуться пальцами шеи. Там под кожей и мышцами — все равно что зазубренный кинжал. Но это — совсем неважно.

Раскинуть руки, трогая чуткими пальцами жирную землю — скользить по шелковому покрывалу густой травы, перебирать ниточки зеленого ковра. Щуриться от режущего глаз солнечного сияния! Жарок день! Палит зной. Но как желанно это тепло! Лишь ему и под силу — растопить лед, которым покрылась душа!

Закрыть глаза, потонув в алом сиянии. И ничего нужнее нет. Ничего желаннее.

Шум моря, высота неба, шелест листвы, тихие голоса…..

Голоса….

И кажется что когда-то однажды все уже было. Все было.

Травинка щекотала шею, не давая забыться. Возвращая из грез в этот мир. Щурясь, приоткрыть глаза, что б узнать, кто нарушил покой.

— Привет, Дагги!

Сидит рядом, на траве. Не заслоняя солнца, невысокая огненно-рыжая, словно в короне из янтаря. На коже — легкий след загара. На губах — улыбка.

— Привет.

Заставив себя подняться, посмотреть вновь. Сморгнуть, отгоняя наваждение. Впрочем, нет, не наваждение это.

— Лия?

— Лия, Лия…. Кто еще?

Тряхнула головой, словно отгоняла муху, рассыпая золото волос по плечам, прислонилась спиною к дереву. Сведя брови, смотрела в небо.

— Как ты сюда попала?

— Вот, навестить пришла. Вероэс сказал, где ты и что ты….

— Отец отругает….

Она, усмехнувшись, пожала плечами, внезапно приникла к нему, прижалась к плечу.

— Чудной ты, Дагги! Заметил бы он мое отсутствие! Сам в лазарете валяется.

Отпрянув, она поежилась. Словно от холода. Отвернувшись, посмотрела вдаль.

— Вот так и живем, — заметила негромко. — То дрожу, что не сегодня так завтра его убьют. То ругаемся с ним, так что самой убить есть желание!

— За что?

— А за все…. - голос прозвучал тихо и глухо. — могла бы — сбежала б!