— Какая папка? — закричал он, отфыркиваясь.

— Вы хорошо знаете какая.

— Что это тебе пришло в голову?

— Ничего мне не пришло, только один тип расспрашивал о голубой папке с какой — то надписью.

— Кто именно?

— Инженер Кардасевич.

Объявись в море рядом с нами ненасытная акула, она бы не произвела на пана Коленку столь сильного впечатления, как моя короткая информация. Рот у него раскрылся, глаза уставились на меня.

— Кардасевич! — закричал он. — Хорошо, что ты сказала. Теперь уж я уверен…

Я так и не узнала, в чем он был уверен, ибо пан Коленка, похоже, забыл о моем существовании. Энергично заработав руками, он, как торпеда, устремился к берегу.

Мне хотелось задержать его, но мама вдруг вспомнила о том, что ей сказал папа. А папа утром сказал, чтобы она не спускала с меня глаз.

В этот день на пляже я наглоталась йоду за все прошедшее время. Дело в том, что папа придумал пытку… Он сказал, что наилучшей разновидностью отдыха является психологическая разгрузка, без которой вообще немыслимо существование современного человека. Папа предписал всем нам расположиться в тени на одеялах, выпрямить ноги, вытянуть руки вдоль тела и закрыть глаза. И это еще не все. Необходимо все время мысленно повторять: "Я не существую, я не существую", чтобы впасть в транс и получить психологическую разгрузку.

Разгрузки у меня не получилось. Я не перестала существовать и ощущала даже некоторую раздвоенность: я лежала на одеяле в чарующей тени смолистой сосны и одновременно была в тысяче других мест. В старинной башне, в загадочном доме бородача, в тридцать девятом номере гостиницы, в доме огородника и в кафе "Янтарь". Но всюду мне виделись светло — бежевая поплиновая шляпа и громадный вопросительный знак.

Внезапно мои размышления прервались. За изгородью я заметила нечто, напоминающее скачущую по штакетнику дыню. Но это нечто оказалось не дыней, а головой пана Коленки, который, как выяснилось, высматривал на пляже меня. Я потихоньку подошла к ограде.

Увидев меня, виолончелист тут же стал протирать очки.

— Слушай, Девятка, — заговорил он, — где шляпа?

— Интересно, — отозвалась я с язвительной улыбкой, — сначала вы просите меня не заниматься шляпой, а теперь вам хочется, чтобы я знала, где она.

Пан Коленка был очень взволнован. У него дергались руки, а лицо выражало крайнюю степень удрученности.

— Опомнись! — жалобно простонал он. — Речь идет о громадной сумме. Скажи, куда ты подевала эту шляпу?

— Я?.. Я не подменяла вашу шляпу.

— Сжалься надо мной! — Он умоляюще воздел руки к небу. — Я не о той шляпе, которую ты имеешь в виду, а о той, что ты принесла мне вчера домой.

— А — а—а!.. — сообразила я наконец. — О той старой шляпе?

— Да, да. Где она?

Задал он мне загадку. Я поискала в памяти, где может находиться эта шляпа, но, к сожалению, после психологической разгрузки вспомнить так и не смогла.

— Ей — Богу, не помню. Наверно, оставила у вас дома.

— У меня ее нет.

— Значит, лежит где — то еще.

— Не шути, у меня просто руки опускаются. Она же была у тебя, вспомни хорошенько.

— Я помню, что принесла ее вам…

— А потом?

— Потом уже не помню, так как пришел этот бородач, и я забыла о шляпе…

— Сейчас, сейчас… — Пан Коленка усиленно потирал лоб. — Сейчас… помню, ты протянула мне шляпу, я осмотрел ее и вернул тебе. А потом действительно пришел профессор и позвал меня… — Он пытливо взглянул на меня. — Девятка, а ты что делала в это время?

Вот я и получила по заслугам! Что я делала? Разумеется, открыла футляр для виолончели и заглянула в таинственную папку. Но разве можно было признаться в этом сейчас? Он был бы плохого мнения о моем воспитании…

— Присматривала за бобами, чтобы не пригорели, — нашелся у меня ответ.

— А шляпа?

— Шляпа лежала там, где я ее оставила.

— Ты уверена, что не забрала ее, когда выходила из комнаты?

— Уверена.

