— Я знаю название птицы, состоящее из шести букв, но вам не скажу, э!

Здорово я его огорошила, потому что он просто остолбенел и даже не шевельнулся. А в моей голове все перемешалось. Теперь уж я действительно не знала кто за кем следит: я за бородачом, или бородач за калекой, или калека за мной, или, наконец, все мы заняты взаимной слежкой, и никто точно не знает, кто следит и за кем. Курам на смех! А на той курице шляпа за сто тысяч!

Голова моя кружилась, как на карусели. И лишь увидев Мацека на тропинке к приюту отшельника, я вспомнила, что обязана его отругать.

— Хорошенькое дело, — начала я, — у меня голова пухнет, а ты даже не умеешь как следует взобраться на дерево.

— Не понимаю, — буркнул он.

— Ты не понимаешь, а мы засыпались. Вчера виолончелист заметил тебя на дереве.

— Я был уверен, что он меня не видит.

— Ты был уверен, а он тебя видел и, что еще хуже, подумал, что это я.

— И что из этого?

— А то из этого, что ты обязан сидеть на дереве так, чтобы тебя не было видно. Мог бы, к примеру, изображать дятла, — пошутила я, ибо растерянная физиономия Мацека вызвала у меня прилив жалости.

Он потер ладонью нос, словно проверяя, не вырос ли случайно на этом месте клюв.

— Это еще не все, — проговорил Мацек.

— А что случилось?

— Сегодня меня заметила на дереве эта элегантная женщина.

— Пани Моника? — поразилась я.

— Именно, — огорченно произнес Мацек. — Утром я решил действовать самостоятельно и пошел к тем развалинам…

— Ну, тогда привет! — махнула я рукой. — Наверно, напортачил.

— Дай мне закончить. Я пошел туда узнать, что делает виолончелист.

— И что же он делал?

— Готовил завтрак, и у него убежало молоко.

— Очень важные сведения, — усмехнулась я. — А на виолончели не играл?

— Нет.

— В таком случае он не виолончелист.

— Это еще не доказательство. Допустим, он в отпуске, и ему не хочется играть.

— Ну ладно, говори дальше.

— А потом он вымыл посуду и вышел. А потом появилась та самая женщина.

— Наконец что — то важное. Как она себя вела?

— Держалась очень таинственно. Мне показалось, что она пригляделась к окошку на втором этаже, где живет пан Коленка.

— Ну а дальше?

— Как я могу говорить, если ты все время перебиваешь? Значит, она осмотрелась, потом вынула из сумочки ключ, отворила двери и исчезла в башне.

— А когда она заметила тебя на дереве?

— Позже… И умоляю, не перебивай. Значит, дальше было так. Она снова открыла двери и вытянула из них инвалидную коляску, в которой сидел мужчина.

Здесь я, не удержавшись, снова перебила его.

— Вот это бомба! Выходит, он там скрывается вместе с виолончелистом.

— Нет, это невозможно. Виолончелист готовил завтрак только для себя.

— Откуда ты знаешь?

— Видел, как он мыл одну кружку.

— Это означает лишь, что он прячется в другой комнате, но в той же самой башне. Видимо, следит за ним.

— Откуда тебе известно?

— Об этом расскажу позже.

Мацек перевел дыхание.

— Она вытянула коляску с калекой во двор, а мне в нос попала какая — то щекотная мушка, и я, не выдержав, чихнул.

— Это безобразие!

— Безобразие? — возмутился Мацек. — Интересно, как бы ты сама выдержала. И тут калека взглянул на дерево и сказал: "Там кто — то чихнул". А эта женщина сразу меня заметила и сказала: "Что ты там делаешь, мальчик?" А я с перепугу ответил ей: "Чихаю".

— Это неважно, — перебила я. — Главное, догадались они или нет, почему ты сидел на дереве?

— Кажется, не догадались, так как тот тип сказал: "Видно, снова ищет гнезда и вынимает из них…" И как крикнет мне: "Слезай немедленно, болван!" Я сразу оказался внизу.

— И что?

— И ничего.

— Как это — ничего?

— Просто смылся оттуда.

— Это все не кажется тебе подозрительным?

— Даже очень.

— Вот подумай, она притворяется актрисой, а между тем ухаживает за калекой. Калека в инвалидной коляске притаился в кустах и выслеживает бородача. — Здесь я рассказала Мацеку о своих последних приключениях: о шляпе бородача и угрозах калеки. Как я и предполагала, Мацек ничего из этого не понял. Я тоже понимала не очень много. Поэтому мы чувствовали себя не слишком уверенно.

— Да, — вздохнул славный орнитолог. — Но ведь есть же все — таки нить, ведущая в этот запутанный клубок.

Скажите, пожалуйста, какой философ! Я тоже знала, что какая — то нить ведет к разгадке самой дорогой на свете шляпы.

— Мне кажется, надо проверить шляпу бородача. Может быть, это та самая?

— Откуда у бородача может появиться шляпа виолончелиста, если ее подменил Франт? — криво усмехнулся Мацек.

— Разное бывает с этими шляпами, — произнесла я не очень осмысленную фразу.

— Тогда принимаемся за дело, — решительно заявил Мацек.

Но тут на тропинке, которая вела к приюту отшельника, возникла рыжая борода, выступающая из — под просторного капюшона брезентового плаща. Захваченные врасплох, мы не знали, что делать. Бородач бодро вышагивал, чуть слышно напевая себе под нос: "Пирам — па — рам — тарам — та — тарам", — скорее всего, на каком — то негритянском наречии Верхней Вольты или Мозамбика. В его басовитом голосе слышались колдовские нотки, а в лице отражался восторг первобытного человека, возвращающегося с охоты на мамонта. Видно, купанье в холодном море пошло ему на пользу.

Я хотела было подойти к нему и попросить, чтобы он показал свою шляпу, но вовремя заметила, что шляпы под капюшоном у него нет. Зато бородач сам подошел к нам.

— Ну, мои дорогие, — начал он благодушным тоном, улыбаясь, как добрый дядюшка, — как думаете, завтра уже распогодится?

Вопрос на метеорологическую тему прозвучал столь неожиданно, что я вообще ни о чем не успела подумать, а у Мацека был типично идиотский вид.

— Хорошая погода! — загремел бородач. — Поплывем по морю в лодке, будет очаровательно, да?

— Да, — шепотом подтвердила я.

— Ну раз так, то возьмите… — Он сунул мне в карман горсть конфет. — Шоколадные, с ромом, — добавил он, а потом ладонью взъерошил мне волосы и сказал: — Будет хорошая погода! Я это чувствую.

Не знаю, что на меня нашло, но я вдруг спросила:

— Извините, а почему вы оставили шляпу дома?

— Потому что в голове у меня ветер, — прогрохотал он, смеясь, как развеселившийся гиппопотам, и, не обращая больше на нас внимания, двинулся в сторону Небожа, напевая свое "пирам — па — парам".

— Чему он так радуется? — поинтересовалась я, глядя ему вслед.

— Может быть, ста тысячам? — шепнул Мацек.

— Может быть, — повторила я. — В любом случае это очень подозрительно. — Я схватила Мацека за руку. — Давай за ним и не спускай с него глаз.

— Хорошо, — прошептал Мацек и поспешил за бородачом крадущимся шагом индейца, выслеживающего добычу.

Я осталась на месте. Мне хотелось посмотреть, что творится около приюта отшельника.