— В таком случае я пропал.

— Но почему? — Вы же сами сказали, что это не ваша шляпа.

— Я пропал, — повторил он. — Слушай, ты хорошо осмотрела эту шляпу?

— Еще как!

— А под кожаным отворотом не заметила небольшого листка?

— Нет.

— Ты уверена?

— Как нельзя более.

Пан Коленка отрешенно опустил руки.

— Почему, — прошептал он, — ну почему ты не сказала, что получила эту шляпу от профессора?

— Да разве я знала, что это так важно? Вы даже не сказали мне, что было в этой шляпе, и почему так внезапно возросла ее ценность.

— Может быть, в этом моя вина, — тихо прошептал он, словно самому себе.

— Или вы думаете, что это была та самая шляпа за сто тысяч?

— Я не уверен, но… Так мне кажется.

— И вы ее не узнали?

— На меня нашло затмение. Она мне показалась слишком старой и изношенной. И только сейчас профессор открыл мне глаза.

— Именно, — подхватила я. — Но как ваша шляпа попала к профессору?

— Случайно, моя дорогая, совершенно случайно. Он нашел ее на пляже. Видимо, кто — то выкинул шляпу в море, а море выбросило на берег. Не удивительно, что она изменилась и деформировалась.

— А зачем профессору понадобилась такая шляпа?

— Откуда я знаю? Он говорил мне сегодня, что любит собирать на берегу выброшенные морем вещи. Будто бы они приносят ему удачу. У всех у нас свои причуды, и каждый по — своему немножечко чудак.

— Если шляпа была счастливым талисманом, то почему профессор отдал ее мне?

— Ты ему понравилась, моя дорогая. — Пан Коленка благосклонно взирал на меня. — Напоминаешь ему горячо любимую внучку. Он сказал, что ему по душе такие сумасбродные девчонки.

— Он даже не вспоминал, что выловил эту шляпу в море… Но была ли она той самой?..

— К сожалению, все говорит о том, что это была та самая шляпа.

— Откуда вы знаете?

— Потому что под отворотом внутри шляпы была газетная прокладка.

Возглас удивления не сорвался с моих уст лишь потому, что я просто окаменела. Какое невезение! Держали в руках шляпу за сто тысяч, а теперь у нас фига с маслом!

— Я не видела этой прокладки, — проговорила я после недолгого молчания.

— Но ее видел профессор и выбросил, так как шляпа была ему мала.

— А листок?

— Листка, говорит, не заметил. Возможно, выбросил вместе с газетной прокладкой.

— Вот тебе на! — вздохнула я.

— Сплошное несчастье! — посетовал виолончелист. — И к тому же нет шляпы.

— А для чего вам шляпа, если в ней не было листка?

— Не уверен, что не было. Мог там быть, так как я, помнится, засунул его очень глубоко.

— А почему вы спрятали листок в шляпе?

— Это у меня давняя привычка.

— И вообще, что это был за листок?

Пан Коленка всмотрелся в меня сквозь толстые стекла, будто только сейчас увидел.

— Я же говорил тебе, что до среды не могу этого сказать.

— Не много же времени вам осталось, — колко заметила я.

Он поднес руку к лицу и глубоко задумался.

— Да, Девятка, у меня осталось мало времени, и к тому же кто — то унес шляпу из моей комнаты. Я был тогда так ошеломлен появлением профессора, что забыл запереть дверь.

— А папка? — испуганно вскричала я.

— Папка? — с трудом выдавил из себя внезапно побледневший пан Коленка. — Что ты знаешь о папке?

— Очень прошу меня извинить, но тогда… я… я не только присматривала за бобами. Так случилось, что я случайно заглянула в футляр, потому что… потому что хотела посмотреть, как выглядит виолончель.

Пан Коленка опустил голову.

— Папку, к счастью, не забрали, только шляпу. — Он вдруг выпрямился и изо всех сил шлепнул ладонью по бедру. — Но кому могла понадобиться эта шляпа, ведь… — Он оборвал фразу и удрученно развел руками.

— Ведь, — продолжила я за него, — вы кричали на все кафе, что потеряли целое состояние.

— Я все это кричал?

— Может быть, еще больше… Вы наделали много шуму и совершенно напрасно повесили объявление. А теперь не можете себе простить и еще удивляетесь…